Иван Гончаров - Том седьмой: Очерки, повести, воспоминания
А был способен. Бывало, пришлют ему массу протоколов из губернского правления для подписания. Он сам слушал чтение их в правлении рассеянно. беспрестанно отвлекался, рассказывал членам новости, анекдоты, шутил. А в кабинете у себя, когда его домашний чиновник, проживавший у него чем-то вроде лягавой собаки, бегавший с разными поносками, и иногда postillon d’amour
1, станет читать подробно, он нетерпеливо вырывает у него бумагу и подписывает… «Я еще не дочитал, о чем протокол!» – заметит чиновник. «Хочешь, – скажу о чем?» – ответит губернатор и скажет. По одному намеку в начале273 протокола он знал, о чем говорится дальше, нужды нет, что в правлении слушал чтение в пол-уха.
Толпу просителей примет живо, бойко, разберет и отпустит в какие-нибудь полчаса. Осмотрит тюрьму, какой-нибудь гошпиталь – все это на ходу, мимоездом, до завтрака, а между завтраком и обедом делает или принимает визиты. Словом, снаружи дело так и кипело у него и около него, – и все-таки ничего нового, живого, интересного во всей административной машине не было. У него была тьма способностей, но жив, бодр, зорок и очень подвижен был он сам, а дело оставалось таким же, как он его застал.
Зато как он был представителен, présentable, по его выражению! Как красиво губернаторствовал в приемах у себя на дому, в гостиных у губернской знати, на губернаторских выходах в праздники или в соборе у обедни! Всякий в толпе, не зная его, скажет, что это губернатор. Когда он гулял один пешком по городу, незнакомые встречные снимали шляпу, узнавая в нем «особу». Он пуще всего дорожил представительностью и других ценил по тону, позе, манерам. Он представительность смешивал с добродетелью и снисходил, ради нее, к чужим порокам, а к своим и подавно, чувствуя себя présentable au plus haut degré. «Très présentable!»
1 – было у него высшей аттестацией нового лица.
Я сказал, что нового, живого в свое дело он не вносил: виноват. Он задумал ввести кое-что новое – именно прекратить «нештатные» доходы или поборы, о которых не мог не знать подробно. Excusez du peu!
2 Он уже не раз проговаривался об этом в обществе и наводил на коренных губернских служак пугливое недоумение. Те стали оглядываться и шептать между собою.
Мало-помалу замысел этот стал проявляться у него и на деле, пока еще тем, что он двух-трех «оглашенных» и частию уличенных в мелких поборах подчиненных призывал к себе и пригрозил им судом. Все встрепенулись.
К исполнению этого своего замысла он вздумал привлечь… меня!! Я у него, в качестве знакомого, до наступления осеннего сезона почти не бывал, заезжал только изредка,274 по настоянию Якубова, к губернаторскому подъезду в такие часы, когда Углицкого не было дома.
Все, что я говорю о нем, между прочим и вышеприведенный рассказ о разговоре его со Сланцовым, происходило зимой, когда я у него в доме близко ознакомился с ним и со всем его домашним бытом.
IX
Я собрался совсем ехать в Петербург и запасся рекомендательным письмом от управляющего удельною конторою – не помню теперь, к какому влиятельному члену удельного департамента.
Пока я собирался, делал прощальные визиты, губернатор вдруг прислал просить меня к себе. Я поехал. Он любезно встретил (опять не подавая руки), повел меня в кабинет и усадил рядом с собой на диване.
Он начал с того, что с юношескою болтливостью раскрыл предо мною, в мастерском рассказе, хронику служебных «доходов» всех и каждого в городе, между прочим и тех, кто чуть не ежедневно ездили к нему и принимали его у себя. Он не пощадил и своего секретаря, без которого он, как ребенок без няньки, не делал ни шагу. Целый день, и часто ночью, секретарь этот не отходил от него и чуть ли не спал в вицмундире. «Пожалуйте к его превосходительству», – то и дело звучало в его ушах. Чиновников особых поручений, даже до мелких канцелярских чинов, он тоже перебрал в ярком характеристическом очерке.
«Что же мне-то до этого за дело!» – думал я, слушая. Я знал почти все, что он говорил, да и весь город знал. Стоило только не зажимать ушей. Все находили, что так и должно быть – и не могли понять, отчего губернатор вдруг «взбеленился», откуда это пошло, кто «почал»; теперь сказали бы: по чьей «инициативе» началось.
А по инициативе того же самого секретаря, которого так живо расписал мне губернатор, нужды нет, что они друг без друга, как сиамские близнецы, жить не могли.
– Вот каков персонал моих помощников! – патетически заключил свой рассказ губернатор. Я молчал. – Согласитесь, что знать это и терпеть долее было бы с моей стороны не честно. Я хочу положить этому конец.275 – Это ведь значит положить конец самой системе! – робко заметил я, а сам подумал, что он года четыре уже «терпел» это.
– C’est juste, vous avez parfaitement, mille fois raison!
1 – подтвердил губернатор.
– Как же это сделать? – продолжал я. – Если вы удалите этих людей…
– Vous у êtes!
2 Их всех прочь! – вставил губернатор.
– …Тогда надо пригласить других: может быть, те то же станут делать?..
– Вы разве станете это делать? – вдруг спросил губернатор и сам же ответил: – конечно, нет.
– Я?! – с удивлением сказал я, даже встал с места.
– Именно вы! – перебил Углицкий, усаживая меня рукой на диван. – Я остановился на вас. Вы только что кончили курс в университете, готовитесь вступить в службу: чего же лучше, как начать ее в вашем родном городе, живя с своими?.. и т. д.
Он очень искусно развивал передо мной заманчивую картину службы при нем.
– Ваше воспитание, благородство, тон, манеры, знание языков дают вам все права и преимущества… – И пошел, и пошел, – «и свежий-то, и новый-то я человек, и новые взгляды» у меня и проч.
Почем он знал мое «благородство» и мои «взгляды» – бог его ведает! Вероятно, потому, что я казался ему «présentable». Он искусно воспользовался этими мотивами, чтобы склонить меня.
– Если это и так, как ваше превосходительство говорите, то позвольте напомнить французскую пословицу: «Одна ласточка не делает весны»…
– Вы да я – вот уже две, – живо перебил он, – найдем и еще, и мы перекукуем ночных птиц. Решайтесь? Да?
– Позвольте спросить, на какую должность вам угодно пригласить меня? – спросил я.
– Ба! Разве я еще не скатал? На место секретаря. Вы будете управлять канцелярией…
Я – юноша – едва не пожал плечами от удивления перед легкомыслием этого – чуть не старика.276 – Позвольте напомнить, – начал я, помолчав, – что я только что со школьной скамьи и никакими делами не занимался. Я совершенно неопытен. Как я могу управлять группой чиновников, уже служивших, опытных?.. Я мог бы, пожалуй, принять в губернии место учителя в гимназии, какого-нибудь инспектора уездных училищ, что-нибудь в этом роде, а дела губернской администрации мне вовсе незнакомы…
Здесь полился у него ряд доводов, построенных больше на софизмах, шатких предположениях… «Подайте прошение», – заключил он.
– У меня и аттестата еще нет, – отговаривался я. – Из Москвы послано в Петербург и еще не получено утверждение министра. Я не могу поступить на службу…
Он вскочил с места, и я встал.
– Так вот что мы сделаем, – горячо перебил Углицкий, – вы вступите в отправление должности с завтрашнего же дня, а когда получите аттестат, мы вас утвердим с этого числа.
«Эк загорелось! Ужели он все дела решает так проворно?» – думалось мне.
– Позвольте подумать, – защищался я, – посоветоваться с родными… У меня уже письма есть в Петербург от Андрея Михайловича… Я еще не знаю!..
Мне во что бы то ни стало хотелось отделаться от этого неожиданного предложения. Меня тянуло в Петербург. Родимый город не представлял никакого простора и пищи уму, никакого живого интереса для свежих, молодых сил. Словом, я скучал, а тут вдруг остаться и служить!
– Faites ça, je vous prie!
1 – нежно, певучим голосом упрашивал он меня, как балованный ребенок. – Вы до получения аттестата уже привыкнете и будете в делах как дома. Ведь это все пустое! – с презрением заключил он, указывая на груду бумаг на столе.
Я видел, что мысль заманить меня на службу гвоздем засела у него в голове. «Кто ему вбил этот гвоздь?» – думал я.
– А прежний секретарь, Добышев, разве покидает службу? – спросил я, вспомнив про него.277 – Как можно! Нет, он просится чиновником особых поручений при мне – он утомлен работой и часто болеет… Скажу вам откровенно – он и указал мне на вас, чтобы заменить его…
– Он! – сорвалось у меня восклицание удивления.
– Да, он! А что?
– Зачем это нужно ему?
Я задумался.
– C’est un gredin, si vous voulez, mais il est versé dans les affaires
1. Он и будет вначале помогать, руководить – и… я тоже! Вы поговорите с вашими, и завтра – милости просим на службу, в канцелярию! Да? Теперь до свидания. Кланяйтесь Петру Андреевичу.
