Эдит Уортон - Век невинности
«Так, выходит, слушание дела не переносится?» — продолжала допытываться Мэй с таким упорством, ей не свойственным, что кровь прихлынула к щекам Ачера. Он был явно смущен ее нетрадиционным поведением.
«Нет, но документы моего клиента пока еще не готовы», — ответил он, проклиная тот день, когда ему пришлось солгать Мэй относительно причины своей поездки в Вашингтон; он вспоминал, где ему приходилось читать о том, что умные лжецы приводят доказательства, а умнейшие — нет. Его не столько беспокоило то, что он сказал ей неправду, сколько ее старания не показывать, что она уличила его во лжи.
«Если я и поеду, то позже: тем лучше для твоей семьи», — продолжал он, стараясь прикрыть сарказмом свое смущение. Он почувствовал, что Мэй неотрывно смотрит на него, и взглянул ей прямо в глаза, чтобы она не подумала, что он избегает ее взгляда. На секунду их взгляды встретились, и, возможно, они прочли в глазах друг друга больше, чем хотели сказать.
«Да, тем лучше для нас всех, — весело согласилась она. — Ты ведь теперь можешь встретить Элен! Мама очень обрадовалась, когда ты пообещал это сделать».
«Я счастлив, что могу быть вам полезен!»
Карета остановилась, и когда Ачер сошел на мостовую, Мэй, наклонившись к нему, взяла его за руку и тихо сказала:
«До свидания, дорогой!»
Глаза ее казались небесно-голубыми и блестели, словно их застилали слезы.
Ачер повернул за угол и пересек Юнион-сквер, повторяя про себя, как заклинание:
«От Джерси до старой Кэтрин всего два часа езды! От Джерси до старой Кэтрин всего два часа езды, но может быть и больше!»
Глава двадцать девятая
Голубая карета Мэй, с которой еще не успели снять свадебные украшения, встретила Ачера у паромной переправы и благополучно доставила его на Пенсильванский вокзал в Джерси.
День был снежный и пасмурный и в здании вокзала горели газовые рожки. Ачер вышел на платформу и стал ждать экспресса из Вашингтона; он вспомнил, что кто-то рассказывал ему о том, что планируется построить туннель под Гудзоном, чтобы все поезда из Пенсильвании направлялись прямо в Нью-Йорк. Скорее всего, это был очередной прожект, подобный тем «чудесам тысячи и одной ночи», которые предусматривали строительство кораблей, способных пересекать Атлантику за неделю, и изобретение летающего аппарата, освещенного электрическим светом, и беспроводного телефона. В любом случае, в обозримом будущем это было вряд ли возможно.
«Мне все равно, когда реализуются все эти проекты, — думал Ачер. — Но почему бы им не поторопиться со строительством туннеля?»
В своих мальчишеских грезах он увидел, как мадам Оленская сойдет с поезда, немного усталая после дальней дороги, и он увидит ее лицо среди десятка чужих лиц. Потом он возьмет ее за руку и поведет к карете, и они медленно поедут на пристань по заледенелой набережной, заполненной телегами с грузом и экипажами, чьи возницы буду подхлестывать спотыкающихся лошадей и стараться перекричать друг друга. Затем они въедут на паром и проведут в молчании первые минуты, наслаждаясь близостью и одиночеством. И им покажется, что заснеженная земля, уплывающая вдаль, затмила собой солнце…
Ему хотелось столько всего сказать ей, но он не знал, с чего начать и как сделать речь свою красноречивой…
Вскоре раздался стук колес, и поезд медленно пополз к платформе, как сытый питон — в свое логово. Ачер начал пробираться сквозь толпу, усердно работая локтями и не сводя взгляда с окон поезда, мелькавших перед ним. Вагоны были приподняты высоко над землей, и ему приходилось задирать голову вверх. И вдруг он увидел бледное и взволнованное лицо мадам Оленской, и снова с ужасом поймал себя на том, что её нежные черты стерлись из его памяти.
Они встретились, и руки их соединились. Ачер долго не хотел их отпускать, но потом вынужден был сказать: «Что ж, идемте. Сюда, пожалуйста! Карета ждет нас».
После этого все пошло так, как Ачер предполагал. Он помог ей разложить вещи в карете, и сообщил, что ее бабушка выздоравливает, а Бьюфорт, наоборот, идет ко дну. Когда он поведал ей о его безнадежной ситуации, графиня мягко сказала: «Бедная Реджина!» Он был поражен этим проявлением гуманизма с ее стороны. Между тем их карета миновала здание вокзала и выехала на набережную. Мимо них проезжали телеги с углем, проносились испуганные лошади и медленно тянулись другие экипажи. Элен закрыла глаза, чтобы не видеть всей этой кутерьмы, и сжала Ачеру руку.
«Все же я так волнуюсь за бабушку!» — сказала она.
«Нет, нет, ей уже намного легче, — смотрите, Элен, наконец-то виден „просвет в облаках“! Скоро кончатся все эти лошади и повозки!» — воскликнул он, как будто это имело такое уж большое значение. Ее рука лежала в его руке, и когда карета спускалась на паром по сходням, он низко склонился над ней и снял плотно облегавшую ее коричневую перчатку. Затем он коснулся губами ее ладони, словно это была реликвия. Она слегка улыбнулась и убрала руку.
«Вы не ждали меня сегодня?» — вздохнул он.
«О, нет!»
«Я собирался отправиться в Вашингтон, чтобы встретиться с вами. Уже все было готово к моему отъезду, и мы спокойно могли разминуться в поездках!»
«О!» — воскликнула она, потрясенная тем, что они могли не увидеться.
«Представляете, я никак не мог вспомнить ваше лицо!»
«Не могли вспомнить мое лицо?»
«Я не то хотел сказать. Ну как мне вам объяснить? Всегда так происходит, когда мы с вами долго не видимся».
«О, да! Я знаю, знаю!»
«Так и с вами происходит нечто подобное?» — воскликнул он. Отвернувшись от него и глядя в окно, Элен кивнула.
«Элен-Элен-Элен!»
Она не проронила ни слова, и он тоже замолчал. За окном сгущались снежные сумерки. «Интересно, чем она занималась все эти четыре долгих месяца? — думал он. — Как мало мы, все-таки, знаем друг о друге!»
Драгоценные мгновения утекали, как сквозь пальцы, но у молодого человека из головы вылетело все, что он собирался ей сказать. Единственное, что ему оставалось, это размышлять о том, как они далеки и как близки. Об этом свидетельствовал тот факт, что они, сидя рядом, не могли смотреть друг другу в глаза.
«Какая превосходная карета! — воскликнула она, внезапно отворачиваясь от окна. — Она принадлежит Мэй, не так ли?»
«Да».
«Значит, это она прислала вас встретить меня? Как мило с ее стороны!»
Секунду он помедлил, а потом внезапно сказал:
«Секретарь вашего мужа встречался со мной в Нью-Йорке после того, как мы вернулись из Бостона».
В своей кратком письме Ачер намеренно не упоминал о визите мистера Ривьера, и он вообще не собирался ей о нем рассказывать. Но когда она напомнила ему, что они едут в карете его жены, молодой человек в отместку поведал ей об этом визите. Он решил проверить, будет ли у нее такая же реакция на Ривьера, как у него — на Мэй?
Но как обычно в тех случаях, когда он собирался вывести ее из равновесия, она отреагировала совершенно спокойно и, как ему показалось, совсем не удивилась. Из всего этого он сделал вывод, что мадам Оленская состоит с Ривьером в переписке.
«Так месье Ривьер навестил вас в Нью-Йорке?»
«Да, а вы разве не знали об этом?»
«Нет», — просто ответила она.
«Но, как мне кажется, вас это не удивило».
Элен колебалась несколько мгновений, а потом сказала:
«Но почему я должна удивляться? В Бостоне месье Ривьер рассказывал мне о том, что знаком с вами. Вы познакомились в Англии, не так ли?»
«Элен, я должен спросить у вас одну вещь».
«Да».
«Я хотел задать вам этот вопрос после встречи с ним, но не смог этого сделать в письме. Это Ривьер помог вам тогда бежать?» Его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Отнесется ли она к этому очередному вопросу с тем же спокойствием?
«Да, я многим ему обязана», — ответила она, и голос ее прозвучал ровно, не дрогнув.
Элен говорила так просто и естественно, что его сомнения сразу развеялись. Еще раз она дала ему понять в деликатной форме, что он напрасно завел эту старую песню.
«Думаю, вы одна из самых честных женщин, которых мне приходилось видеть!» — воскликнул он.
«Вовсе нет! Но, может быть, я чуточку поспокойнее их всех!» — ответила она, улыбнувшись.
«Называйте это, как угодно. И все же, на многие вещи вы смотрите точно так же, как они!»
«Ничего не поделаешь! Мне пришлось взглянуть в глаза Горгоне!»
«Но, к счастью, вы не ослепли и не превратились в камень! Вы убедились в том, что она — просто старая медуза, вот и все!»
«Она никого не ослепляет: но при взгляде на нее высыхают слезы!»
Очередной вопрос замер у него на устах: ответ поразил его своей глубиной. Паром медленно причалил к берегу и с глухим стуком ударился о груду якорных цепей. Карета покачнулась, и Ачер с мадам Оленской оказались совсем рядом друг с другом. Молодой человек весь затрепетал, ощутив прикосновение ее плеча и обвил рукой ее стан.
