Роберт Стоун - В зеркалах
«Джек Нунен. Миссис Джек Нунен. Что происходит? — думал Рейнхарт. — Скажи мне, Джек Нунен. Что все-таки происходит — независимо от обстоятельств? Кто вы такие и что, по-вашему, вы делаете, мистер и миссис Джек Нунен?»
Он опять отпил из фляжки и увидел, что на лице Нунена мелькнула досада.
— Да, — сказал он. — В тех обстоятельствах. Я понимаю.
— Зачем? Вот что ставит меня в тупик. Все это — весь день… только чтобы без конца меня унижать. Они… она… не знаю. Ее сапожки они оставили перед дверью спальни, и Бингемон велел негру отнести их — через тот кабинет, где я работал. А вечером, уже потом, они ее напоили в столовой, и я что-то сказал… И не о том вовсе, что происходило, боже упаси, а этот сукин сын киноковбой сказал, чтобы я не смел выражаться при даме. Моя жена… я не знаю — понимаете? А утром в воскресенье он провожает меня до машины и говорит, что прибавляет мне три тысячи долларов. Три тысячи! Только представьте себе!
— Это нелегко, — сказал Рейнхарт.
— А вам он прибавил? — быстро спросил Джек Нунен.
— Нет, — сказал Рейнхарт. — Мне — нет.
— Не знаю, Рейнхарт. Я не знаю, смогу ли я… вытерпеть. Я хочу сказать… Мальчик миссис Нунен… Я радиовещатель, понимаете?
— Послушайте, — сказал Рейнхарт, — почему вы не уйдете?
Нунен тупо посмотрел на него.
— Вы говорите, что это не для неженок. Вы правы. Это не для неженок. Вы мне это сказали, когда я явился сюда с улицы. Так почему вы не уходите? Вы же семейный человек, так? Вы хотите действия, но хотите и спокойного будущего. Как по-вашему, Бингемон даст вам пенсию? Вам нравится политика? И это — ваша политика?
— Да, отчасти. То есть я считаю себя… Конечно, немного экстремистская…
— Ну так почему же вы не уходите? — сказал Рейнхарт.
Внезапно муть исчезла из глаз Нунена, его губы настороженно сжались.
— Почему не уходите вы? — спросил он у Рейнхарта.
— Ну, — сказал Рейнхарт, — так ведь то я.
Звонок на углу письменного стола Джека Нунена зажужжал, и на панели вспыхнула красная лампочка.
Нунен улыбнулся. Уныния как не бывало.
— Сегодня не время для таких разговоров, дружище, — сказал он Рейнхарту. — Мы еще здесь, так поддадим жару.
— Ладно, — сказал Рейнхарт. — Пойдем и поддадим жару.
Он пожал плечами. Очко не в его пользу. Джек Нунен никуда отсюда не уйдет.
Они вошли в комнату, где пребывала дружественная пресса. Всего «друзей» было около десяти, и они, как заметил Рейнхарт, довольно точно делились на две категории в зависимости от своих взглядов — на «влажных» и «сухих». «Влажные» отличались естественной мужественностью внешнего вида; их пыл объяснялся избытком гормонов, что нередко проявлялось и в их статьях. Их лагерь был более профессиональным. «Сухие» были ороговевшими, ломкими людьми, чистыми, но пропыленными: возмущенные торговцы, воинственные лавочники с маленькими злобными лицами. Четверо «друзей» принадлежали к женскому полу — трое «сухих» в черном, чьи глаза горели горечью различных ужасных потерь, и одна пухлая старая дама с увеличенной щитовидкой, по-видимому «влажная». Все они принялись здороваться с Джеком Нуненом.
— Привет, Джек! Джек, милый! Мы сегодня зададим им перцу, Джек?
— Да, уж будьте спокойны, — сказал Джек и представил им Рейнхарта.
«Друзья» кивнули ему без особого интереса.
— Вы передаете ту музыку, — заметила дама со щитовидкой, презрительно глядя на него.
— Да, мэм, — сказал Рейнхарт.
Кудрявый «влажный», с тяжелым подбородком и нью-йоркским выговором, спросил его, правда ли, что Кинг Уолью обещал выступить.
— Он сейчас здесь, — сказал Рейнхарт с чувством. — Через несколько комнат от этого места, где мы с вами беседуем.
Глаза ньюйоркца увлажнились.
— Кинг Уолью! — одобрительно сказал кто-то из пожилых «сухих». — На таких людей можно положиться.
Нунен и Рейнхарт вышли в гостиную для персонала, где два молодых человека в полотняных костюмах изучали программу вечера; в одном из зеленых пластмассовых кресел сидела пожилая женщина с фотоаппаратом и проверяла его экспонометр.
— Как дела? — окликнул их Нунен.
— Очень хорошо, — ответили молодые люди.
— Насколько мы поняли, ваш шеф уделит нам время после пяти, — сказала женщина. — Это точно?
— Абсолютно, — сказал Нунен. — Будьте спокойны.
— Вы знаете, откуда они? — спросил Нунен у Рейнхарта в коридоре.
— Да, — сказал Рейнхарт. — Это написано на их сумках. Они что же, собираются поместить Бингемона на обложку?
— Не в ближайшую неделю. Но они придут вечером, понятно. И хотя я ничего хорошего от них не жду, помещать их к врагам я не хотел. Они — великие толкователи, если вы понимаете, что я хочу сказать, и восхищаются силой.
Кабинет Бингемона был насыщен запахом бурбона и тревоги. Люди в легких костюмах бродили среди трофеев — приунывшие, полные тайной радости, просто пьяные. Фарли-моряк беседовал с Орионом Бёрнсом — благолепно и настороженно. Калвин Минноу скользил по комнате, словно выискивая мух себе на завтрак[94]. Мэтью Бингемон то и дело хлопал по спине Джимми Снайпа — вид у того был самый несчастный. Адмирал Бофслар раскинулся на пластмассовом диване в объятиях каких-то приятных грез. Генерал Тракки критически рассматривал охотничьи сцены на стенах.
Рейнхарт, который последовал было за Нуненом по краю комнаты, вдруг увидел Кинга Уолью. Нелепость, подумал он, безумие. В первом кинофильме, который он видел в своей жизни — лет двадцать пять тому назад, — Кинг Уолью играл главную роль; с тех пор перед его глазами тысячу раз мелькало изображение этого худого загорелого лица. И теперь оно возникло перед ним во плоти — с чуть обвисшими щеками, с еле заметной желтушной желтизной в глазах, с выражением странного неудовольствия, словно он был Джоном Кэррадайном или Бартоном Маклейном[95].
— Кинг, — нервно сказал Нунен, — вы, кажется, не знакомы с Рейнхартом.
Рейнхарт решил попросту обойти его, опираясь на теорию, что кино на своем месте вещь необходимая и полезная, но к жизни, какая бы она ни была, отношения не имеющая. Это было все равно что увидеть Сидни Грин-стрита[96] в твоем номере гостиницы.
— А-а, — протянул Кинг Уолью, — а, ты диск-жокей.
Черт, подумал Рейнхарт, что делать? Разбить стул о его башку? Это никогда не получалось.
— Привет, — сказал Рейнхарт.
— Привет? — возмутился Кинг Уолью.
— Да, — сказал Рейнхарт. — Привет. Разве вы не Кинг Уолью?
— Кинг Уолью, — объявил Кинг Уолью. — Не запустить ли нам немножко музычки на этой сраной станции?
— Ни под каким соусом.
— Ага, — сказал Кинг с широкой улыбкой. — Циник.
— Ну. Мистер Уолью, вы же видите, что творится в мире.
— Паршиво, да?
У Рейнхарта мелькнула мысль, что актер может заехать ему в нос за намек, что в мире паршиво. Но тут Джек Нунен вдруг решил вырваться на свободу. Уолью завалил его, как телка на родео.
— Малыш, — доверительно шепнул актер, поймав Нунена за лацкан. — Как там твоя женушка?
— А, прекрасно, Кинг. Прекрасно.
— Это прекрасно, — сказал Кинг. — Знаешь, она упругенькая в этих своих бриджах. Хорошо скачет. — Он игриво закатил глаза на публику.
— А как же, — сказал Джек, — она… она давно этим занимается.
Кинг Уолью громко рассмеялся и ущипнул Джека Нунена за щеку.
— Джек говорит, что его женщина давно этим занимается и потому она хорошая наездница, — объяснил он Рейнхарту.
Рейнхарт вежливо улыбнулся. Лицо Кинга Уолью опять приняло недовольное выражение.
— А ты, дружок? Ты женат?
— Нет, — сказал Рейнхарт. — Я за женщинами не гоняюсь.
— Не гоняешься за женщинами? Так ты, верно…
К ним подошел Мэтью Бингемон с полным стаканом виски — больше не замечая Джимми Снайпа, который брел за ним, весь красный и вспотевший.
— Черт возьми, — сказал Бингемон. — Цепляешься к моим ребятам, Кинг?
— Что у тебя за артель, Бинг? Сплошь педерасты и циники.
— Ни черта подобного. Ребята — чистое золото. Они тебя, наверное, разыгрывали.
— Педерасты и циники, — сказал Кинг Уолью. — Я пошел в спортивный клуб, залезу в сауну.
Они обнялись, как два ковбоя на развилке дорог в Симарроне.
— Не пропусти сегодняшнего предприятия, слышишь? — сказал Бингемон. — Ну что? — Он повернулся спиной к Снайпу и обратился к Рейнхарту и Нунену: — Как вы, парни?
— Бингемон, — говорил Снайп, — вы дали мне обязательства, и я хочу, чтобы вы их выполнили. Вы же использовали мою организацию в наших общих целях, и у вас есть обязательства по отношению ко мне.
— Вы готовы, Рейнхарт? — спросил Бингемон. — Вы готовы насвистеть нам нынче вечером «Дикси»?[97]
— Конечно, — сказал Рейнхарт.
