Джим Томпсон - На хвосте Техас
Глава 4
Один из худших в мире поездов, а по твердому убеждению многих вообще самый плохой — это тот, который ходит из Оклахома-Сити в Мемфис. Ресторана в нем нет и в помине. Вагоны — наследие времен, предшествующих Первой мировой войне, напрочь лишенные каких-либо удобств, даже кондиционеров. Расписание — сплошной смех и грех, плод упорных трудов, вышедший из-под пера писателя-юмориста. Частые и долгие задержки объясняются самыми разными причинами: налетом шайки Джесси Джеймса, внезапно возникшим желанием машиниста и обслуги состава поохотиться или поудить рыбу, а то и похоронами пассажиров, севшими сдуру на этот поезд и умершими в пути от старости.
Большинство из тех, кто на нем все-таки ездит, делают это по причине крайней необходимости. Остальные же, за редкими исключениями, являются шизофрениками, воспринимающими дискомфорт как стоицизм, а страдания в пути как незабываемые ощущения. Митч же сел на этот поезд потому, что он должен был вот-вот отправиться из Оклахома-Сити, а ему надо было как можно скорее выбраться из этого города.
В то время Митч чувствовал себя необычайно подавленным, так как только что выгнал с работы свою помощницу. Он всерьез опасался, что если еще хоть немного побудет вблизи нее, то раскиснет и вновь предложит ей место ассистентки. А это наверняка ничем хорошим для них обоих не кончилось бы.
Казалось бы, она как нельзя лучше подходила на роль его помощницы. В прошлом модель и актриса на захудалых подмостках, ее выучки и внешнего обаяния с лихвой хватило бы и на двух женщин. И, собственно говоря, все бы ничего, кроме одного — ее тяги к спиртному. Сначала это не бросалось в глаза — видимо, она изо всех сил пыталась сдерживаться. Но шила в мешке не утаишь, и эта ее слабость начала проявляться все в большей и большей степени.
Митч пытался журить ее по-отечески. Затем стал бранить не на шутку. Дошло до того, что как-то в сердцах отшлепал по заднице, всячески доказывая потом, что в ее возрасте подвергнуться такому наказанию — сущий позор. Ничего не помогло. Она продолжала водить его за нос, оказываясь пьяной вопреки обещаниям, именно в тот момент, когда он больше всего в ней нуждался.
Наконец до Митча дошло, что она просто не может с собой ничего поделать и что ради ее же блага, да и его тоже, ей лучше держаться от него подальше.
Последовали горькие рыдания, слова о разбитом сердце, и Митч сам чуть было не пустил слезу. Оставалось только одно, что он мог сделать, и Митч так и поступил — вскочил в первый же попавшийся поезд, лишь бы поскорее выбраться из города.
Возможно, ему удалось уснуть из-за страшной усталости — как-никак две ночи подряд он со своей теперь уже бывшей ассистенткой провел за игрой в кости. Или же просто забылся в дреме, дабы скоротать свое пребывание в столь ужасном вагоне, похожем на ночной кошмар. Как бы то ни было, но солнце уже зашло, когда Митч полностью проснулся и обнаружил рядом с собой рыжеволосую девчонку. Ее одежонка явно была куплена по дешевке на распродаже, она сидела и ела какую-то ужасную снедь из бумажной сумки.
Девушка резко обернулась и посмотрела на него такими пристальными и холодными глазами, каких он никогда еще не видел. Внезапно Митч охватил все сразу — ее глаза, волосы и все прочее и увидел вдруг, какой она может быть. А еще в то же самое время понял, каким сам предстал перед нею — небритым, невыспавшимся, потным, в мятом костюме и запачканной гарью от локомотива рубашке.
Рыжеволосая продолжала его оценивать, вникая, кажется, во все детали, затем на ее лице появилось выражение симпатии.
— Подкрепитесь, — предложила она, протягивая сумку. — Вам сразу станет лучше.
Митч отказался наотрез, заявив, что чувствует себя просто прекрасно, но Рыжую провести было не так-то просто. Она заявила, что ее отец частенько бывал в таком состоянии и ему всегда становилось легче после того, как ма угощала его остывшей картошкой и кукурузной лепешкой.
Митч пожевал самую малость, чтобы ее не обидеть. Через вагон прошел проводник, принимая заказы на ленч на следующей остановке, чтобы заблаговременно передать их по телеграфу в станционный буфет. Однако девушка вцепилась в руку Митча, когда он полез в карман за бумажником.
— Они дерут целый доллар за предварительный заказ! Вы здорово сэкономите, если закажете прямо на станции.
— Но ведь...
— Да вы что?! Выбросить денежки на ветер и потом свистеть в кулак? Это все равно что нанять носильщика, когда можно нести вещи самому.
Вероятно, она не в курсе, что весь багаж Митча состоял из билета на проезд. Рожденная и выросшая в местности, где даже воды не хватало, в деревне, где чуть не дохли с голоду во время частых засух, а в лучшие времена перебивались на кукурузной болтушке, эта девушка многого не знала. Но зато ей хорошо был знаком — ой как хорошо! — тип безработного пьянчужки, у которого ни кола ни двора, и таких она безошибочно распознавала с первого взгляда.
— Утром ты себя почувствуешь лучше, — пообещала Рыжая, переходя на «ты», и потрепала его по руке.
Она продолжала говорить, явно пытаясь развеселить Митча, о бесконечных бедах ее па и жалком существовании в связи с этим всей семьи. Какое-то время все шло едва ли не прекрасно, когда оба ее старших брата пошли в армию и стали присылать часть своего жалованья. Но братья, к сожалению, унаследовали папин талант — самим себе создавать трудности и вскоре довели себя до гибели по собственной же дурости. Поэтому не стало не только денег из причитающегося им жалованья, но и вспомоществования, выплачиваемого в таких случаях семьям умерших.
Конечно, все домашние, когда могут, работают на чужих полях, однако надо же и собственную землю обрабатывать. Но если она не родит и четверти снопа с акра, что тогда прикажете делать? Особенно если надо прокормить целую ораву едоков.
— Я работала в библиотеке, пока ее не закрыли, в лавке, пока она не прогорела, на выдаче телефонных жетонов, пока меня не сократили, — продолжала рассказывать девушка. — Людей у нас становится все меньше и меньше: наши края покидают все, кто только может. Но па опять болеет, а ма снова беременна, — в ее голосе прозвучала нотка горького отчаяния, — а там у них, по крайней мере, есть где жить, дом и...
Тогда семья решила послать ее в Мемфис. Рыжей надо было немедленно найти работу и высылать часть денег домой.
— И не думай, что я ее не найду, — провозгласила она, упрямо задрав подбородок. — Уф, ну а ты чем промышляешь, как там тебя?..
— Митч, сокращенное от Митчелла. А ты не возражаешь если я буду называть тебя Рыжей?
— С какой стати мне возражать? А что скажешь насчет того чем ты занимаешься, Митч?
Он решил быть с нею откровенным — она казалась из тех кому можно с полным правом довериться.
— Я — игрок.
— Ох, сдается мне, тебе не слишком-то везет, не так ли?
— А что, если я скажу тебе, что совсем наоборот? Что у меня есть способы выигрывать почти все время?
— Я бы ответила, что иначе и быть не может, — твердо заверила она. — Если не умеешь выигрывать, то незачем и играть. Но раз уж ты такой хороший игрок, то почему...
Он кратко объяснил ей почему, дав в порядке доказательства мельком глянуть на содержимое своего бумажника. Но результат оказался не тот, на который он рассчитывал.
— Выходит, ты наврал мне с три короба? — Ее глаза зажглись гневом. — Сидел здесь и вешал мне лапшу на уши, что выпивал, потерял работу, что у тебя нет даже...
— Ты что, спятила? Да я не говорил ничего подобного!
— Зато ясно дал понять — а это то же самое! Пока я старалась быть доброй к тебе, ты делал из меня дурочку.
Митч спросил: не хочет ли она, чтобы он пересел на другое место? Рыжая отрицательно покачала головой.
— Уф, со врунами всегда так. Сначала они врут, а потом удирают.
— Я могу дать тебе работу, Рыжая, — сказал он. — Ты заработаешь кучу денег и...
— Хватит заливать! Я знаю, какую работу ты мне предложишь.
— Нет, на самом деле...
— Замолчи!
И Митч умолк. В вагоне с приближением ночи сильно по холодало, и он закрыл все окна поблизости. Затем, скорчившись на сиденье, попытался плотнее запахнуться в пиджак.
Рыжая подчеркнуто демонстративно открыла свой чемодан. Покопавшись в нем, вытащила что-то мешковатое и начала наворачивать на себя. Наконец, обеспечив себе некий комфорт, высокомерно глянула на Митча.
— Вот видишь, ты тоже мог бы находиться в тепле, если бы не врал.
— Со мной все в порядке, — заверил Митч. — Это одеяло понадобится тебе самой.
— Одеяло?! Да это же мое пальто, типун тебе на язык!
Она негодующе повернулась к нему спиной. Какое-то время тянулось обиженное молчание, но затем девушка засмеялась:
— Я вот подумала, что оно и впрямь смахивает на одеяло, а что? Ладно, садись ближе, забирайся под полу.
Холод — не тетка, пришлось придвинуться к девушке так, что они оказались почти лицом к лицу. Освещение в вагоне начало тускнеть, и наконец свет совсем погас. Через некоторое время в окно заглянула луна, и Рыжая не замедлила сообщить, что они здесь как в постели, ведь верно?
