KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Классическая проза » Михаил Козаков - Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы

Михаил Козаков - Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Михаил Козаков, "Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

С пролетки быстро, но осторожно, соскакивает человек в черном клеенчатом картузе, на костылях.

— Старик, бери мой саквояж!

Так же быстро, как и соскочил, он, выбрасывая далеко вперед единственную ногу, прошел в вестибюль.

Яков следом за ним принес легонький саквояжик и с обычным — не умиравшим в этом старом швейцаре гостиницы — любопытством посмотрел на приехавшего.

У инвалида было бритое продолговатое лицо, с коротким, точно срезанным подбородком, влажный подвижный рот с узкими, падающими книзу губами, и остро светящиеся глаза неуловимого сейчас цвета, точно они были из мелких отдельных переплетенных кусочков — мозаичны.

Крупная горбинка на носу — как мушка на ружье — словно устанавливала прицел для этих внимательно бегающих глаз. — Старик, давай номер! Но только самый лучший, какой

есть у Абрама Нашатыря…

— Сию минуту, господин! (Старик по-прежнему величал так приезжавших.) Четырнадцатый, пожалуйста, — два с полтиной в сутки.

— Хоть пять!… Нашатырь спит, а?

— Спит. Изволите знать их? — спросил с нарастающим любопытством старый швейцар.

— Как будто бы… — усмехнулся весело приехавший. — Ну,

показывай номер.

— Сию минуту. Паспорт прошу… Можно и завтра, конешно, только, может, милиция с обходом ночью придет.

— Не дури, старик, я тебе говорю… Насчет паспорта — это мы завтра с хозяином. Куда? Наверх?

В сопровождении старика он начал подыматься по лестнице, мерно постукивая своими костылями.

Когда старик, включив в номере свет, собирался уже уходить, приехавший веселым и довольным голосом сказал ему: — Я проснусь не раньше двенадцати: чтобы подали мне сюда воду для бритья и кофе с хорошими булочками. Я вижу, что у твоего хозяина лучшая гостиница, чем те вонючие гуси, которых он подсовывал на базаре… Ну, катись,

старик!…

Он, усмехаясь, запер за швейцаром дверь на ключ. Старик медленно побрел вниз, в свою каморку, — теперь можно и ему поспать до утра.

Перед глазами живое, с дерзкой горбинкой лицо инвалида, упрямый, смеющийся голос, так легко упоминавший имя крутого хозяина — Абрама Натановича, и — всего лишь легонький потертый желтый саквояж.

Ох, может быть, следовало старому Якову сейчас же потребовать от приезжего все и всех разъясняющий паспорт?… Может быть, будет сердиться Абрам Нашатырь, что не разбудил его Яков, чтобы сломить упорство непонятно почему так загадочно посмеивавшегося и не желавшего отдать свой паспорт приезжего инвалида?…

Старик осмотрел еще раз запоры у парадной двери, выключил всюду свет и направился к своей постели: к узенькому сундуку в бывшем чулане.

Утром старый швейцар рассказал Абраму Нашатырю о приехавшем ночью пассажире и добавил:

— Полагаю, Абрам Натанович, паспорт у него обязательно, как проснется, взять нужно. Посмотреть на вещички кажного, поймать его глаз, паспортишко притом сравнить с глазом, -и весь человек тут!

— Что, он называл мою фамилию и мое имя? — спросил Нашатырь.

— Два раза и в тошности, Абам Натанович. Тольки не в том дело, я думаю. Что фамилия? Фамилию кажный дурак мог сказать, не то что извозчик… Фамилия известная ваша. А почто ему про прежние дела ваши вспоминать надо было? Гуси, говорит, у его вонючие были, а гостиница, говорит, по всему видать, — очень даже настоящая. Сказать бы — злость у человека или зависть даже, так нет: голос у него веселый очень, хоть нога, примечайте, одна только… Во! — Молодой? Старый?

— Годов не больше как за тридцать, думаю. И бритый притом. И саквояжик при ем легонький — словно только в баню с им итти, — повторил свой рассказ старик. — Воду, говорит, мне — чтоб побриться, значит, — и булочки, говорит, с кофе-ем: не то — жулик, не то — ентиллигентный даже комиссар… Ей-богу! Вот кофей. Что кофей? Неуважение есть к чаю и горячий напиток тоже. И больше ничего. А вот примечайте, кто кофей спрашивает? Помню я случай такой… Но Абрам Нашатырь его уже не слушал. Он вышел в раздумье на крыльцо, сдвинув на лоб свой примятый полотняный картуз (острей и резче как будто стало теперь долотце седенькой бородки) и засунув оба больших пальца за ремень потерявших спереди по одному ушку подтяжек. Остальные пальцы на обеих руках медленно шевелились, как черви.

Мимо дома проходили к базару нищие, торопившиеся занять там наиболее выгодные и удобные места — у мясного и рыбного рядов, где булынчугские хозяйки всегда жертвовали убогим и калечным остававшуюся при покупке мелкую сдачу. Нищие ковыляли туда, торопились, не рискуя задержаться со своей обычной просьбой возле прохожих.

И никто из них не рискнул бы также остановиться теперь и у дверей гостиницы на Херсонской, ибо хорошо знали булынчугские убогие и калечные, что ни отрезанной рукой, ни утраченным глазом, ни дряхлым старческим телом не вымолишь помощи у такого угрюмого человека, как Абрам Нашатырь.

Хорошо знали это убогие и калечные! Но, проходя мимо, по привычке пригибали спины и роняли скомканное приветствие стоявшему на крыльце человеку. И он ничего не отвечал им, и негнущийся, упавший в одну точку взгляд его из-под сдвинутого на лоб примятого картуза отвечал на приветствия знакомым безразличием стеклянно-серых тяжелых глаз.

И удивился и почти оробел старый безногий еврей-нищий, когда в ответ на свое неуверенное приветствие: «Доброго дня вам, реб Абрум…» — Абрам Нашатырь вдруг вынул руки из-за ремня подтяжек и кивнул ему: — Подойди!…

Нищий приблизился и приподнял свой картуз. Абрам Нашатырь вынул из кармана пятак и подал его еврею. — Когда окончится базар, приходи еще раз… Может быть, я тебе еще дам гривенник… Может быть!…

Костыль в руках старика заволновался, а слова поспешной благодарности стали мокрыми от выступившей на губах слюны.

Старик искренно был взволнован: получить у Абрама Нашатыря, — о, это значит, что в этом доме случилось что-то особенно важное и радостное!… Старый калека верил, что только радость толкает людей к щедрости…

И он заковылял, радуясь сегодняшнему успеху, к сулившему копейки базару.

Там, у мясных лавок, он встретил такого же старого, но полуслепого приятеля-нищего и не мог скрыть от него сегодняшней удачи возле большой гостиницы на Херсонской.

— Шолом, — сказал он, — я получил у Нашатыря пятак и обещание получить после обеда еще гривенник. Шолом, что ты скажешь: наверно, у этого блутцапера [Блутцапер — кровопийца.] случилась большая радость?…

— Или беда, Лейзер, — замигали мутные глаза нищего. — Не всякий пятак дают с одинаковым сердцем нашему брату.

— Дают, Шолом, потому что жалеют. Может быть, и он сегодня пожалел.

— Может быть…

— Может быть, Шолом, у него в кармане теперь так много рублей, что пятак сам из кармана просится?…

— Это так, — мигал полуслепыми глазами нищий. — Но только часто блутцаперы дают нашему брату потому, что себя жалеют… Что такое нищий, Лейзер? — Обиженный человек. Сунуть тебе да мне подачку, — это значит немного выслужиться перед Богом. А когда вспоминают Бога? — Когда он может отвести от тебя какую-нибудь беду, Лейзер! Богу платят в тысячу раз меньше, чем он может сохранить в чьем-либо кармане. И когда это выходит, так Бога считают дешевым, — не меньше, чем калеку!…

— Ты рассуждаешь, как ученый еврей, Шолом, а ученые не доверяют людям.

— Я не доверяю людям, Лейзер… Может быть, может быть, — покачал калека головой, — пойди к Нашатырю, если он обещал тебе гривенник… Гривенника в этот день старик не получил: он пришел за

подаянием в гостиницу, но встретившийся Абрам Нашатырь почти вытолкнул калеку за дверь:

— Иди к своему Богу, — меня он не кормит что-то…

— Да отведет он от вас всякую беду, реб Абрум…

— Если б так, я дал бы тебе еще три пятака!… Уходи со своим Богом…

Это было тогда, когда знал уже Абрам Нашатырь, кто въехал ночью в самый дорогой четырнадцатый номер его гостиницы «Якорь».

Когда оттуда раздался звонок, — это означало, что приезжий требует, как условлено было, горячей воды для бритья, а потом и кофе с булочками, — Абрам Нашатырь, отстранив прислугу, направился туда сам.

Постучал в дверь.

— Ну, ну!… — раздалось из комнаты.

Абрам Нашатырь распахнул дверь и остановился у порога.

— Так я не ошибся, когда мне сказали?! — пробормотал он, увидев стоявшего у рукомойника человека. — Только я думал, что ноги…

— Здравствуй, брат… Здравствуй! — быстро подскочил с костылем приезжий. — Совсем не грешно родным людям поцеловаться, а?…

Он обнял размашисто Абрама Нашатыря и, заглядывая со смешком в его глаза, громко поцеловал его…

— Нёма, — сказал Нашатырь, закрыв за собой дверь, — но почему одна нога?…

— Чтобы ты меня сразу не узнал… и потом — легче!… — рассмеялся приезжий. — Ноги уже пять лет нету: помнишь, — когда я уезжал… Не помнишь?…

— Помню, — тихо сказал Абрам Нашатырь. — Только я думал…

— Что я тогда не выживу? Нет, Нёма-таки живучий у тебя брат… Один брат, и чтоб того не стало?! Бог милостив!…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*