Рода Броутон - Нашла коса на камень
— Впрочемъ, я вижу въ чемъ дѣло, — говорятъ Бернетъ; — это все сестра. Право вамъ не слѣдуетъ позволять ей злоупотреблять вашей добротой и давать вамъ порученія.
— Ошибаетесь. Миссъ Бернетъ спитъ. Я пришла по собственному побужденью.
— Право! — сказалъ онъ все съ тѣмъ же вѣжливо-выжидательнымъ выраженіемъ.
— Я пришла сказать, что не намѣрена… не желаю лишать васъ всякихъ житейскихъ удобствъ.
— Увѣряю васъ, что вы ни въ чемъ подобномъ не повинны.
— Невозможно, вы сами поймете, что для меня невыносима мысль, что я изгоняю васъ изъ собственной гостиной.
— Это для меня не лишеніе. Мнѣ здѣсь прекрасно.
— Мнѣ казалось, — говоритъ Джильяна слегка обиженнымъ тономъ, — что прежде, до моего пріѣзда, вы всегда проводили время на верху.
Онъ едва замѣтно пожимаетъ плечами.
— Это просто потому, что сестра не любитъ сидѣть одна.
Минутная пауза.
— Во всякомъ случаѣ,- съ усиліемъ продолжаетъ Джильяна, пытаясь впасть въ прежній, самоувѣренный тонъ, отъ котораго она отвыкла за послѣднее время, — во всякомъ случаѣ, лучше было высказаться. Чтобъ упростить вопросъ, я теперь буду проводить вечера въ своей комнатѣ.
— Я долженъ просить васъ ничего подобнаго не дѣлать… Зачѣмъ вы непремѣнно хотите возобновить нашъ старый споръ? Развѣ мы не условились, что, съ цѣлью облегчить по возможности ваше невозможное положеніе, будемъ тщательно избѣгать всякихъ лишнихъ встрѣчъ. Зачѣмъ же, ради самого неба, теперь, когда двухъ дней еще не прошло, намъ измѣнять порядокъ, который одинъ только и мыслимъ при настоящихъ обстоятельствахъ?
Она упрямо качаетъ головой и говоритъ кротко, но рѣшительно.
— Несправедливо думать, что человѣкъ, разъ сдѣлавшій вамъ зло, вынужденъ сдѣлать его вамъ и въ другой. Неужели тому, что мое общество было, къ несчастью, навязано вамъ обстоятельствами, я вынуждена сознавать, что нарушаю порядокъ вашей ежедневной жизни?
— Ничего подобнаго нѣтъ, — обрываетъ онъ ее. — Позвольте повторить вамъ сказанное въ началѣ разговора: «мнѣ здѣсь прекрасно».
— Въ такомъ случаѣ, мнѣ остается только извиниться, что напрасно задержала васъ, — говорить она съ легкимъ поклономъ, поворачивается и уходитъ быстрыми шагами.
Въ гостиной все по старому. Джильяна становится у камина и прислоняется лбомъ къ мраморной доскѣ его; она не мѣняетъ своей позы, когда, спустя нѣсколько времени, отворилась дверь. Вѣрно, лакей пришелъ убирать со стола. Только при звукахъ голоса миссъ Бернетъ, Джильяна поднимаетъ голову.
— А! вотъ и вы, — ехидствуетъ старая дѣва. — Я знала, что рано или поздно мы вынудимъ васъ голодомъ придти къ намъ.
— И были правы, — спокойно отвѣчаетъ ея брать.
— Пожалуйста, чтобъ такихъ дурачествъ больше не было, — сказавъ это, любезная сестрица поворачивается на другой бокъ и засыпаетъ.
Джильяна съ удивленіемъ взглядываетъ черезъ плечо на опекуна, а онъ спокойно раскладываетъ на столѣ книги, принесенныя изъ кабинета. Черезъ нѣсколько минутъ она, безъ шума, отходитъ отъ камина и, взявъ свой брошенный романъ, спокойно усаживается неподалеку отъ него. Онъ не поднимаетъ глазъ. Легче было бы заговорить, еслибъ она могла встрѣтиться съ нимъ взглядомъ; какъ бы то ни было она рѣшается.
— Благодарю васъ, — говоритъ она тихимъ, робкимъ голосомъ. — Я вамъ очень благодарна.
Онъ отвѣчаетъ только легкимъ наклоненіемъ головы. У нея не хватаетъ болѣе мужества нарушить такое упорное молчаніе.
* * *Холодно и скучно тянется жизнь Джильяны Латимеръ, рѣзкій контрастъ представляетъ она съ ея прежней дѣятельной жизнью въ домѣ дяди. Здѣсь никто не спрашиваетъ ея совѣта, слуги не ждутъ отъ нея приказаній, — все шло бы по заведенному порядку и безъ нея. Роль ея въ этомъ домѣ чисто пассивная. Жаловаться ей, собственно говоря, не на что. Ея роскошная маленькая гостиная, ярко освѣщенная и хорошо отопленная постоянно, какъ будто ожидаетъ посѣтителей. Собственный экипажъ всегда стоитъ у подъѣзда. Бывать она можетъ гдѣ хочетъ, у себя принимать кого пожелаетъ, стѣсненій никакихъ, но тоска такъ и гложетъ ее. Отношенія къ опекуну остаются прежнія, а между тѣмъ случаи даютъ ей возможность убѣдиться, что и этотъ медвѣдь, при случаѣ, можетъ быть любезенъ. Дѣвицы Тарлтонъ являются съ визитомъ въ Джильянѣ, по просьбѣ миссъ Бернетъ остаются завтракать, знакомятся съ докторомъ, который относится къ нимъ чрезвычайно любезно, особенно къ старшей, живой и свѣтской дѣвушкѣ. Въ теченіе всего завтрака, они усердно поддерживаютъ легкій, но не лишенный остроумія разговоръ, и такъ имъ увлекаются, что Софья забываетъ доѣсть желе, а Бернетъ не слышитъ, что часы пробили половину перваго. Только замѣчаніе сестры, что онъ опоздаетъ въ больницу, заставляетъ его, наконецъ, скрѣпя сердце, оторваться отъ пріятнаго общества веселой миссъ, которая, въ свою очередь, отъ него въ восхищеніи.
— Да вы смѣялись надъ нами, — говоритъ она Джильянѣ,- онъ истый джентльменъ — Развѣ я когда-нибудь говорила, что онъ не джентльменъ? — восклицаетъ она.
Между тѣмъ, Бернетъ, со дня того достопамятнаго разговора на порогѣ кабинета, проводитъ всѣ вечера въ гостиной, что, впрочемъ, насколько ихъ не оживляетъ, такъ какъ онъ ни на минуту не отрывается отъ книги. Вотъ, одинъ изъ многихъ такихъ вечеровъ. Докторъ прилежно читаетъ у стола, Джильяна, сидя противъ него, перебираетъ груду брошюръ. Видъ ея оживленнѣе обыкновеннаго. Миссъ Бернетъ, къ удивленью присутствующихъ, не спитъ. Въ половинѣ десятаго она встаетъ и направляется къ двери. Тщетно братъ и гостья убѣждаютъ ее посидѣть съ часокъ, старая эгоистка остается непреклонной. Съ минуту, Джильяна стоитъ въ нерѣшимости, не зная уходить ли ей, или оставаться. Наконецъ, возвращается на прежнее мѣсто: не ложиться же въ такую рань. Нѣсколько минутъ длится молчаніе, не нарушаемое даже храпѣньемъ, этимъ постояннымъ занятіемъ миссъ Бернетъ, когда она бодрствуетъ. Казалось все идетъ попрежнему, но по сознанію обоихъ нѣмыхъ актеровъ этой сцены положеніе радикально измѣнилось, съ исчезновеніемъ полусонной дуэньи. Чувствуется какая-то неловкость. Къ довершенью всего, докторъ поймалъ пристальный взглядъ Джильяны, устремленный на него, и въ свою очередь вопросительно посмотрѣлъ на нее.
— Извините, — говоритъ она не безъ смущенія, — но я задавала себѣ вопросъ, отчего вы тогда заткнули себѣ уши?
— Какъ? — говоритъ онъ испуганнымъ голосомъ. — Вы это замѣтили? А какъ вы думаете: «она» тоже замѣтила? — прибавилъ онъ, слегка кивая на стулъ, который за нѣсколько минутъ занимала сестра его.
— Не думаю, — отвѣчаетъ Джильяна.
— Она все время смотрѣла въ огонь. Впрочемъ, это было излишнею предосторожностью: разговоръ нашъ не помѣшалъ бы вамъ; мы почти цѣлый часъ не говорили ни слова.
— Вы ошибаетесь! — восклицаетъ докторъ. — Это нисколько къ вамъ не относилось, какъ могли вы вообразить что-нибудь подобное? Чѣмъ больше вы говорите, тѣмъ мнѣ пріятнѣе. Дѣло въ томъ, что у бѣдной сестры моей привычка… храпѣть; стыдно сказать, но звукъ этотъ страшно меня волнуетъ, если я читаю что-нибудь, требующее мало-мальски напряженнаго вниманія. Я не въ силахъ сосредоточиться, все прислушиваюсь и жду повторенія.
— Неужели? — прерываетъ его Джильяна. Какъ я рада! То же бываетъ и со мной.
Оба тихо смѣются.
— Право? — оживленно откликается Бернетъ. Но вдругъ въ немъ происходитъ обычная перемѣна. Онъ отодвигаетъ свой стулъ дальше, точно будто холодный вѣтеръ ворвался въ комнату.
— Я долженъ васъ благодарить, — заговорилъ онъ прежнимъ тономъ, — за то, что вы обратили мое вниманіе на глупую привычку, слѣдуетъ попытаться отдѣлаться отъ нея.
Джильяна не отвѣчаетъ, она совсѣмъ растерялась отъ этого рѣзкаго перехода въ прежній тонъ.
— Вы чѣмъ-то заняты, — говоритъ онъ, очевидно желая поддержать разговоръ, и указываетъ глазами на брошюры.
— Это изданія общества трезвости, — отвѣчаетъ Джильяна, передавая ему нѣсколько штукъ черезъ столъ. — Не знаю, сочувствуете ли вы этому движенію?
Онъ пересматриваетъ заглавія.
— Не понимаю, — говоритъ онъ: — не читаете же вы ихъ для собственнаго удовольствія.
Легкая улыбка заиграла на ея свѣжихъ губахъ.
— Нѣтъ, — отвѣчаетъ она, — я просматриваю ихъ, чтобъ выбрать самыя подходящія для чтенія вслухъ.
— Вслухъ! Кому?
— Мнѣ это дѣло привычное, я довольно имъ занималась,!
Докторъ продолжаетъ смотрѣть на нее въ совершенномъ недоумѣніи.
— Я всегда, — началѣ она въ нѣсколько дидактическомъ тонѣ,- считала это движеніе первенствующимъ движеніемъ нашего вѣка, и содѣйствовать развитію его, по мѣрѣ силъ, составляетъ долгъ каждаго. Я твердо рѣшилась всѣми силами служить этому дѣлу въ Марло. У насъ была чайная, которая открывалась по базарнымъ днямъ, чтобъ отвлекать фермеровъ отъ кабаковъ; мы съ кузинами всегда лично наблюдали за порядкомъ, а у меня по воскресеньямъ еще бывали вечернія занятія съ отъявленными пьяницами. Отъ пятнадцати до двадцати молодыхъ людей посѣщали мой классъ; занималась я съ ними въ теченіе всѣхъ зимнихъ мѣсяцевъ, и за все это время ни одинъ не напился. Теперь, я думаю, всѣ они пошли опять по старой дорогѣ.
