Уильям Моэм - Вилла на холме
— Дайте и мне одну, — сказала Мэри. — Глупо это все с моей стороны.
Он достал из портсигара сигарету и протянул ей.
— Дайте мне, пожалуйста, платок. Он в моей сумочке.
Сумочка лежала между ними на сиденье; открыв ее, чтобы взять платок, Роули с удивлением обнаружил там револьвер.
— Зачем вы носите с собой оружие?
— Эдгару не нравится, что я езжу повсюду одна. Он взял с меня обещание, что я не буду выезжать из дому без револьвера. Конечно, это совершеннейшее идиотство. — Новая тема, затронутая Роули, помогла молодой женщине собраться с мыслями. — Извините, что я так расчувствовалась.
— Когда умер ваш муж?
— Год назад. Сейчас я думаю: хорошо, что его постигла такая судьба, иначе нас с ним ждала бы жалкая жизнь, в которой не могло быть ничего, кроме беспросветной нищеты и бесконечного страдания.
— Он умер совсем молодым, да?
— Он разбился — попал в аварию на шоссе. Напился и ехал по дороге со скоростью шестьдесят миль в час. Шел дождь, было скользко, и машину занесло. Через несколько часов его не стало. Мне повезло — я успела с ним проститься. Перед смертью он сказал мне: «Я всегда любил тебя, Мэри». — Она вздохнула: — Его гибель принесла нам обоим свободу.
Какое-то время они оба сидели молча и курили. Роули зажег еще одну сигарету от окурка первой.
— Вы уверены, что не продаете себя в рабство? Не так-то просто ведь жить в браке с человеком, которого ни во что не ставишь, — сказал он, как будто разговор об этом не прерывался.
— Вы хорошо знакомы с Эдгаром?
— За пять или шесть недель, в течение которых он околачивался вокруг вашей юбки, я видел его довольно часто. Он из тех, кого называют столпами империи. Этот тип людей мне никогда особенно не импонировал.
Мэри усмехнулась.
— На это я и не надеялась. Он — сильная натура, к тому же умен и надежен.
— Словом, обладает всеми качествами, которых я лишен.
— Неужели нельзя поговорить хоть минуту не о вас?
— Ладно. Дочитывайте список его достоинств.
— Он добр и участлив. Многого хочет достичь в жизни. Уже совершил много такого, чем можно гордиться, а в будущем совершит еще больше. Может быть, я смогу ему помочь. Боюсь, вы сочтете меня дурой, если скажу: мне очень хотелось бы, чтобы от моей жизни была какая-нибудь польза.
— Не такого уж вы обо мне высокого мнения, да?
— Да, не такого уж высокого, — усмехнулась Мэри.
— Можно узнать, почему?
— Ну, если уж вы хотите это знать, извольте, — ответила она холодно. — Потому что вы аморальный и никудышный человек. Потому что в голове у вас лишь мысли о том, как бы получить от жизни как можно больше удовольствия и сбить с толку всех женщин, которые окажутся настолько глупы, что угодят в ваши сети.
— Что ж, описание, на мой взгляд, скрупулезно точное. Мне повезло, и я унаследовал состояние, после чего мне совершенно не нужно зарабатывать себе на жизнь. По-вашему, мне надо ухватиться за первую попавшуюся работу, тем самым вырвав кусок хлеба изо рта какого-нибудь голодного бедолаги, для которого работа эта — последняя надежда? Насколько я знаю, жизнь дается нам лишь однажды. И она мне ужасно дорога. Мне дарована завидная привилегия жить ради самой жизни. Какой же я был бы дурак, если бы не воспользовался удобным случаем! Я люблю женщин, и, как ни странно, они любят меня. Я молод, но знаю: молодость когда-нибудь кончится. Почему же я не должен жить как мне хочется, пока еще есть такая возможность?
— Трудно было бы найти еще хоть одного человека, до такой степени не похожего на Эдгара.
— Согласен. Но может оказаться, что со мною жить легче. По крайней мере, веселее.
— Вы забываете, что Эдгар предлагает мне брак. А вы — какое-то более эфемерное содружество.
— Почему вы так думаете?
— Прежде всего потому, что вы уже женаты.
— Вот тут-то вы и ошибаетесь. Пару месяцев назад я развелся.
— И скрываете это от всех?
— Разумеется. Женщины все время носятся с мыслями о браке. Если же этот вопрос на повестке дня не стоит, все получается намного проще. Обе стороны знают, на что идут.
— Кажется, я понимаю вашу точку зрения, — усмехнулась Мэри. — Но зачем же вы выдали мне вашу страшную тайну? Надеялись, что ли, что я пойду навстречу вашим желаниям и доставлю вам удовольствие, а вы при благоприятном стечении обстоятельств вознаградите меня за это обручальным кольцом?
— Дорогая, у меня достаточно здравого смысла, чтобы сообразить, что вы не дура.
— Могли бы и не обращаться ко мне «дорогая».
— Черт возьми, я же делаю вам предложение!
— В самом деле?
— А что, неплохая ведь идея, правда?
— Жуткая идея. С чего это вдруг вам пришло такое в голову?
— Да как-то так, случайно. Видите ли, вы рассказывали мне о своем муже, и я вдруг понял, что вы мне страшно дороги. Это, конечно, не совсем любовь, но что-то в этом есть и от любви. Понимаете, я чувствую к вам безмерную нежность.
— Лучше бы вам не говорить мне подобных вещей. Вы самый настоящий дьявол — инстинкт, похоже, подсказывает вам слова, способные тронуть женское сердце.
— Я бы не смог их произнести, если бы перед тем их не прочувствовал.
— Ох, замолчите. Какое счастье, что у меня трезвый ум и я не лишена чувства юмора! Давайте вернемся в город. Я подвезу вас к вашему отелю.
— Надо понимать, вы мне отказываете?
— Да.
— Почему?
— Уверена, что вас это удивит, но тем не менее: я попросту вас не люблю.
— Меня это не удивляет — я это знаю. Но все изменится, если вы дадите себе хоть какой-то шанс.
— Скромный вы человек, да? Но все дело в том, что я не хочу давать себе никакого шанса.
— Вы настроились выйти за Эдгара Свифта?
— Теперь да. Спасибо, что дали мне выговориться. Трудно ведь держать все в себе. Вы помогли мне принять решение.
— Будь я проклят, если понимаю, каким образом.
— Женщина мыслит не так, как мужчина. Все, сказанное вами, и все, сказанное мной, воспоминания о жизни с мужем, все мои невзгоды и разочарования, — обо всем этом поможет мне забыть Эдгар. Он силен и надежен, стоит крепко, как скала. Я знаю, что могу на него положиться, он меня не подведет — на это он просто не способен. То, что он мне предлагает, — это безопасность. Сейчас я чувствую такую к нему привязанность, что она граничит с любовью.
— Шоссе очень узкое, — сказал Роули. — Если хотите, я сяду за руль.
— Нет уж, спасибо. Я вполне способна сама вести свою собственную машину, — ответила молодая женщина.
Его слова на мгновение вывели ее из себя не потому, что он усомнился в ее способности управиться с машиной, а из-за того, что все приведенные ею причины намечавшегося брака почему-то показались ей неубедительными.
Роули усмехнулся:
— С одной стороны яма, с другой — канава. Я буду очень недоволен, если вы вывалите меня в ту или в другую.
— Придержите, наконец, ваш проклятый язык.
Роули зажег сигарету, закурил и стал наблюдать, как Мэри проехала чуть вперед, затормозила, затем изо всех сил крутанула баранку, снова провела машину немного вперед, еще раз затормозила и дала задний ход, в результате чего машина понемногу стала ползти назад. Мэри вся покрылась испариной, но вывела наконец автомобиль с этой полосы препятствий. Они двинулись в обратный путь. До самого отеля ехали молча. Было уже поздно, и дверь была закрыта. Роули не продемонстрировал ни малейшего желания выйти из машины.
— Приехали, — сказала Мэри.
— Вижу.
Несколько мгновений он сидел молча и глядел в одну точку перед собой. Молодая женщина бросила на него вопрошающий взор, и Роули с улыбкой повернулся к ней.
— Глупышка вы, дорогая моя Мэри. О, я, конечно, понимаю: мне вы дали от ворот поворот. Хорошо, пусть так. Хотя рискну предположить, что из меня вышел бы неплохой муж, лучше, чем вы думаете. Но выходить замуж за человека, который на четверть века старше вас — это глупость. Сколько вам лет? На вид тридцать. К тому же вы ведь не холоднокровное животное. Стоит только взглянуть на ваши губы, обратить внимание на блеск ваших глаз, на вашу фигуру, чтобы понять: вы женщина страстная, чувственная. Да, помню, вы пережили это проклятое потрясение. Но в вашем возрасте от этого не умирают, а, наоборот, поправляются. Вы снова обретете способность любить. Неужели вы считаете, что можно так вот просто махнуть рукой на свою чувственность? Ваше тело совершенно и создано для любви, оно не позволит вам пренебречь этим. Вы слишком молоды, чтобы запереться в келье, укрываясь от жизни.
— Вы вызываете у меня отвращение, Роули. По-вашему, постель — это цель нашей жизни, ее квинтэссенция.
— У вас никогда не было любовника?
— Никогда.
— Но в вас ведь, наверное, были влюблены многие мужчины, не только муж?
— Трудно сказать. Некоторые говорили, что любят меня. Вряд ли вы сможете понять, как мало они для меня значили. Не могу сказать, что я устояла перед искушением — меня просто никто не искушал.
