Эдит Уортон - Эпоха невинности
— Конечно, это новое крепление необычно для глаз, привыкших к старине, хотя оно и подчеркивает красоту камня, он смотрится как бы голым, — искоса поглядывая на будущего зятя, проговорила миссис Уэлланд.
— Надеюсь, дорогая, ты намекаешь не на мои глаза? Я лично обожаю все новое, — изрекла матрона, поднося кольцо к своим ясным очам, которые никогда не обезображивали очки. — Очень красиво, — сказала она, отдавая кольцо, — весьма щедро. В мое время было достаточно и камеи в жемчуге. Но кольцо должна красить рука, не так ли, дорогой Арчер? — И она взмахнула крошечной ручкой с маленькими острыми ноготками. Складки жира обхватывали ее запястья словно браслеты из слоновой кости. — С моей вот даже когда-то делал слепок в Риме один модный скульптор… А у Мэй вот рука большая — это все мода на спорт, который уродует суставы… Но зато кожа выше всяких похвал. Ну и когда же свадьба? — перебила она сама себя, устремив взгляд в лицо Арчеру.
— Ох… — бормотала миссис Уэлланд, пока Арчер, с улыбкой глядя на свою невесту, отвечал:
— Как можно скорее, миссис Минготт, особенно если вы меня поддержите.
— Мы должны дать им время, мама, чтобы они получше узнали друг друга, — высказала сомнение, приличествующее случаю, миссис Уэлланд и получила от прародительницы отпор:
— Узнать друг друга? Ерунда! В Нью-Йорке и так все знают друг друга. Дай молодежи идти своим путем, а то шампанское выдохнется… Пусть поженятся перед Великим постом; зимой-то я могу схватить воспаление легких, а мне хочется устроить свадебный завтрак.
Последующие затем выражения радости, благодарности, удивления мягко перевели беседу в весьма приятное русло, когда вдруг дверь отворилась и на пороге возникла графиня Оленская в шляпке и меховой накидке. За ней неожиданно появился Бофорт.
Молодые дамы защебетали, приветствуя друг друга, а миссис Минготт величаво протянула банкиру свою пухлую руку, бывшую «модель модного скульптора».
— О, Бофорт! Какая редкая честь! — У нее была заграничная манера называть мужчин просто по фамилии.
— Благодарю. С удовольствием оказывал бы ее чаще, — весьма нахально отозвался гость. — Правда, обычно я бываю занят, но сегодня я встретил графиню на Мэдисон-сквер, и она любезно разрешила мне проводить ее.
— Ах, я надеюсь, что теперь, когда приехала Эллен, в доме станет веселее! — с неподражаемой непринужденностью вскричала миссис Минготт. — Садитесь, Бофорт, садитесь. Раз вы пожаловали ко мне, пододвиньте вот то желтое кресло, и давайте вволю посплетничаем. Я слышала, ваш бал был великолепен и вы будто бы пригласили миссис Лемюэл Стразерс. Мне было бы тоже ужасно любопытно ее повидать.
Она уже забыла о своих родственниках, которых Эллен О ленская проводила в прихожую. Старая миссис Минготт всегда восхищалась Джулиусом Бофортом — их объединяло общее несколько прохладное отношение к светским условностям. Сейчас она горела от желания узнать, что заставило Бофортов нарушить негласный запрет и пригласить миссис Лемюэл Стразерс, вдову главы компании по производству обувного крема, которая в прошлом году вернулась из Европы, совершив длительный процесс вживания в тамошнее общество, а теперь явилась брать с боем нью-йоркскую цитадель.
— Разумеется, раз вы с Региной сочли возможным ее пригласить, дело сделано. Я слышала, она все еще весьма хороша собой, и потом, нашим снобам так нужна свежая кровь и новые деньги, — заключила кровожадная старая дама.
В прихожей, пока миссис Уэлланд и Мэй облачались в свои меха, Арчер увидел, что графиня О ленская смотрит на него с улыбкой, в которой угадывался легкий немой вопрос.
— Вы, конечно, уже знаете — о нас с Мэй? — сказал он, отвечая на ее взгляд смущенным смехом. — Мэй недовольна тем, что я не сообщил вам эту новость вчера в Опере, — она велела мне это сделать, но мне не захотелось, там было столько народу…
Улыбка исчезла из глаз графини Оленской, скользнув по ее губам; она выглядела совсем юной и живо напомнила Арчеру озорную темноволосую Эллен Минготт из его детства.
— Конечно я знаю. Очень рада за вас. Разумеется, в толпе о таких вещах не говорят.
Дамы уже были у порога, и она протянула ему руку.
— До свидания, навестите меня как-нибудь, — сказала она, не отрывая взгляда от Арчера.
Спускаясь в карете по Пятой авеню, они подробно обсудили миссис Минготт — ее возраст, силу духа, исключительное своеобразие ее поступков. Об Эллен Оленской не было сказано ни слова. Но Арчер не сомневался, что миссис Уэлланд думает, как неосторожно со стороны Эллен чуть ли не на следующий день после приезда в самые оживленные часы разгуливать по Пятой авеню с Джулиусом Бофортом, потому что и сам думал о том же. К тому же ей следовало бы знать, что молодому человеку, только что объявившему о помолвке, не стоит тратить время на то, чтобы навещать замужних женщин. Но он подозревал, что там, где она жила, это было в порядке вещей… И, несмотря на свои космополитические взгляды, которые составляли предмет его гордости, он возблагодарил Бога за то, что живет в Нью-Йорке и вот-вот женится на девушке своего круга.
Глава 5
Следующим вечером старый мистер Силлертон Джексон обедал у Арчеров.
Миссис Арчер была застенчивой женщиной и избегала появления в обществе; но она любила знать обо всем, что там происходит. А ее старый друг мистер Силлертон Джексон изучал дела своих знакомых с терпением собирателя древностей и скрупулезностью естествоиспытателя. В те же места, куда пользующийся огромным спросом брат попадать не успевал, устремлялась делившая с ним кров сестра, мисс Софи Джексон, которая приносила домой обрывки различных сплетен, которые он вставлял в недостающие фрагменты своих полотен.
Поэтому каждый раз, когда в обществе происходило что-то, о чем миссис Арчер хотелось бы узнать поподробнее, она приглашала мистера Джексона пообедать. Поскольку этой чести удостаивались немногие, а слушательницами миссис Арчер и ее дочь Джейни были прекрасными, мистер Джексон предпочитал не посылать к ним сестру, а являться самому. Правда, если бы он сам диктовал условия, то предпочел бы те вечера, когда Ньюланд отсутствовал. Не потому, что он недолюбливал его — они прекрасно ладили в клубе, — а потому, что старый сплетник ощущал его едва уловимый скептицизм, а дамы, разумеется, внимали мистеру Джексону самозабвенно.
Если бы в мировом масштабе была возможна гармония, мистер Силлертон хотел бы только одного: чтобы еда в доме миссис Арчер была немного получше. Но с незапамятных времен Нью-Йорк, по большому счету, разделялся на две первоосновы — клан Минготтов и Мэнсонов, в сферу интересов которых входили еда, одежда и деньги, и клан Арчеров-Ньюландов-ван дер Лайденов, которые посвящали свой досуг различным утонченным удовольствиям — путешествиям, планировке садов, чтению хорошей литературы.
В конце концов, невозможно иметь все сразу. У Лавела Минготта вы тешите свое чревоугодие, потребляя внутрь нежнейшую утку, черепаховый суп и тончайшие вина; зато у Аделины Арчер можно побеседовать об альпийских пейзажах и «Мраморном Фавне», да и мадеру доставляли как-никак из-за мыса Доброй Надежды. Поэтому, получив приглашение от миссис Арчер, мистер Джексон всякий раз со свойственной ему мудростью говорил сестре:
После обеда у Лавела Минготта у меня слегка разыгралась подагра, — пожалуй, диета у Аделины будет для меня полезна.
Миссис Арчер, давно овдовев, жила с дочерью и сыном на Западной Двадцать восьмой улице. На верхнем этаже царствовал Арчер, а обе женщины обитали в тесноватых комнатах внизу. Они существовали там в полной гармонии, разводя папоротники в уордовских ящиках,[19] плетя макраме и вышивая шерстью по холсту и коллекционируя посуду времен Войны за независимость. Они выписывали журнал «Доброе слово», обожали романы Уйды за их «итальянскую атмосферу». Вообще-то они предпочитали романы из сельской жизни с описанием природы и возвышенных чувств, хотя с удовольствием читали и романы о людях из общества, чьи привычки и поступки были им понятнее. Они строго осуждали Диккенса за то, что он «никогда не изображал джентльменов», и считали, что Теккерей лучше описывает большой свет, чем Булвер, — который, впрочем, уже был близок к тому, чтобы считаться старомодным.
Мисс и миссис Арчер обожали природу. Именно пейзажи главным образом восхищали их во время нечастых поездок за границу, а архитектура и живопись, считали они, предназначена для мужчин, особенно для тех высокообразованных особей, что читают Рескина. Миссис Арчер была урожденной Ньюланд, и обе, мать и дочь, похожие как две сестры, были, как говорили в обществе, «типичные Ньюланды» — высокие, бледные, длинноносые, с покатыми плечами и мягкой улыбкой, с налетом изысканной томности и неуловимого легкого увядания, словно сошедшие с неярких портретов Рейнольдса. Их внешнее сходство было бы полным, если бы с течением времени черная парча матери не обтягивала ее формы все туже и туже, а коричневые и пурпурные поплины дочери не обвисали все более и более на ее девической фигуре.
