Ирвин Шоу - Нищий, вор
— Пожалуй, — согласилась Гретхен. — Он был не очень ласковый человек, наш отец. И не умел любить. Если и была в нем любовь, то лишь к Рудольфу.
— Ох, уж эти семьи! — вздохнул Дуайер.
— Да, семьи, — повторила Гретхен.
— Я спросил у Тома, какие же вопросы задает ему Уэсли, — продолжал Дуайер. — «Обычные, — сказал мне Том. — Каким я был в детстве? Что представляли собой мои брат и сестра?» То есть вы и Руди. «Как я стал боксером, а потом матросом в торговом флоте? Когда впервые переспал с девицей? Что собой представляли другие женщины, с которыми я имел дело, в том числе и его чертова мамаша…» Я спросил у Тома, говорит ли он парню правду. «Только одну правду, — ответил Том. — Я современный отец. Рассказываю, откуда берутся дети, и все такое прочее». Он был не без юмора, наш Том.
— Могу себе представить, — усмехнулась Гретхен.
— «Скроешь правду — испортишь ребенка», — как-то сказал мне Том. Порой он вдруг говорил так, будто когда-то чему-то учился. Хотя на самом деле был человеком невежественным и к образованию относился с большим недоверием. Может, мне не следовало бы говорить вам об этом, — сумрачно добавил Дуайер, встряхивая остатки льда в стакане, — но он обычно приводил в пример вашего брата Руди. «Посмотри на Руди, — говорил он. — Он получил все образование, какое способен впитать в себя человеческий мозг, а чем кончил? Выжат как лимон, стал посмешищем в своем городе после того, что выкинула его пьяная жена, а теперь сидит и не знает, как провести остаток жизни».
— Я, пожалуй, выпью еще, — сказала Гретхен.
— Я тоже, — отозвался Дуайер. — Виски начинает мне нравиться. — Он взял у нее стакан и пошел на корму в кают-компанию.
Гретхен задумалась над услышанным. Оно больше говорило о самом Дуайере, чем о Томе или Уэсли. Вся его жизнь, по-видимому, была связана с Томом. Он, наверное, сумел бы слово в слово повторить все, что Том ему говорил с начала и до конца их знакомства. Будь Дуайер женщиной, можно было бы предположить, что он влюблен в Тома. Бедный Дуайер, ему, вероятно, суждено горевать больше всех. Судьба Уэсли, по правде говоря, ее не очень беспокоила. Когда она впервые поднялась на борт яхты, он показался ей здоровым юношей, умеющим себя прилично вести, и только. После смерти отца он замкнулся, искал уединения, а лицо у него сделалось непроницаемым. Руди позаботится о нем, сказала она Дуайеру. Но теперь она была не очень-то уверена, что Руди или кто-либо другой способен это сделать.
Вернулся Дуайер. Выпитое виски давало себя знать. Чуть кружилась голова, все заботы куда-то отодвинулись. Такое состояние куда приятней, чем те ощущения, которые владели ею в последнее время. Может, Джин со своими припрятанными бутылками не так уж и глупа. И Гретхен с наслаждением отпила из вновь наполненного стакана.
А вот Дуайер выглядел, наоборот, озабоченным. Он стоял, прислонившись к поручням, и, словно решая какую-то трудную проблему, возникшую перед ним в кают-компании, пока он наполнял стаканы, терзал нижнюю губу торчащими вперед зубами.
— Может, мне не следовало бы говорить это вам, миссис Берк…
— Просто Гретхен.
— Спасибо, мэм. Но мне кажется, что с вами можно быть откровенным. Руди — прекрасный человек. Я восхищаюсь им, в нашей ситуации лучшего друга не пожелаешь… но он не из тех, с кем можно поговорить. Поговорить по-настоящему. Вы меня понимаете?
— Да, — ответила она, — понимаю.
— Он прекрасный человек, как я уже сказал, — неловко продолжал Дуайер. Рот у него дергался. — Но он не такой, как Том.
— Не такой, — согласилась Гретхен.
— Уэсли говорил со мной. Он не желает иметь ничего общего с Руди. И с его женой. Что, принимая во внимание случившееся, вполне естественно для простого смертного, правда?
— Пожалуй, — подтвердила Гретхен. — Принимая во внимание случившееся.
— Если Руди начнет нажимать на парня — с самыми лучшими намерениями, не сомневаюсь, — будет беда. Большая беда. Трудно даже сказать, на что парень способен.
— Верно, — согласилась Гретхен. Раньше ей это и в голову не приходило, но, услышав слова Дуайера, она тотчас поняла, что он прав. — Но что можно сделать? Кейт ему не мать, да у нее и своих забот хватает. Остаетесь только вы.
— Я? — грустно усмехнулся Дуайер. — Я не знаю, где буду завтра. Единственное, в чем я разбираюсь, — это в судах. И потому на следующей неделе могу очутиться в Сингапуре. А через месяц — в Вальпараисо. Какой из меня отец…
— Что же вы предлагаете?
— Я внимательно наблюдал за вами, — сказал Дуайер, — хотя вы и проявили ко мне не больше интереса, чем к неодушевленному предмету…
— Перестаньте, Кролик, — смутилась Гретхен, потому что почти такая же мысль пришла ей в голову несколько минут назад.
— Я не обижаюсь на вас и не собираюсь делать из этого никаких выводов, мэм…
— Гретхен, — механически поправила она.
— Гретхен, — послушно повторил он. — Но после того, как все это случилось… И теперь, когда вы остались со мной и позволили мне трепать языком… Я увидел, что вы человек настоящий. Я не хочу сказать, что Руди не человек, — поспешно добавил Дуайер, — просто он не из тех, кого Уэсли считает людьми. А его жена… — Дуайер замолчал.
— Не будем говорить про его жену.
— Если бы вы подошли к Уэсли и прямо и честно сказали ему: «Поедем со мной», он бы согласился. Он понял бы, что вы такая женщина, которая может заменить ему мать.
Это что-то новое, подумала Гретхен: сыновья выбирают матерей. Неужели эволюция никогда не завершится?
— Вот меня-то уж никак нельзя считать образцовой матерью, — сухо сказала она. Мысль об ответственности за этого долговязого угрюмого подростка, унаследовавшего, конечно, необузданный нрав Тома, напугала ее. — Нет, Кролик, боюсь, из этого ничего не выйдет.
— А я-то надеялся, — сразу остыв, сказал Дуайер. — Уж очень мне не хотелось оставлять Уэсли без призора. Что бы он сам про себя ни думал, а по правде говоря, он еще совсем ребенок и один жить не может. Уэсли Джордаху суждено пережить еще немало треволнений.
Она не могла не улыбнуться слову «треволнений».
— Пинки Кимболл, механик с «Веги», — продолжал Дуайер, — тот самый, который встретил миссис Джордах с югославом в ночном баре, сказал мне, что Уэсли прямо преследует его. Просит помочь найти этого югослава… Я, может, ошибаюсь, но мне кажется, и Пинки со мной согласен, что Уэсли задумал отомстить за смерть отца.
— О господи! — вырвалось у Гретхен.
— Когда смотришь на все это, — и Дуайер решительным жестом обвел притихшую гавань, зеленые холмы, старую крепость с ее полуразвалившимися живописными стенами, — то невольно думаешь о том, какие здесь царят мир и благодать. А на самом деле в этих краях, от Ниццы до Марселя, не меньше убийц, чем в любом другом месте на земном шаре. Из-за проституток, наркоманов и казино с рулеткой здесь такая стрельба и поножовщина, что деваться некуда, да и молодчиков, готовых за десять тысяч франков или просто так прикончить родную мамашу, тоже хватает. Со слов Пинки Кимболла я понял, что этот малый, с которым Томас подрался, тоже из их числа. Вдруг Уэсли начнет его разыскивать, и когда найдет, то нетрудно угадать, чем это кончится. В той военной школе, где Уэсли учился, его приходилось силой отдирать от других ребят. Нет, это была не тренировка — не будь рядом взрослых, он бы всех поубивал. Раз он просит Пинки Кимболла показать ему этого югослава, значит, хочет его убить.
— О господи! — повторила Гретхен. — К чему вы это говорите, Кролик?
— К тому, что в любом случае парня из Франции надо увезти. А Рудольф Джордах не тот человек, который сумеет это сделать. Вот я и окосел, — объявил он. — А то не болтал бы об этом. Но я говорю всерьез. Пьяный или трезвый, а я от своих слов не отказываюсь.
— Спасибо за откровенность. Кролик — сказала Гретхен. Она уже жалела, что осталась с ним на яхте. Не ее это проблема, возмущалась она, да ей тут и не решить ничего. — Я поговорю с братом, — добавила она. — Может, что-нибудь и придумаем. Как вы считаете, подождать мне сейчас Уэсли, чтобы мы поужинали все втроем?
— Разрешите ответить откровенно?
— Разумеется.
— По-моему, вы Уэсли нравитесь. По правде говоря, я знаю, что нравитесь, он мне сам говорил. Но сегодня ему, наверное, не хочется быть в компании ни с кем из Джордахов. Лучше мы с ним вдвоем куда-нибудь сходим. Нам есть о чем поговорить.
Она никак не решалась поставить стакан. У нее было такое чувство, что стоит ей уйти, как Дуайер не выдержит и, сев на палубу, расплачется. Ей не хотелось, чтобы Уэсли, вернувшись, застал его в слезах.
— Сейчас допью и…
— Хотите еще? Я пойду налью.
— Спасибо, хватит.
— Итак, я начал пить виски, — заявил Дуайер. — Как вам это нравится? — Он затряс головой. — Вы верите в сны? — вдруг спросил он.
— Иногда. — Интересно, слышал ли Дуайер про Фрейда?
— Вчера ночью мне приснилось, — сказал Дуайер, — что Том лежит на полу — не помню, где это было, — неподвижно, как мертвый. Я поднял его и решил куда-нибудь отнести. На руках я его тащить не мог, поэтому взвалил на спину. А так как он был гораздо выше меня ростом, ноги его волочились по земле. Я скрестил его руки у себя на груди, ухватился за них и пошел. Он был жутко тяжелый, я был весь в поту, но шел, потому что обязан был его отнести. — И Дуайер заплакал. — Извините меня, миссис Берк.
