Карел Чапек - Маленькие рассказы (сборник)
Да соизволит заметить Министерство финансов, как с помощью этого несложного нововведения налогоплательщик проникся бы уважением ко всему, что финансируется за счет его отчислений; он сам контролировал бы правильность расходования его денег, возрос бы интерес граждан к разным отраслям нашего хозяйства, особенно в том случае, если бы цели использования взимаемых средств ежегодно менялись. Налогоплательщик заранее предвкушал бы радость при мысли, на что будут использованы его деньги, как он будет контролировать, чтобы за его деньги работали как следует, и как он сам, в случае надобности, укажет на возможные непристойности школьного сторожа Иозефа Врабца или на нерадивость дорожного обходчика, у которого четыреста пятьдесят первый километр не будет вылизан до блеска. Нашлись бы и такие — я уверен, и немало, — которые преднамеренно завышали бы сведения о своих доходах, лишь бы на их взносы содержался чиновник более высокого ранга; для многих стало бы делом чести подняться до ступени налогоплательщиков, содержащих, по крайней мере, советников. Не исключено, что многих чиновников, только начинающих службу, плательщики стали бы приглашать в свои семьи, чтобы познакомить с дочкой; вообще между финансовыми учреждениями и массой плательщиков установились бы тесные личные контакты, которые послужили бы на пользу обеих сторон. Можно себе представить гордость мелкого налогоплательщика, получившего уведомление, что его кровные денежки использованы для санации какого-нибудь обанкротившегося банка. Или каким приятным сюрпризом было бы для правления Пльзеньского пивоваренного завода сообщение, что суммы, поступившие от него в качестве налоговых отчислений, будут использованы на Государственные премии в области поэзии и литературы! Невозможно даже вообразить себе в полном объеме то оживление, какое внесло бы данное новшество в налоговую систему! Тягостная обязанность уплаты налогов превратилась бы в поиски забавных приключений, неизменно сулящие плательщику все возрастающую личную заинтересованность и неисчерпаемые перспективы разнообразных развлечений.
Посему, многоуважаемое Министерство, соизвольте обратить Ваше внимание на эту скромную инициативу своего незаметного и преданного слуги NN».
Общество кредиторов барона Бигари
(пер. И. Ивановой)
Умер еще один член нашего общества, старый Поллитцер, знаете, это который продавал пишущие машинки, вечная ему память, господи; бедняге, правда, было за восемьдесят, но он еще долго мог прожить. А как он любил наши вторники! Знай мы, что старый Поллитцер столь скоро оставит нас, мы избрали бы его председателем; не за то, что он был одним из крупных кредиторов, нет, он ссудил господину барону всего какую-то там тысячу, — мы избрали бы его, просто чтоб доставить старику радость. В нашем обществе — и этого не отнимешь — царит согласие, что не часто встретишь в подобных организациях. Сейчас уже дела не поправишь, но венок мы возложили на гроб просто прелестный.
Вас интересует, что это за общество? Так вот: жил себе в Праге некий барон Бигари, благородный и большой человек, волосы — что вороново крыло, а глаза, — ах, женщины по нем просто с ума сходили. Он арендовал виллу в Бубенече, держал две машины, а что касается любовниц, так если судить по расходам, их у него было не меньше семи. Что и говорить, барон был широкая натура. Он вроде имел поместье в Словакии, лесные угодья где-то у Ясини, какой-то целлюлозный завод, стеклянный заводик и владел нефтяной скважиной где-то у анталовцев; короче, был сказочно богат. Вы не представляете, сколько ему надо было тракторов, машин, канцелярского оборудования, чеков, пишущих машинок, драгоценностей и букетов! Конечно, такое состояние требует ужасных накладных расходов; опять же барон умел подать себя; все он делал с размахом — любо-дорого было смотреть. Потом, правда, выяснилось, что целлюлозного завода у него не было, не было нефти, лесных угодий и поместья тоже, был только стеклянный заводишко, да и то все машины с завода барон давным-давно распродал; и еще выяснилось, что барон никакой не барон, а некий Хаим Рот из Перечина. Против него предполагалось возбудить дело за мошенничество и все прочее, но когда собрались его кредиторы, то поняли, что много они не получат, — ну, ковер там, флакончик-другой духов, и что там еще было в вилле; никого бы это, как все прекрасно понимали, не спасло. Когда барон окажется за решеткой, сказали себе кредиторы, мы потеряем все, а так, глядишь, он еще куш отхватит, язык у проходимца подвешен и манеры что у твоего князя. Он может выгодно жениться или еще что придумает, — короче, мы тогда хотя бы часть своих денег получим. Ясно одно — нельзя ему дать пропасть, иначе плакали наши денежки. Все позабирали иски назад и основали общество его кредиторов; было нас что-то около ста семидесяти и, как в ротарианском клубе, — по представителю от каждой профессии: торговцы автомобилями, метрдотели, банкиры, портные, ювелиры, владельцы оранжерей, один архитектор, один коннозаводчик, швея, владелец парфюмерного магазина, два адвоката, какая-то проститутка и вообще кто попало, всего более чем на шестнадцать не то семнадцать миллионов. И вот собирались мы и придумывали, как спасти барона и не остаться в накладе. Пришлось нам поддерживать его на уровне, чтоб он счастья попытал, и при этом следить, как бы он чего не натворил и не сел. Однажды мы потеряли его из виду на целый день, и он за это время обстряпал какое-то дельце, где пахло мошенничеством, пришлось нам это потихоньку заминать. О, это было напряженное время! Барон был заядлый картежник и при этом мошенничал отчаянно, иначе не играл! А то вдруг ударился в шпионаж, мол, это сулит сумасшедшие деньги. Мы все по очереди сторожили его, но, что правда, то правда, барон был милейший собеседник, он всегда изысканно угощал нас, а потом говорил: заплатите и запишите на мой счет. Да, никогда мы так славно не жили, как тогда с бароном. Мы привыкли друг к другу и находили между собой прекрасное взаимопонимание — всё пожилые, рассудительные, искушенные люди, жаждущие одного — получить обратно свои деньги от барона!
И вдруг барон исчез. Как будто бы удрал в Америку, в Голливуд, не то еще куда-то. Да что там, такой не пропадет, в один прекрасный день, глядишь, получит большие деньги и со временем найдется. Только, понимаете, мы, кредиторы, и в самом деле очень привыкли друг к другу. Нам, конечно, ужасно недоставало барона и денег его, разумеется, но еще больше нам не хватало бы друг друга, если бы мы вдруг перестали раз в неделю встречаться. А так соберемся и славно посидим, обсудим дела, сами знаете, сколько нынче всяких забот, придирок к нам, предпринимателям, и прежняя солидность в делах не в почете, ну и каждый делится опытом в своей области, — где бы еще я узнал, как делается бизнес с автомобилями или цветами? Ведь у нас в обществе были представлены всевозможные ветви предпринимательства, будто на одном ковчеге, как говорится. И мы сказали себе — пропади все пропадом, нашего барона черт унес, но мы-то здесь, и, коли уж собрались однажды вместе, будем же и впредь держаться друг дружки, и баста. И вот мы по-прежнему сходимся по вторникам, и так в течение десяти лет; всякий раз поминаем нашего барона, как он там, бедняга, мыкается по Америке, посетуем на плохие времена — вот и легче станет на душе, да и о недомоганиях можно потолковать. Двенадцать из нас уже отошли в лучший мир. И старого пана Поллитцера нам тоже будет не хватать. Жаль, что вам не довелось встретиться с паном бароном Бигари; какой это был обаятельный господин! А у вас, по крайней мере, появились бы основания посещать наше общество.
Тонда
(пер. И. Ивановой)
А с Тондой вот как дело было. Приходит к нам наша тетушка, сестра моей жены, значит, за советом. Насчет лошади вроде, ну да. Хотела она лошадь в хозяйстве завести и говорит мне: вы, мол, на железной дороге работаете, народу много знаете, да и барышников, которые по ярмаркам ездят, тоже видаете, не поспрошали бы вы насчет какой справной лошади? Толкуем мы с ней о том о сем, а все больше про хозяйство, и гляжу я — корзина-то у тетушки полная-полная. Ну, думаю, непременно гусочка, — будет тебе, Франтишек, к воскресенью гусочка на обед. Договорились мы с тетей обо всем, а у меня гусочка из головы нейдет, — в ней, прикидываю, все восемь фунтов будут, и сала натопим. Еще бы, тетенька женщина мудрая. И кончает она такими словами: вот, мол, так и так, я вам, зять, за ваши хлопоты кой-чего принесла. И вытаскивает что-то из кошелки. Как оно начало верещать, я с перепугу аж подпрыгнул. Гляжу — живой поросенок, и визжит, ровно его уже режут. Очень славный поросеночек, да. Наша тетя женщина простая; это только говорится — кондуктор, а вот такая, как наша тетя, женщина из деревни, видит в нем начальство. Кондуктор орет на людей, гоняет их туда-сюда, так что им жарко делается, — вот вам и начальство, как есть начальство. Тетушка и решила, что должна постараться вовсю; она меня уважает, это верно, и ребят наших как своих любит. Говорю ж вам — целого поросенка притащила. Вот, дескать, возьмите, это от нашей свинки.
