Кодзиро Сэридзава - Книга о Небе
Если продолжить разговор о традиционном мироощущении, которое не могло не сказаться на языке писателя, то это и непривычные для нас повторы, возвращение к тому, о чем уже шла речь. Такое характерно для японской литературы. Повтор не воспринимается как повтор, ибо все наращивается на ту же Основу, но каждый миг неповторим, как и то же слово не может прозвучать дважды в безостановочном движении времен. Чтобы не оторваться от Основы, нужно возвращаться к ней, меняя лишь угол зрения. Слово меняет свою окраску, свой аромат, потому и не кажется тем же в другое время года или суток. Отсюда как бы колышащийся, волнообразный ритм повествования. Не говоря уже о том, что повторяющийся ритм характерен для медитативной литературы, скажем, для буддийских сутр, воздействие которых зависит не столько от смысла, сколько от «пружинного» звучания.
Традиционно и отношение к самому слову как воплощению божества. Уже в древности верили в «душу слов» (кото-дама). Потому и не злоупотребляли словами, не бросали их на ветер. Японцы были удивлены, познакомившись с европейцами, тому, что слово у них расходится с делом и они могут не выполнять того, что обещают. Истинный самурай скорее лишит себя жизни, чем нарушит данное слово. (Как в рассказе Узда Акинари «Встреча в праздник хризантем»: чтобы явиться в назначенное время, пообещавший сделал себе харакири, и душа успела явиться к сроку.) В слове скорее ценится интонация, звучание. В душу друга Сэридзавы поэта Каваи запали слова Христа: «В начале было Слово» (Ин., 1:1). Они преобразили его сознание, когда он это слово услышал всем сердцем. То есть интонация не менее важна, чем смысл: не что сказать (от частого употребления слова стираются), а как сказать. Вне эмоционального настроя слово останется пустым звуком. (Поэтому японскую культуру и можно назвать «интонационной», культурой подтекста[26].)
Наконец, приверженность традиции и в обращении к Инь-Ян, двум модусам Вселенской энергии, взаимодействие которых создает все формы жизни. (В наше время у многих на слуху эти понятия.) Но на сей раз Инь-Ян поменялись местами. Если в классическом толковании китайцев Ян — Небо, Творчество, Огонь, активность — присуще мужскому началу, а Инь — Земля, Исполнение, Вода, пассивность — женскому, то в «Улыбке Бога», напротив, Ян — Небо, Огонь — воплощает Женщина, а Инь — Землю, Воду — Мужчина. «Бог-Родитель исходил из идеи, что мужчина — это „вода“, а женщина — „огонь“; мужчина — „земля“, а женщина — „небо“». «Создавая первую супружескую пару. Он взял за образец Небо и Землю, мужчина получил душу отца, а женщина — душу матери». «Исполнились сроки, и Учению стало мало Земли, зиждущейся на Воде, оно возжелало обрести Небо, зиждущееся на Огне… Бог-Родитель и снизошел в 1838 году на женщину Мики Накаяма. Поскольку женщина — это „огонь“, это „мать“, она бежит строгости, в ее передаче замыслы Божьи обретают теплоту и мягкость».
Есть в этом резон или знамение времени, смена вектора: от активности в переделывании мира материального пришло время перейти к активности в духовной жизни. Таков закон Пути подвижного Равновесия (Ва): от долгого пребывания наверху в Мире явлений Ян истощается, теряя чувство меры, впадает в высокомерие. Иначе говоря, янское, мужское начало, не уравновешенное иньским, вырождается, превращается в низшее Ян, в стихию Огня. В энергетическом разбалансировании, надо думать, одна из причин потрясений XX века, войн и революций. Притом эта взбаламученная энергия никак не угомонится. Согласно закону Пути или духовной Эволюции, появилась необходимость если не замены янского, творческого начала — без Творчества нет Жизни, — то смены Исполнителя, чтобы осуществилась Жизнь в Радости — Ёкигураси (Ё — это Ян, ки — энергия, кураси — жизнь). Лишь в Творчестве, реализуя свое призвание, возможна духовная жизнь. В творческом порыве человеческая энергия соединяется с божественной, и появляются великие творения в искусстве, науке, в строительном деле. На этом порыве безвозмездным трудом (хинокисин) возведен и город Тэнри, и прославленные на всю Японию Университет и Библиотека Тэнри.
Чтобы изменить жизнь к лучшему, осуществить Замысел Бога, Оя-сама наделена огненной энергией — Ян. Огненное начало стала воплощать Женщина потому, что пришло время действовать, спасать землю и человека, повинуясь не общепринятому, а воле Бога. Огонь, исходящий от Неба, должен сбить стихию огня земного, подогреваемого человеческим неведением, очистить землю от осевшей пыли. Тогда настрадавшаяся Земля получит силу от Неба, куда не проникает пыль. Но Ян не умаляется, а обновляется; оставаясь творческим, небесным, обретает свойства, присущие материнскому сердцу, — сострадание, милосердие, неприятие насилия, войн, которым нет оправдания. Конечно, последние века женское начало было унижено, лидировало мужское. Иначе и не возникло бы столь мощное движение за равноправие женщин. Но Ян, оторвавшись от Инь, обрекает себя на самоистребление, как сошедшее с Пути. («Одно Инь, одно Ян и есть Дао» — классическое определение Пути.) И потому Небесная воля выправляет нарушенное Равновесие, но не так, чтобы одно за счет другого, чтобы женское начало восторжествовало над мужским. Тогда и женское начало постигнет та же участь, и оно начнет вырождаться, ибо всякая односторонность гибельна. Потому мудрецы Востока и Запада признают единство «неслиянное и нераздельное». Древний китайский философ Чжуан-цзы утверждал: «Разделение без отделения и есть Жизнь».
Мудрость сродни состраданию: не ущемляет индивидуальное, не приносит одно в жертву другому. Единичное и есть Единое, между ними нет разрыва — «Одно во всем и все в Одном» — в дзенском толковании. Если придет осознание, что два — это две стороны одного, тогда и исчезнет повод для борьбы, выяснения отношений. Японское чувство изначально тянулось к Гармонии, Равновесию, заповеданной богиней Солнца Аматэрасу. И Путь Инь-Ян исключает столкновение (Инь-Ян присутствуют друг в друге). Не сражаться, а помогать друг другу призывает Оя-сама, ибо все люди братья и сестры, дети единого Бога. Будучи Матерью мира, она делает все, чтобы уберечь его от разрушения. Теперь, когда Бог-Родитель приступил к Спасению мира, помогает ему, как Мать всего Человечества, спасает людей своей материнской любовью.
Так что дело не в чередующихся и непротиворечивых Инь-Ян. Дело в Основе, в которой все уже заложено, существует в непроявленном виде. Потому, обращаясь к прошлому, проникаешь в будущее. Лишь имея опору, можно восходить к совершенству. Казалось бы, обычное явление — смена доминирующего начала, как дня и ночи. Но на сей раз Инь соединяется с Ян, мягкосердечие — с твердостью (в духе самурайского девиза «меча и хризантемы», именно так можно понимать «дух харакири», присущий писателю, как мягкую твердость, деликатность и неколебимость). Возрождение женского начала — мировая тенденция, возникшая из необходимости вселенского Равновесия, удерживающего мир от распада. Философы верят в наступление Третьего зона — Духа Святого, Утешителя. По мысли Вл. Соловьева, «общество, начавшись с царства силы, пройдя через царство закона, должно прийти к царству милостыни или благотворения»[27]. Бердяев видел в Третьей эпохе торжество Этики Творчества, пробужденного человека, Теурга, характеризуя первую — как этику закона (ветхозаветного), вторую — как этику благодати, любви (христианство). В России набирает силу вера в богочеловека, в Японии — в совершенного, триединого — между Небом и Землей, но суть одна. Пришло время Матери мира: в России — почитание Софии, в Индии — Матери мира. Приобретают известность учение Е. П. Блаватской, «Агни йога» Е. И. Рерих, открывших Западу древнюю мудрость Востока. В наше время проблеме женщин посвящаются международные конференции. Одна прошла в Москве, в Институте философии: «Феминизм. Восток — Запад — Россия», другая — в Тэнри.
Было принято сравнивать западную цивилизацию с архетипом Отца, восточную — Матери. Но, похоже, завершается гегелевская триада: тезис — матриархат, антитезис — патриархат, наступает синтез того и другого, рождение нового типа отношений: «предустановленной гармонии» — по Лейбницу, «положительного Всеединства» — по Вл. Соловьеву. В России идея Софии повернула философскую мысль к софиологии. София — божественная Премудрость, Мировая Душа, предназначена соединять разрозненное, но не силой, а любовью. Воплощает единство истинное, не противополагающее себя множественности, — все в себе заключающее, — согласно Вл. Соловьеву. А для Павла Флоренского София — Божественный Разум, Мудрость, как целомудрие, обеспечивает целость мира. Потому и называют Софию — Матерью, Художницей, дающей радость со-творчества. Будучи посредницей между Небом и Землей, Творцом и творением, миром горним и дольним, а на языке Оя-сама — Истинным миром и Миром явлений, она делает ощутимой их связь — во имя Спасения Человечества.
