Константин Станюкович - Похождения одного матроса
— Именно скорый. Это вы верно сказали, Дун. Наливайте себе хересу еще… Бутылка полна. И вторая будет… Как вам нравится рыба, Чайк?.. Здесь не то, что в дилижансе… Не трясет, и старая ветчина не вязнет в зубах… Так у вас верное письмо, Чайк? — заботливо спрашивал Старый Билль, видимо принимавший горячее участие в молодом эмигранте.
— Должно быть, верное.
— От кого?
Чайк назвал фамилию адвоката.
— Ого, к какому вы козырю добрались! Первый адвокат во Фриски. Около миллиона стоит!
— То-то, за совет, сказывали, по пятидесяти долларов берет.
— С вас взял?
— С меня за что? Я к нему с письмом от Блэка пришел. А он с других за пять минут разговора берет…
— Такая у него такса, Чайк.
— Бессовестная такса, Билль.
— Отчего бессовестная? Его дело объявить, а публике — ходить или не ходить. Обмана нет!
Чайкин чувствовал в этих словах что-то неправильное, но смолчал, так как доказать, что именно в этой якобы свободе предложения и спроса есть насилие над публикой и неумеренное пользование своим талантом и именем — он, разумеется, не мог бы. Однако, подумавши, заметил:
— Обмана нет, да и совести мало…
— У всякого своя совесть, — вымолвил Билль.
— И зачем ему столько денег?
— А вы, Чайк, у него бы спросили…
— Он и говорить не дает.
И Чайкин рассказал про свой визит к адвокату.
Билль слушал и смеялся.
— За ваше здоровье, Чайк… За ваше здоровье, Дун!.. Желаю вам, Дун, чтоб и мяса много продавали и чтобы ваша жена была вам настоящей помощницей… Деньги ваши, надеюсь, при ней целей будут…
— Уж я отдал ей спрятать!
— Ловко! И без расписки?
— Какая расписка от невесты…
— И вы, Дун, я вам скажу, за пять лет не многому научились.
— А что?
— Да то, что ваша невеста может найти и другого жениха, который захочет открыть, скажем, москательную торговлю. Очень желаю, чтобы этого не случилось, но только я никому не отдал бы без расписки деньги… Вот только, пожалуй, Чайку бы дал… Он не любит денег, особенно если их много! — смеясь говорил Старый Билль.
Дунаев испуганно и растерянно смотрел на Билля.
— Да вы, Дун, не пугайтесь заранее… Женщины трусливый народ…
— Моя невеста, Билль, честная девушка! — взволнованно проговорил Дунаев.
Но в его душу уже закралось сомнение. Он, как нарочно, вспомнил о том, как настойчиво требовала его невеста деньги и как, казалось ему теперь, была холодна вчера при прощании.
И, желая подавить эти сомнения и уверить себя и Билля, что он не попадется впросак, он хвастливо проговорил:
— Меня женщина не обманет, Билль. Не таковский я!
И, словно бы в доказательство, что он не таковский, Дунаев налил себе рюмку и выпил ее залпом.
— Не хвалитесь, Дун. И бросьте об этом думать, а женитесь скорее… Я ведь так… по-стариковски болтаю… А вы и поверили! — старался успокоить Дунаева Билль.
И действительно, добродушный и не особенно сообразительный Дунаев успокоился, однако проговорил:
— Моя невеста, Билль, не такая, чтобы прикарманить деньги… И завтра же я их от нее отберу!.. Надо за лавку платить. Так и скажу…
— Ну, значит, и делу конец… Так вы завтра едете, Чайк?
— Завтра… Что здесь делать?..
— Правильно. И я терпеть не могу города. На большой дороге, на козлах я чувствую себя лучше… Ну, да и то… города-то мне молодость-то попачкали… От этого, верно, я люблю так свой дилижанс… А то ехали бы, Чайк, послезавтра со мной… Я вас до перекрестка довезу, а там пешком пойдете…
— Ждут меня, Билль. Надо спешить.
— Так вы, значит, на пароходе, который в Сакраменто ходит, можете ехать.
И Билль объяснил, что ежедневно в семь часов утра и в семь часов вечера в Сакраменто ходит пароход.
После обеда сотрапезники вышли на террасу, выходившую в сад, и им подали туда кофе, коньяк и ликер для Чайкина.
Все были в благодушном болтливом настроении хорошо пообедавших и слегка выпивших людей.
Даже Чайкин выпил две рюмки хереса и с удовольствием потягивал Кюрасао.
Они вспоминали путешествие с Биллем, и Чайкин, между прочим, спросил Билля, что он думает о недавнем убийстве среди белого дня бывшего их спутника, агента большой дороги, — кто его убил?
— По-моему, его должен был убить Дэк! — проговорил Старый Билль и, помолчав, прибавил: — И хорошо сделал… Не стройте кислой рожи, Чайк. Очень хорошо сделал… Такому человеку не для чего жить. Все равно, рано или поздно, он был бы повешен. Годом раньше или позже, не все ли равно?
— Дэк ко мне заходил! — промолвил Чайкин.
— Заходил?.. Ну, так это, наверное, он прикончил бывшего товарища. Дэк — порядочный человек. Но как он узнал ваш адрес, Чайк?
— Я его встретил на улице и сообщил ему. Едва узнал его — такой франт. И бороду сбрил! — рассказывал Дунаев.
— Ловко! Разумеется, он! — уверенно проговорил Билль. — Зачем же он к вам заходил, Чайк?
— Я не видел его. Меня не было дома. Велел передать поклон и сказал, что будет опять.
— Ну, наверное он…
В эту самую минуту на террасу вошел Дэк. Безукоризненно одетый, с брильянтом на мизинце, элегантный и красивый, он озирал публику и, увидевши Билля и двух русских, подошел к ним.
Билль и Чайкин не узнали в этом франтоватом джентльмене бывшего агента.
Только Дунаев признал его и пожал ему руку.
— Не узнали, Билль и Чайк, своего спутника? — проговорил он.
— Легки на помине, Дэк! Только что о вас говорили! — сказал Билль, оглядывая Дэка и пожимая ему руку.
— Здравствуйте, Чайк. Очень рад вас видеть… здоровыми, — подчеркнул он. — Позволите присесть?
— Пожалуйста! — сказал Билль. — А вас и не узнать!
— Не узнать?.. Новый костюм…
— И бороды нет! — смеясь заметил Билль.
— Надоело носить бороду… Я и сбрил.
— И умно сделали, Дэк.
— Вы находите, Билль?.. Без бороды я выгляжу, должно быть, моложавее? — ответил, хитро улыбаясь, Дэк.
— Именно, Дэк… Совсем юнцом из богатой семьи…
— Вроде этого я и есть… Будьте уверены, все это платье приобретено на хорошие деньги! Спасибо Чайку!.. Благодаря ему я помирился с теткой и получил от нее чек на пять тысяч. Позвольте, Чайк, выпить за ваше здоровье… И за ваше, Дун! И за ваше, Билль, хотя вы меня и хотели… вздернуть! — последнее слово проговорил он шепотом.
— Я охотно чокнусь с вами, Дэк! — сказал Билль.
— И я!
— И я!
Оба русских ответили в один голос.
— Так, с вашего позволения, я прикажу подать бутылку шампанского. Эй, бой! Бутылку шампанского, да самого лучшего, и льду…
Чайкин глядел во все глаза на уверенные и мягкие манеры того, кто называл себя Дэком, на его лицо, необыкновенно красивое, изящное и, казалось, совершенно спокойное, и решительно гнал от себя мысль, что этот человек только что убил другого человека.
А он между тем говорил:
— А я у вас, Чайк, второй раз был и не застал дома. Мне хотелось предложить вам свои услуги относительно места и еще раз поблагодарить… вы знаете за что…
— Благодарю вас, Дэк… У меня место есть…
— Но, во всяком случае, не забывайте, что я всегда к вашим услугам, Чайк, если только вы захотите принять их от меня.
— С удовольствием бы принял.
— Я так и думал, Чайк, и потому обрадовался, когда встретил Дуна и узнал ваш адрес. И теперь я на станции дилижансов узнал, что Билль здесь, и пришел сюда…
— И я очень рад вас видеть, Дэк…
— Называйте меня, джентльмены, моим настоящим именем: Макдональдом. Я хочу жить без псевдонимов… Оно спокойнее.
Билль и Дунаев не обратили на это никакого внимания, как на вещь самую обыкновенную, но Чайкина это поразило.
«И капитан Блэк назывался не своим именем!» — подумал он.
В это время на террасу вошли две красиво одетые дамы с почтенным старым господином.
Макдональд встал и раскланялся с ними.
И Билль, и Дунаев, и Чайкин видели, как любезно они его приветствовали, и слышали, как дамы и господин спрашивали:
— Давно ли вы вернулись из-за границы, мистер Макдональд?
— Сегодня утром, — отвечал молодой человек.
— Ловок Макдональд! — шепнул Билль. — Вы знаете, джентльмены, с кем он разговаривает?
— С кем? — спросил Чайкин.
— С начальником полиции во Фриско.
— Так что же?
— Смело очень…
— Почему?
— Да если убийство в Сакраменто его дело… Но оказывается, что он был за границей! — с улыбкой прошептал Билль. — Хорошо он прячет концы!..
Чайкин совсем ошалел.
Давно ли он видел этого самого Дэка-Макдональда связанным, мужественно ожидающим смерти, давно ли подозревал его в убийстве — и этот самый человек как ни в чем не бывало разговаривает с важными барынями и с начальником полиции.
Это казалось ему чем-то невероятным.
И, вспомнив, что он заходил к нему, чтобы сказать спасибо, вспомнив, что он предупредил Билля о заговоре и для этого гнался за дилижансом, вспомнив, как заговорила в нем совесть, когда он, Чайкин, говорил тогда на суде Линча свою речь, он не хотел теперь и думать, что Макдональд мог убить человека.
