Синклер Льюис - Том 8. Кингсблад, потомок королей. Рассказы
Он поискал С.Эшиела Денвера, чтобы проститься. Он увидел, как главный бухгалтер шмыгнул от него в кладовую.
С фотографией Вестл и Бидди под мышкой Нийл вышел из подъезда банка — безработный негр.
Срок последнего платежа за дом уже наступил, но это составляло немного, две-три сотни долларов, а у него был текущий счет на 1127 долларов 79 центов и любящая жена.
В текущем счете он не сомневался.
43
Для Вестл, наследницы целого легиона Бихаусов, безработный в семье был таким же непривычным явлением, как чиппева или готтентот. Но ей было пятнадцать лет, когда разразилась паника 1929 года, и она помнила, как вполне добропорядочные люди, питомцы Йеля и Дартмута, после краха своих биржевых предприятий мужественно продолжали бороться за существование, имея не более десяти тысяч в год.
Отсутствие твердого дохода у Нийла ее не тревожило. Вопрос сводился к тому, примет ли он должность в «Блю Окс» (очевидно, с повышенным окладом) или же предпочтет более скромный Торговый и Горне-Промышленный Банк.
Нийл и сам не имел опыта в деле приискания работы, если не считать одних школьных каникул, когда, вооружившись травокосилкой дяди Эмери Саксинара, он решил заняться отхожим промыслом в качестве садовника (за все лето ему удалось подстричь три газона по тридцать пять центов за каждый, и дело оказалось явно бесперспективным, так как заработок он тут же пропивал в киоске с газированной водой). Место кассира во Втором Национальном досталось ему после окончания колледжа так же легко и естественно, как часы — подарок отца в день выпуска.
Он еще не знал, что миру просто нет дела до судьбы незаметных мятежников, решивших выйти из благополучного лагеря праттов. Мир не преследует их, не травит, только велит передать: «Дома нет», — когда такой человек приходит сказать, что умирает с голоду.
Национальный Банк «Блю Окс» Нийл не пожелал осчастливить предложением своих услуг — нет уж, слишком противны ему были Хавоки. Лучше он удостоит этой чести Торговый и Горно-Промышленный и своего тихого друга-кассира, мистера Топмена. Но Вестл требовала, чтобы это было обставлено импозантно: он должен явиться в машине. Нет, нет, она собирается только в Дамский клуб на партию бриджа и отлично может доехать автобусом.
Он твердым шагом вошел в темноватое и тесноватое помещение, но мистер Топмен при виде его отскочил, как будто знал наверняка, что Нийл кусается. С явной неохотой старик проводил его к директору банка, который долго не мог припомнить Нийла, — хотя когда-то на теннисном турнире «Вереска» восхищался его игрой, — и наконец процедил сквозь зубы:
— К сожалению, у нас нет ни одной вакансии.
Уже менее бодро, с каждым разом теряя немножко бодрости, Нийл побывал в других банках, в маклерской конторе, в Северном Страховом Обществе Скотта Зэго.
Мистер Зэго был занят срочными делами — так объяснил Нийлу Верн Авондин, управляющий конторой, изысканно вежливый пожилой джентльмен, знававший лучшие времена. Газон мистера Авондина был одним из трех, в свое время обработанных предприимчивой фирмой Нийл и Кo, и мистер Авондин тогда спросил мальчика: «Ну, какие великие подвиги ты собираешься совершить в жизни? Достать Золотое руно или лампу Аладина?»
«Буду врачом или летчиком, я еще не решил окончательно», — отвечал ему Нийл.
Этот самый Верн Авондин в качестве секретаря Федерального клуба недавно позвонил Нийлу по телефону и сообщил, что его заявление о выходе из членов принято. Сейчас он слушал сбивчивые объяснения Нийла, сводившиеся к просьбе о работе, с таким видом, как будто его даже забавляло нахальство этого цветного. Он не стал утруждать себя словесным отказом. Он ограничился улыбкой.
В «Эмпориуме» Леви Тарр объяснил, что бухгалтерия и отдел кредитования укомплектованы полностью, но, может быть, Нийла устроит место продавца?
— Я бы вам советовал. Оклад небольшой, но вы, конечно, очень скоро дослужитесь до агента по закупкам. А я со своей стороны был бы очень рад: во-первых, приятно иметь дело с интеллигентным человеком, а во-вторых, я давно пытался уговорить отца принимать на работу негров. Вы будете, так сказать, пробным шаром.
Нийл очень вежливо соврал что-то о «других предложениях».
«Мне быть пробным шаром! Мне стоять за прилавком и ублажать всяких старых дур! Отмерять им ленты, и кружева, и черт их там знает, что еще!»
Пересиливая себя, он поплелся в Энергосвет Прерий, к своему тестю Мортону Бихаусу, с которым сознательно избегал встреч после Нового года и от которого Вестл с тех пор не получила ни единого цента. Глядя на высившийся перед ним непроницаемый дубовый фасад, Нийл говорил:
— Я не прошу, чтобы мне дали место из милости. Я хороший работник и уверен, что могу быть полезен.
— И вы, вероятно, также уверены, что можете должным образом обеспечить мою дочь — после того как восстановили против себя всех порядочных деловых людей в городе? Так вот, учтите: если для вас и найдется какая-нибудь работа в этом учреждении, это будет только из милости!
— Учту, — сказал Нийл, закрывая за собой дверь.
Это произошло на второй день его поисков, и вечером того же дня, в слякоть и непогоду, он отправился в Саут-энд нащупать почву в одном Обществе Домашнего Кредита. Машина скользила по обледенелой мостовой, и он заехал в гараж, чтобы надеть цепи. На мокром полу, сбивая лед с автомобильного крыла, лежал негр-мойщик в засаленном комбинезоне; при виде Нийла он заулыбался и робко помахал ему рукой. С усилием, холодея от ужаса, Нийл признал в этом человеке капитана Филипа Уиндека, которого он видел в «Буги-Вуги» таким подтянутым и осанистым, в форме военного летчика.
— Фил! — вскричал он с волнением, которое удивило обоих.
— Здравствуйте, капитан… здравствуйте, Нийл! — нерешительно поправился человек в грязном комбинезоне.
Когда были пройдены неизбежные подступы к разговору, Нийл поинтересовался:
— Ну, а как ваши дела с училищем? Думаете, удастся вернуться?
— Кажется, у меня не хватит выдержки начать сначала всю эту головокружительную карьеру — через учебную аудиторию к положению офицера и джентльмена, а затем к ведру и тряпке. Сегрегация заедает. Когда я стал искать работу, оказалось, что мое офицерское звание только портит дело. Белые механики воспринимают это как личное оскорбление.
И вот я вступил на торный путь негров. Дай бог вам никогда не знать этого пути: из города в город — из Омахи в Даллас, из Сиэтла в Питсбург, приедешь в одно место — негров на работу не берут, но будто бы берут в соседнем; мчишься туда в товарном вагоне — оказывается, ничего подобного. В конце концов я стосковался по Гарнет, по родному городу. Ведь я родился здесь, люблю эти холмы, эти речки. Вот я и вернулся; сколочу несколько долларов, и можно отправляться снова — или в училище, или в погоню за работой.
Когда я прихожу в механическую мастерскую, я всегда прошу: испытайте меня, дайте выточить любую деталь на револьверном станке. И всегда слышу в ответ одно: как же, станем мы портить дорогой механизм в угоду черномазому мойщику автомобилей.
Он укоризненно посмотрел на Нийла, но Нийл в ответ произнес совсем просто:
— Фил, я тоже негр и тоже потому лишился работы. — И сейчас же всякая неловкость исчезла, и, тщательно вытерев руку о чистую тряпку. Фил протянул ее другу — такому же, как он, капитану, такому же, как он, безработному бедняку.
После конца рабочего дня, успев получить еще один отказ, Нийл вернулся в гараж, и они вместе с Филом пошли выпить кофе в Кафе Автомобилистов, владелец которого давно перестал разбираться, кто из его перепачканных маслом посетителей «белый», а кто «цветной».
Фил рассказывал:
— Вы, верно, знаете моего отца, старого Клота Уиндека, он служит лифтером в Национальном Банке «Блю Окс». Бедный старик все никак не переварит мой упадок и крушение. Он любит говорить, что это я от него унаследовал вкус к полетам — ведь он водит лифт на высоту двенадцати этажей.
И продолжал:
— Однажды в моих странствованиях выдалась у меня счастливая неделя. Это было в Денвере, я получил место шофера такси и с понедельника выехал на работу; машина — красавица, новенькая, темно-вишневая, я старался, как мог. Заставлял себя вовремя говорить «да, сэр», «да, мэм» и получать чаевые так же спокойно, как прежде получал офицерское жалованье. Все шло прекрасно, ни аварий, ни стычек, даже полисмен не придрался ни разу, но во вторник один белый красавец устроил в гараже скандал — с какой стати ему дали цветного шофера-неуча; и в среду я был уволен. В четверг мне удалось устроиться водителем грузовика. Четыре белых шофера подстерегли меня, избили и подожгли мою машину, — и знаете, я решил, что хозяину об этом сообщать не стоит, сел в товарный поезд и укатил в Шайенну. «Америка, я люблю твой обычай дружбы, твоих сильных людей, камерадос, друг за друга стоящих в труде!» — Уолт Уитмен.
