Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.1.Из сборника «Сказки Нинон». Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен
— Все, что я говорю, очень грустно, — снова произнесла она тихо, — не знаю даже, поймете ли вы меня. Мои губы раскрываются сами собой, — вы должны меня простить. Я исповедуюсь вам, как священнику: у священника нет возраста, он — просто душа, которая внемлет другой душе. Сейчас вы еще ребенок, и мои слова пугают вас. Когда вы станете мужчиной, вы их вспомните. Вы поймете, сколько может выстрадать женщина, поймете, чего я ждала от вашей преданности.
Даниель прервал ее.
— Неужели вы считаете меня трусом? — спросил он. — Правда, я совсем неопытен. Жизнь пугает меня, потому что я ее не знаю, и она кажется мне очень мрачной. Но я вступлю в жизнь со всей решимостью, если только это угодно вам. Скажите же, в чем состоит моя миссия?
Бланш приблизила к нему лицо и прошептала, словно боясь, что ее услышат:
— Вы видели мою дочурку, мою маленькую Жанну, которая только что играла здесь? Ей исполнилось шесть лет, а я ухожу, так и не изучив ее характера, не узнав, что ждет ее впереди: радость или горе. Эта неуверенность усугубляет мои страдания, заставляя страшиться смерти. Мне тяжело думать, что Жанна остается одна. Меня мучает мысль, что жизнь может ранить ее, как ранила меня, а она не унаследует моей стойкости.
Движением руки умирающая, казалось, отгоняла непрошеное видение.
— Я думала, — продолжала она, — что буду всегда возле нее, стану готовить ей счастливую судьбу, внушать нравственные правила. Когда же я почувствовала приближение смерти, я принялась искать кого-нибудь, кто мог бы меня заменить, стать ей второй матерью, но не нашла никого. Родители мои умерли, я живу, как в заточении, у меня нет подруг; единственная сестра мужа живет в роскоши, у нее Жанна может научиться только дурному. А сам господин де Рион пугает меня. Я сказала о нем достаточно, чтобы вы поняли, как страшна мне мысль, что дочь может попасть к нему в руки. Я хочу защитить ребенка именно от него…
После краткого молчания она заговорила о главном:
— Вы понимаете теперь, мой друг, какую миссию я на вас возлагаю. Я доверяю вам оберегать мою дочь. Я хочу, чтобы вы как ангел-хранитель всегда были возле нее.
Даниель опустился на колени. Он весь дрожал от волнения. Он не мог говорить, — вместо ответа, вместо излияний благодарности он поцеловал руку г-жи де Рион.
— Я ставлю перед вами трудную задачу, — продолжала она. — Мне приходится спешить, смерть уже близка, и я не знаю, как вы справитесь с моим поручением. Не хочу думать о том, как сложна и необычна ваша роль. Небо оказало мне милость, приведя вас сюда и позволив мне облегчить сердце; оно будет милостиво и впредь, научит вас, что надо делать, поможет сдержать данное вами слово. Не забывайте о моем последнем завете и идите прямым путем. Я верю в вашу преданность.
Даниель обрел наконец дар слова.
— Благодарю, благодарю вас. Отныне я начинаю жить. Как вы добры, что подумали обо мне, что доверились мне! Вы осыпаете меня благодеяниями даже в свой смертный час!
Бланш движением руки остановила его.
— Дайте мне кончить. Гордость помешала мне оспаривать мое состояние у мужа, противиться его капризам; презирая его, я отдала ему то, что он потребовал. Сейчас я даже не знаю, сколько у нас осталось. Несомненно, дочь окажется без средств, и эта мысль почти радует меня. Я жалею только, что не смогла оставить хоть немного денег вам.
— Не жалейте об этом, — воскликнул Даниель. — Я буду работать. Господь не оставит нас.
Умирающая слабела. Она уронила голову на подушку и произнесла через силу:
— Итак, я все сказала. Облегчила свое сердце. Теперь я могу умереть спокойно. Вы будете заботиться о Жанне, станете ее другом. Вам придется защищать мою дочь от влияния света. Следите за каждым ее шагом, будьте к ней как можно ближе; отстраняйте все опасности, пробудите в ней все добродетели. А главное: выдайте ее замуж за достойного человека, — и тогда ваша задача будет выполнена. Я знаю, как тягостно одиночество для женщины, вышедшей замуж за дурного человека, и нужна большая сила духа, чтобы не сломиться. Как бы ни сложились обстоятельства, — не покидайте ее. Неустанно повторяйте себе, что, умирая, ваша добрая покровительница умоляла вас остаться верным своему долгу. Поклянитесь!
— Клянусь! — пробормотал Даниель, задыхаясь от рыданий.
Бланш закрыла глаза, как уставший ребенок, который хочет спать. Затем снова медленно их открыла.
— Все это ужасно, друг мой, — прошептала она. — Не знаю, что готовит вам судьба: я предвижу большие препятствия на вашем пути. Но вы сами сказали, господь не оставит нас. Поцелуйте меня.
Обезумев от горя, Даниель наклонился и прикоснулся дрожащими губами к бледному лбу г-жи де Рион. Глаза несчастной были закрыты, но она еще смогла улыбнуться, ощутив этот поцелуй, в котором отразилась вся его любовь и готовность жертвовать собой.
Между тем совсем стемнело, и в ясном небе замерцали звезды. Послышались шаги, и в комнату вошла горничная с лампой в руках. Она приблизилась к умирающей.
— Ваш супруг, сударыня, — доложила она.
И не успел Даниель занять свое место в оконной нише, как в комнату вошел перепуганный г-и де Рион.
IIБланш родилась на юге, неподалеку от Марселя. Двадцати трех лет она вышла замуж за г-на де Риона. У нее была возвышенная душа; как бы предчувствуя невзгоды этого мира, она взяла себе за правило поступать всегда искренне и благородно и все силы положила на то, чтобы сохранить мужество и чувство собственного достоинства. Она вышла замуж, подчиняясь воле отца, но не делала попыток узнать ближе г-на де Риона, с какой-то наивной гордостью обещая себе самой, что, если понадобится, она сумеет страдать и при этом сохранить свое достоинство.
Она страдала и сохраняла достоинство. Ее муж, внешне привлекательный, любезный и элегантный, был полным ничтожеством; он мог бы стать и хорошим, но предпочитал оставаться дурным. Его губили малодушие и неустойчивость перед пороком. При всем этом ему были доступны добрые чувства, и сердце его не чуждалось жалости. Он творил зло сознательно, без всякого стеснения, умея творить и добро, когда хотел. Но последнее не доставляло ему никакого удовольствия.
Вначале жена его забавляла, как всякая новая любовница. Бланш была обаятельна, от нее исходил аромат женской прелести и чистоты, который он вдыхал впервые. Но вскоре жена ему наскучила. Он столкнулся в этом хрупком создании с такой сильной волей и безупречным благородством, что в конце концов стал испытывать перед ней нечто вроде страха. Где-то в глубине его подлой душонки зародилась ненависть к непобедимому мужеству юного существа. Боясь обнаружить свою слабость перед Бланш, он понемногу от нее отдалялся; когда он сталкивался с этой прекрасной доброй женщиной, совесть подсказывала ему самые неприятные сравнения, а он больше всего на свете боялся омрачить свое беспечное настроение угрызениями совести. Он вновь вернулся к прежним привычкам, стал играть, завязывать легкие связи, стараясь поскорее забыть, что женат.
Бланш, без сомнения, любила его, — пусть всего несколько дней, — а затем стала презирать, и эта рана в ее душе была выжжена каленым железом. Беспредельное сожаление — вот все, что ей оставалось. Она могла рассчитывать только на собственное мужество, но это мужество обрекало ее на одинокую жизнь. Как всегда гордая, сдержанная, полная достоинства, она стала как бы недосягаемой для окружавшего ее бесчестья; но в этом величавом одиночестве сердце ее кровоточило. Если бы она могла начать жизнь сначала, то не искала бы счастья только в сохранении собственного достоинства, а постаралась бы обрести его в любви.
После трех лет замужества Бланш потеряла отца и мать и осталась сиротой. У нее не было родных, которые могли бы прийти к ней на помощь. И одинокая женщина нашла горькую усладу и удовлетворение в том, чтобы сидеть взаперти вдвоем с дочерью, которой было около года. Благодаря этому ребенку она познала все радости любви, правда, не супружеской, а материнской. Любовь может заполнить существование, и прелестная малютка стала для Бланш источником утешения и привязанностью, без которой нельзя обойтись.
Бланш прожила наедине с Жанной пять лет. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, кроме нее, ухаживал за ребенком, стремилась быть ее няней и другом, ее наставницей во всем. Она гуляла с ней, играла, развивала ее чувства и способности. Теперь у нее в жизни была цель: она жила только дочерью и ради нее.
О чем только не мечтала Бланш в долгие часы добровольного уединения! Когда Жанна играла у ее ног, она изучала ее, прислушиваясь к первому детскому лепету. Ей хотелось, чтобы Жанна выросла правдивой. Она давала себе слово помочь ей обрести счастье, быть всегда подле нее, быть ее советчицей, служить ей примером.
Воображение помогало г-же де Рион, — она представляла себе Жанну счастливой женой. О любви для себя она уже больше не мечтала, но теперь мечтала о ней для дочери. Ей никогда не приходило в голову, что смерть может их разлучить. И вот сейчас смерть пришла за ней, и Жанна останется одна. Мечты обманули ее: она не сможет передать дочери свой опыт, руководить ею, развивать ее способности, пробуждать ее сердце. Завтра Жанна попадет в руки отца, беспечного, равнодушного человека, который будет мало беспокоиться о драгоценном наследии, оставленном покойной. Но она обрела успокоение, продиктовав Даниелю завещание своего сердца.
