Жюль Верн - ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ
Колонисты видели также, как он выбрасывает из ноздрей на большую высоту облака пара, а может быть, и воды, ибо, как это ни покажется странным, натуралисты-китоловы еще не сговорились на этот счет. Принято думать, что это пар, который внезапно сгущается под действием холодного воздуха и дождем падает вниз. Присутствие морского млекопитающего занимало мысли колонистов. Оно особенно раздражало Пенкрофа и даже не давало ему работать В конце концов, ему хотелось захватить этого кита, как ребенку хочется получить игрушку, которую ему не дают. По ночам он громко бредил китом, и, будь у него возможность напасть на это животное, он, конечно, не раздумывая, бросился бы за ним в погоню. Но то, что не могли сделать колонисты, сделала для них судьба. 3 мая Наб, стоявший у окон кухни, громкими криками возвестил, что кита выбросило на берег острова.
Харберт и Гедеон Спилет, собиравшиеся идти на охоту, побросали ружья Пенкроф выронил топор. Сайрес Смит с Набом присоединились к товарищам, и все быстро направились к тому месту, где лежал кит.
Кит оказался выброшенным во время прилива на сушу возле мыса Находки, в трех милях от Гранитного Дворца. Было очевидно, что ему нелегко будет вернуться в море. Во всяком случае, следовало поторопиться, чтобы, если понадобится, отрезать киту путь к отступлению. Все побежали, захватив с собой пики и рогатки, окованные железом, перешли реку по мосту, спустились по правому берегу и вышли на берег моря Двадцать минут спустя колонисты стояли возле огромного животного, над которым уже летали стаи птиц – Какое чудовище! – вскричал Наб.
Это было верно сказано. На песке лежал южный кит длиной в восемьдесят футов, гигантский представитель своей породы, который должен был весить не меньше ста пятидесяти тысяч фунтов Чудовище, выброшенное на берег, не двигалось и не делало попыток вернуться в море, пока вода стояла еще высоко Неподвижность его скоро объяснилась: когда с наступлением отлива колонисты обошли вокруг животного, они увидели, что оно мертво; в левом боку кита торчал гарпун.
– Значит, в наших краях бывают китоловы, – тотчас же сказал Гедеон Спилет.
– Почему вы так думаете? – спросил моряк.
– Но ведь гарпун все еще торчит в теле кита.
– Ну, это ничего не доказывает, мистер Спилет, – сказал Пенкроф. – Бывали случаи, что киты проплывали тысячи миль с гарпуном в теле, и, если этот кит был ранен в северной части Атлантического океана и приплыл умирать сюда, на юг Тихого океана, это ничуть не удивительно.
– Однако… – сказал Гедеон Спилет, не совсем удовлетворенный объяснением Пенкрофа.
– Все это вполне возможно, – сказал Сайрес Смит. – Но следует осмотреть гарпун. Быть может, китоловы вырезали на нем название своего судна. Это довольно распространенный обычай.
И действительно, Пенкроф, вырвав гарпун из тела кита, прочитал следующую надпись:
Мария Стелла
Вайн-Ярд
– Корабль из Вайн-Ярда! «Мария Стелла» – прекрасное китоловное судно, которое я хорошо знаю. Друзья мои, корабль из Вайн-Ярда, китоловное судно из Вайн Ярда!
Моряк, потрясая гарпуном, с волнением повторял это название, столь близкое его сердцу, название гавани в его родной стране.
И так как трудно было предположить, что «Мария-Стелла» когда-нибудь потребует кита, убитого ее гарпуном, колонисты решили его выпотрошить, пока он не начал разлагаться Хищные птицы, которые уже несколько дней дожидались богатой добычи, хотели безотлагательно вступить во владение ею, так что их при шлось распугать ружейными выстрелами.
Кит оказался самкой: из ее сосков выдоили много молока, которое, по мнению некоторых натуралистов, может сойти за коровье Действительно, китовое молоко не отличается от коровьего ни вкусом, ни цветом.
Пенкроф когда-то служил на китоловном судне и мог руководить потрошением. Эта не совсем приятная операция продолжалась три дня, и ни один из колонистов не пытался уклониться от участия в ней – даже Гедеон Спилет, который, по словам моряка, в конце концов прекрасно освоился с ролью потерпевшего крушение.
Китовый жир сначала нарезали ломтями в два с половиной фута толщины, затем разделили на куски по тысяче фунтов в каждом и вытопили в специально принесенной посуде тут же на месте. Колонистам не хотелось разводить зловоние вблизи плато Дальнего Вида.
После топки вес жира уменьшился примерно на одну треть Но все же его было достаточно: из одного языка получилось около шести тысяч фунтов, а из верхней губы четыре тысячи Кроме жира, который должен был дать неисчерпаемые запасы стеарина и глицерина, был еще китовый ус. Для него тоже, несомненно, предстояло найти употребление, хотя в Гранитном Дворце не носили ни зонтиков, ни корсетов В верхней челюсти кита справа и слева торчало восемьсот очень гибких острых роговых лезвий; они были волокнистого строения и заострены на концах, словно большие гребни; шестифутовые зубцы их задерживают тысячи маленьких животных, рыбок и моллюсков, служащих пищей для кита. Наконец потрошение, к великому удовольствию потрошителей, было закончено. Остатки туши предоставили птицам, которые должны были склевать ее без остатка. Колонисты вернулись к повседневной работе.
Однако, прежде чем возвратиться на верфь, Сайрес Смит решил изготовить приборы, которые возбудили живейшее любопытство его товарищей. Он взял дюжину пластин китового уса, разрезал их на шесть равных частей и заострил на конце.
– А это для чего нужно, мистер Сайрес? – спросил Харберт, когда инженер кончил свое дело.
– Для того, чтобы убивать волков, лисиц и даже ягуаров, ответил Сайрес Смит.
– Теперь?
– Нет, зимой, когда у нас будет лед.
– Я не понимаю… – сказал Харберт.
Ты сейчас поймешь, мой мальчик, ответил инженер. Этот прибор придумал не я. Им часто пользуются охотники-алеуты на Аляске. Вот перед вами пластины китового уса, друзья мои. Когда наступят морозы, я их согну и буду поливать водой до тех пор, пока они не покроются слоем льда, который не позволит им разогнуться; потом я их разбросаю на снегу, но сначала обмажу жиром. Что же произойдет, если какой-нибудь голодный зверь проглотит такую приманку? От теплоты лед растает у него в желудке, китовый ус распрямится и проткнет ему внутренности острыми концами.
– Вот здорово придумано! – сказал Пенкроф.
– Это сэкономит порох и пули, – добавил Сайрес Смит.
– Это еще лучше, чем ловушки, – заметил Наб.
– Так, значит, до зимы?
– До зимы.
Между тем постройка корабля подвигалась вперед. К концу месяца он уже был наполовину обшит досками. Судя по его форме, можно было предсказать, что он вполне будет годиться для путешествия по морю.
Пенкроф работал с замечательным усердием, и только его сильная натура могла устоять при таком напряжении. Друзья украдкой готовили ему награду за все его труды. 31 мая моряку пришлось испытать величайшую радость в своей жизни.
В этот день, после обеда, Пенкроф, собираясь подняться из-за стола, почувствовал чью-то руку на своем плече. Это была рука Гедеона Спилета.
– Одну минуту, мистер Пенкроф, – сказал журналист. – Это не годится. Вы забыли про десерт.
– Спасибо, мистер Спилет, – ответил моряк. – Я иду работать.
– Выпейте хоть чашечку кофе.
– Тоже не хочется.
– Ну, а трубочку?
Пенкроф поднялся с места и даже побледнел, когда журналист протянул ему набитую трубку, а Харберт – горячий уголек.
Моряк хотел что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова; схватив трубку, он поднес ее к губам, зажег и подряд пять или шесть раз затянулся. Синеватое облако ароматного дыма окутало лицо моряка. Сквозь дым послышались полные восторга слова:
– Табак! Настоящий табак!
– Да, Пенкроф, – сказал Сайрес Смит, – и притом превосходный.
– О! – вскричал моряк. – Теперь уж все есть на нашем острове!
И он продолжал выпускать один клуб дыма за другим:
– Но кто же сделал это открытие? – спросил он наконец. – Наверное, ты, Харберт?
– Нет, Пенкроф, это мистер Спилет.
– Мистер Спилет! – вскричал моряк, прижимая к своей груди журналиста, которому никогда не приходилось попадать в столь могучие объятия.
– Уф, Пенкроф! – сказал Гедеон Спилет, когда ему наконец удалось перевести дух. – Часть вашей признательности принадлежит Харберту, который определил это растение, Сайресу, который его приготовил, и Набу, которому стоило большого труда не разболтать наш секрет.
– Ну, друзья мои, когда-нибудь я вас отблагодарю! – воскликнул моряк. – Теперь я ваш до конца жизни.
ГЛАВА 11
Между тем наступила зима в июне месяце, соответствующем декабрю в северных широтах. Основной заботой стало изготовление крепкой теплой одежды.
