Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Книга 1
— Вам известно о заявлении, которое сделал ваш институт относительно металла Реардэна?
Стадлер слегка нахмурился:
— Да, я что-то об этом слышал.
— Вы читали его?
— Нет.
— Это заявление преследует цель не допустить практического применения металла Реардэна.
— Да-да. Это я понял.
— Вы можете сказать мне почему?
Стадлер развел руками. У него были красивые руки — длинные, тонкие, исполненные энергии и силы.
— Я, по правде сказать, не знаю. Это епархия доктора Ферриса. Уверен, у него были на то причины. Вы хотели бы поговорить с ним?
— Нет. Доктор Стадлер, вы знакомы с физическими свойствами металла Реардэна?
— Да, немного. Но скажите, почему это вас так волнует? Искорка интереса вспыхнула и погасла в ее глазах. Все тем же бесстрастным тоном она сказала:
— Я строю новую линию из металла Реардэна, которая…
— Ну конечно же! Я действительно кое-что об этом слышал. Извините, мисс Таггарт, я читаю газеты не так часто, как следовало бы. Так значит, ваша компания строит эту дорогу?
— Существование моей компании зависит от того, будет ли закончено строительство этой новой линии, и у меня есть основания полагать, что от этого зависит и существование всей страны.
Стадлер улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки.
— Вы можете делать подобные заявления с полной уверенностью, мисс Таггарт? Я вот не могу.
— В данном случае?
— В любом случае. Никто не в силах предсказать, как сложится будущее страны. Этот процесс не поддается расчету, он хаотичен, и в любой данный момент развитие может пойти в любом направлении.
— Доктор Стадлер, как вы считаете, является ли производство необходимым условием существования страны?
— Да. Несомненно.
— Строительство моей новой линии приостановлено в результате заявления, сделанного вашим институтом.
Стадлер не улыбнулся и не ответил.
— Это заявление можно рассматривать как ваше заключение о свойствах металла Реардэна?
— Я же сказал, что даже не читал его, — произнес Стадлер с едва уловимой резкостью в голосе.
Дэгни открыла свою сумочку, достала газетную вырезку и протянула ее Стадлеру:
— Прочитайте и скажите, прилично ли науке говорить таким языком?
Стадлер просмотрел текст, презрительно улыбнулся и с отвращением отшвырнул статью в сторону.
— Просто отвратительно, — сказал он. — Подумать только, какая низость, но что поделать, когда имеешь дело с людьми.
— Стало быть, вы не одобряете этого заявления? — спросила Дэгни, не поняв смысла его высказывания.
Стадлер пожал плечами:
— Мое одобрение или неодобрение не имеет никакого значения.
— У вас есть собственное суждение о металле Реардэна?
— Сопромат не совсем моя специальность.
— Вы просмотрели какие-нибудь данные о металле Реардэна?
— Мисс Таггарт, я не понимаю, в чем смысл ваших вопросов. — В его голосе прозвучало легкое раздражение.
— Мне бы хотелось знать ваше личное мнение о металле Реардэна.
— Для чего?
— Чтобы я могла передать его прессе. Стадлер встал:
— Это невозможно.
— Я предоставлю вам всю необходимую информацию, — сказала она напряженным голосом, изо всех сил стараясь добиться понимания.
— Я не могу делать никаких официальных заявлений на эту тему.
— Почему?
— Я не могу объяснить вам в обычном разговоре всю сложность сложившейся ситуации.
— Но если вы поймете, что металл Реардэна действительно очень ценен, что…
— Это не имеет никакого значения.
— Металл Реардэна не имеет никакого значения?
— Мисс Таггарт, это очень сложный вопрос, где играют важную роль не только факты.
— Что же, если не факты, представляет важность для науки? — сказала Дэгни, не веря собственным ушам.
Горькие морщинки в уголках его губ сложились в подобие улыбки.
— Мисс Таггарт, вы не понимаете научных проблем.
— Мне кажется, вы знаете, что на самом деле представляет собой металл Реардэна, — медленно произнесла Дэгни, словно сама поняла это в тот момент, когда выговаривала эти слова.
Стадлер пожал плечами:
— Да, я знаю. Судя по тому, что мне известно, — это необыкновенная вещь, блестящее достижение — с технической точки зрения. — Он раздраженно ходил взад-вперед по кабинету. — Честно говоря, я и сам был бы не прочь заказать специальную лабораторную установку из металла Реардэна, которая выдерживала бы сверхвысокие температуры. Эта установка представляла бы огромную ценность в связи с рядом явлений, за которыми мне хотелось бы понаблюдать. Я обнаружил, что, если разогнать элементарные частицы до скорости, близкой к скорости света, они…
— Доктор Стадлер, — медленно проговорила Дэгни, — вы знаете правду и, тем не менее, не хотите заявить об этом публично.
— Мисс Таггарт, вы оперируете отвлеченными понятиями, в то время как речь идет о вопросах практических.
— Речь идет о вопросах науки.
— Науки… А вы не путаетесь в терминологии? Лишь в области чистой, фундаментальной науки истина — абсолютный критерий. Сталкиваясь с прикладной наукой, мы имеем дело с людьми. А имея дело с людьми, нужно принимать во внимание еще ряд соображений помимо истины.
— Каких соображений?
— Я не технолог, мисс Таггарт. И у меня нет ни способностей, ни желания иметь дело с людьми. Я не могу заниматься так называемыми практическими вопросами.
— Это заявление было сделано от вашего имени.
— Я не имею к нему никакого отношения.
— Но репутация института, его имя — ответственность за это несете вы.
— Это абсолютно необоснованное предположение.
— Люди думают, что честь вашего имени — своего рода гарант действий института.
— Я ничего не могу поделать с тем, что люди так думают, если они вообще думают.
— Они поверили вашему заявлению. А это была ложь.
— А о какой истине можно говорить, имея дело с людьми?
— Я не понимаю вас.
— Вопросы истины не входят в круг общественных проблем. Принципы никогда не оказывали никакого влияния на общество.
— Чем же тогда человек руководствуется в своих поступках?
Стадлер пожал плечами:
— Практической целесообразностью данного момента.
— Доктор Стадлер, — сказала Дэгни, — мне кажется, я должна объяснить вам, что означает приостановка строительства моей новой линии и к каким последствиям это может привести. Мне не дают работать во имя общественной безопасности, потому что я использую при строительстве самые лучшие рельсы из всех, которые когда-либо производились. Через шесть месяцев, если я не закончу строительство, самый развитый промышленный район страны останется без транспортного сообщения. Он будет уничтожен потому, что это самый богатый район и кое-кто счел целесообразным прибрать к рукам часть его богатств.
— Что ж, может быть, это несправедливо, бесстыдно, но такова уж жизнь в обществе. Кого-то всегда приносят в жертву — и, как правило, несправедливо. Другого способа жить среди людей просто не существует. Что может сделать один человек?
— Вы можете сказать правду о металле Реардэна. Стадлер промолчал.
— Я могла бы умолять вас сделать это, чтобы спасти меня или предотвратить национальную катастрофу. Но я не стану этого делать. Возможно, это не самые веские причины. Причина одна — вы должны опровергнуть заявление вашего института потому, что это ложь.
— Со мной никто не консультировался по поводу обнародования этого заявления! — непроизвольно выкрикнул Стадлер. — Я бы не допустил этого. Но я не могу выступить с публичным опровержением.
— С вами никто не советовался? Так неужели вам не хочется выяснить причины, которые кроются за этим заявлением?
— Я не могу сейчас уничтожить институт.
— Неужели вам не хочется выяснить причины?
— А что мне выяснять, я и так все знаю. Мне ничего не говорят, но я все знаю и не могу сказать, что осуждаю их за это.
— Тогда назовите эти причины мне, доктор Стадлер.
— Назову, если хотите. Ведь вы хотите знать истину, не так ли? Доктор Феррис не виноват, что эти идиоты, от которых зависит финансирование нашего института, настаивают на, как они выражаются, практических результатах. Такого понятия, как чистая, фундаментальная наука для них просто не существует. Они могут судить о науке лишь по количеству полученных благодаря ей технологических новинок. Не знаю, как доктор Феррис умудряется удерживать институт на плаву. Я могу лишь восхищаться его практическими способностями. Феррис никогда не был первоклассным ученым, но он — слуга науки, причем слуга, которому нет цены. Я знаю, что в последнее время ему приходится несладко, он меня ни во что не вмешивал и полностью оградил от всех проблем, но слухи дошли и до меня. Наш институт подвергается резкой критике за то, что недостаточно производит. Общественность требует экономии. В такие времена, какие мы переживаем, когда поставлено под угрозу удовлетворение элементарных человеческих потребностей, можно не сомневаться в том, что первой в жертву принесут именно науку. Этот институт — последнее научное учреждение. Частных научных фондов практически не осталось. Только посмотрите на алчных негодяев, которые заправляют промышленностью страны! Науке от них ждать нечего.
