Кен Кизи - Песня моряка
Средний план — вороны снизу
Они реют в горячем потоке воздуха, поднимающемся от огромного металлического паруса. Опуститься на него им мешает электропроводка, идущая по периметру величественной конструкции, сделанная специально, чтобы фирменный знак «Чернобурки» не был запачкан птичьим дерьмом. Но и теплый восходящий поток воздуха обеспечивает им вполне удобные места — достаточно близко, чтобы их сарказм не прогул втуне, и за пределами досягаемости револьверного выстрела. Правда, это незапланированное нападение дикого морского льва, который, с ревом круша все барьеры, набрасывается на дрессированного ручного денди… — это слишком классная сцена, чтобы наслаждаться ею издали.
И птицы спускаются вниз в первые ряды.
В стык — интерьер — «Чернобурка» — центр мониторинга — крупный план
Длинное помещение без окон, освещаемое таинственным мерцанием экранов. Под пятифутовым главным монитором — два ряда восемнадцатидюймовых экранов, показывающих все, что происходит за пределами яхты. На каждом своя картинка. Монитор No 1 — тыл консервного завода — толпа раздевающихся и выпивающих оборванцев, меняющих свою черную прорезиненную униформу на набедренные повязки, после чего их поливают бронзово-коричневой краской. Монитор No 2 — берег с пенопластовым валуном на искусственном песке. Монитор No 3 — крупный план дикой заварушки, происходящей в загоне для морских львов, снимаемой с берега. Этот же кадр транслируется на главный экран. Монитор No 4 — дублирует главную операторскую камеру на подвеске. Затем три камеры, установленные на шлюпках — мониторы No 5, 6 и 7. Затем общий план стоянки, забитой зеваками, и перспектива главной улицы. Один монитор даже транслирует общий план всего города. Обзор столь широк, что можно подумать, будто съемки ведутся со спутника ООН, хотя на самом деле камера, также обнесенная электропроводкой, закреплена на вершине паруса яхты.
Это помещение — просто мечта соглядатая. Двойной ряд картинок отражает все центральные места действия проекта «Шула», представляя одновременно мозаику жизни всего города. Одним прикосновением к пульту картинку можно остановить, увеличить, снять с нее копию.
Крупный план — возбужденное лицо Вдоль этого ряда картинок на секретарском кресле возбужденно катается Кларк Б. Кларк, манипулируя с клавиатурами и переключателями с видом доброжелательного паука. За ним обнаженный Николай Левертов, опустив голову, поднимает тяжести и одновременно дает указания:
— Перенеси кадр, тупица — шестой монитор.
— Есть, капитан. Шестой монитор на главный…
На главном экране появляется очень расплывчатое новое изображение.
— Фокус, болван! Сфокусируй и увеличь. Это же настоящая схватка. Я хочу, чтобы это было вкусно, черт бы тебя побрал!
— Будет сделано, босс, будет очень вкусно. Кларку Б. еще не доводилось видеть Левертова в таком состоянии. Все утро альбинос пребывал в своем обычном состоянии самоуглубленности, задумчиво глядя на мониторы и бродя туда-сюда как выцветшая летучая мышь. Левертов не любил выходить на площадку, когда Стебинс начинал изображать из себя Великого режиссера. Его тошнило от дешевого театра, даже когда он был необходим для формирования общественного мнения. Но когда огромный морской лев вырвался из загона и набросился на дрессированного евнуха, Левертов вышел из своего апатичного состояния. Он бросил штангу на мат, вытер пот со лба, и на его лице появилось выражение тайного веселья. А когда озверевшая тварь оторвала руку у манекена, он разразился настоящим хохотом, звук которого напоминал блеянье мерзкого козла. Кларк Б. Кларк был знаком с Николаем Левертовым уже много лет — с самого начала возникновения проекта Шула/Квинак — но он никогда еще не слышал, чтобы его работодатель издавал звуки, хотя бы отдаленно напоминающие этот.
— Теперь с подвески, жопа. С параллельно камеры. Давай, давай, давай!
— Есть, капитан, — откликнулся Кларк, — с подвески. — Он переехал на кресле к пульту и выполнил распоряжение. И главный экран заполнился пеной, шерстью, ощеренными пастями и обезумевшими глазами.
— Слишком крупно. Увеличь план на одну треть.
Месиво превратилось в морского льва. Он уже полностью выбрался из воды и теперь метался по палубе. В своих безумных попытках прикончить дегенерата с куклой на спине он уже вплотную подобрался к подвеске с камерой. Дегенерат прятался в воде с противоположной стороны парома, стараясь скрыться за подмостками, на которых стоял кран с камерой. Пенопластовая Шула, закрепленная у него на спине, не давала ему нырнуть под воду.
Кран чуть не падал под весом облепивших его дрессировщиков и ассистентов. Все они неуверенно толпились за спиной главного укротителя — сутулого дядечки в серебристо-сером ангорском свитере с такого же цвета бородой и длинными вьющимися волосами. Он осторожно приближался к дикому льву, профессионально выставив вперед стрекало. Вид у него был такой, словно он собирался не укротить зверя, а посвятить его в рыцарское звание. Но, похоже, морской лев не испытывал никакого интереса к этой церемонии. Всякий раз, как дрессировщик подбирался на необходимое для посвящения расстояние, лев с невероятной яростью делал бросок в его сторону, заставляя и укротителя, и его свиту поспешно пятиться. После третьего броска кран качнулся, и дрессировщик рухнул на мокрую палубу. Стрекало, шипя и разбрасывая искры, полетело в сторону. Над дрессировщиком нависла реальная угроза последовать за ним, если бы бдительный первый помощник режиссера вовремя не поймал бы его. Однако сделал он это с помощью своего стрекала с электрошоком. Обоих выгнуло Дугой, а стрекало, вращаясь, как дирижерская палочка, взлетело вверх. Левертов смеялся так, что чуть не задохнулся.
— А как насчет звука, болван? Давай послушаем… Кларк Б. был настолько потрясен весельем Левертова, что полностью позабыл о звуке.
— Есть звук, сэр! — он повернул ручку, и помещение заполнилось звуками схватки — грохотом воды и треском дерева, оглушительным ревом разъяренного морского льва и неубедительными угрозами дрессировщиков:
— Назад, дикая тварь… в воду, в воду или сейчас такое получишь!
Потом от ближайшей камеры раздался вопль такой силы, что он заглушил даже рев морского льва:
— Поджарьте его! Давайте посмотрим, из чего он сделан!
— Это же голос Герхардта, — фыркнул Левертов. — Переключи на дальнюю шлюпку, а микрофон оставь включенным. Сейчас мы посмотрим, из чего он сам сделан!
Кларк Б. переключился на камеру, установленную в ближайшей лодке.
Однако на главном экране появилось лишь изображение днища, трюмной воды и пары открытых туфелек, засунутых под банку.
— И это работа оператора! — застонал Левертов. — Мистер Кларк, похоже, кто-то из наших служащих затерялся в чистилище. Соблаговолите сообщить этой дамочке, что или она поднимет камеру и будет снимать в соответствии с получаемой зарплатой, или пусть ищет себе другую работу.
— Есть, командир. Снимать или отваливать. — И Кларк Б. Кларк метнулся к монитору, на экране которого было днище лодки. Имя оператора было написано на полоске клейкой ленты, закрепленной внизу.
— Мэриголд, детка… — камера метнулась в сторону. — Твои розовые ноготочки очень милы, но мистер Левертов хотел бы увидеть мистера Стебинса. О'кей?
На экране возникло изображение фигуры, сидящей в кресле на подвеске. Сиденье мотало из стороны в сторону, как воронье гнездо в прибое.
Вот это! — вскричал Ник. — Скажи, чтобы она дала нам хороший крупный план. — Я хочу, чтобы было записано все до малейшей детали, когда эта чертова хреновина начнет рушиться.
Лицо крупным планом, мисс Мэриголд. Мистер Левертов очень заботится о благополучии нашего престарелого режиссера.
Пока испуганный оператор пытался отыскать устойчивый кадр, Левертов поднял планшет, встал и, перекинув махровую простыню через плечо, с нетерпеливым видом подошел к главному экрану. Но увеличенное лицо Стебинса явно разочаровало его. Несмотря на всю неразбериху и качку, угловатое лицо старого режиссера хранило полное спокойствие. Он сидел, прильнув к семидесятимиллиметровому окуляру, направив огромную камеру точно на происходившую внизу схватку.
— Я сказал — поджарьте эту тварь! — снова прогремел голос Стебинса.
— Только сделайте это сзади, за пределами кадра. Это потрясающий материал! Не сомневаюсь, что мы найдем для него место, если вы ничего не испортите. Давайте! Пошли!
Кларк Б. Кларк уже переключался на следующую камеру, установленную параллельно Стебинса. Монитор свидетельствовал, что старик не ошибался, — кадр действительно был потрясающим. Дрессировщик кинулся вперед со своим стрекалом. Лев поджался, выгнул спину и всем телом рухнул в воду, подняв целый фонтан брызг, долетевших даже до линз камеры. Грандиозное зрелище! Рука Кларка метнулась к переключателю, но Левертов молчал, продолжая внимательно изучать лицо Стебинса. Наконец он вздохнул и отошел от экрана. Единственное, чего я не переношу, мистер Кларк, так это каменных лиц. Скучных неподвижных лиц. Понимаешь, о чем я?