Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки
Сможет ли мне кто-нибудь растолковать, почему кошку охватывает неизъяснимое волнение, если вы начинаете насвистывать очень тоненько и высоко? Я испробовал это на кошках разных народов; оказалось, географические различия тут совершенно не при чем; заслышав свист (особенно, если вы насвистываете самым высоким тоном, на который только способны: «Прекрасна ночь, о час любви, все дышит страстью жгучей») — кошка, плененная вами, начинает тереться о ваши ноги, прыгает вам на колени, удивленно обнюхивает ваши губы и наконец — в некоем любовном раздражении начинает страстно кусать ваши губы либо ваш нос, совершенно изнемогая от сладострастья; после этого вы, разумеется, перестаете свистеть, и она распоется хрипло и прилежно, как небольшой моторчик. Я размышлял об этом неоднократно, но до сих пор не знаю, каким правековым инстинктом можно объяснить любовь кошек к свисту; но думаю, что была пора, когда коты предпочитали тоненько свистеть, вместо того чтобы призывно орать грубым металлическим альтом, как теперь. А может, в отдаленные и дикие времена обитали на земле некие кошачьи боги, которые к верующим кошкам обращались магическим посвистом; но это всего лишь гипотеза, и вышеназванное волшебное действие музыки на кошачий слух является одной из загадок кошачьей души.
Человек полагает, что он разбирается в кошках, так же, как, впрочем, и в людях. Кошка — существо, которое спит, свернувшись клубочком в кресле, иногда отлучается из дома по своим кошачьим делам, иногда смахнет на пол пепельницу, но большую часть своего времени проводит в страстном наслаждении теплом. Таинственную кошачью сущность я познал только в Риме и то потому, что там я глядел не на одну кошку, а на пятьдесят, на целое стадо кошек, на огромный кошачий бассейн вокруг Траяновой колонны. Там раскопали старый форум, похожий на водоем посреди площади, и на дне этого безводного бассейна, меж рухнувшими колоннами и статуями, поселился независимый кошачий народ; пробавляется он рыбьими головами, которые сверху кидают добросердечные люди, исповедует некий культ луны; ничем, кроме этого, кошки не занимаются. Вот там-то мне и открылось, что кошка — это не просто кошка, но нечто таинственное и непостижимое; что кошка — это дикое животное. Если вам встретится процессия, состоящая из двух дюжин кошек, вас внезапно осенит, что кошка вообще не ходит; она крадется. Кошка среди людей — просто обыкновенная кошка; кошка среди кошек — это крадущаяся тень в джунглях. Кошка, видимо, доверяет человеку, но она не доверяет другой кошке, потому что знает ее лучше, чем мы. Когда говорят «живут, как кошка с собакой», то имеют в виду тип общественного недоверия; мне же часто приходилось наблюдать весьма близкую дружбу кошки и собаки, но я никогда не видел тесной приязни двух кошек, исключая, разумеется, кошачью любовь. Кошки Траянова форума демонстративно игнорируют друг друга; они садятся спиной друг к дружке и нервно подергивают хвостами, давая понять, что едва терпят присутствие той шлюхи, что расселась позади. Когда кошка взглянет на кошку — та зашипит; при встрече они не смотрят друг на друга; у них нет общих стремлений; им нечего друг другу сказать. В лучшем случае они выносят кошачье общество, храня презрительное и уничижительное молчание.
А с тобой, человек, кошка разговаривает, мурлыкает тебе и, заглядывая в глаза, просит: «Отопри-ка мне, человек, дверь, дай мне, обжора, кусочек того, что ты жуешь; погладь меня; скажи что-нибудь; пусти меня в это кресло». Благодаря тебе она перестает быть одинокой одичавшей тенью; ради тебя она делается просто домашней киской, потому что тебе она доверяет. Дикий зверь — это такой зверь, который не доверяет никому. Приручение это попросту определенная степень доверия.
И знаешь, друг, ведь и мы, люди, не дикари лишь постольку, поскольку доверяем друг другу. Если бы, скажем, я, выходя из дома, не доверял первому встречному, я рычал бы, приближаясь к нему, напрягал мускулы, чтоб в мгновенье ока прыгнуть ему на шею. Если бы я не доверял людям, вместе с которыми еду в трамвае, я должен был бы, прижавшись спиной к стене, фыркать, чтоб держать их в страхе; вместо этого я спокойно, повиснув на ручке-держалке, читаю газеты, подставив соседям свою незащищенную спину. Двигаясь по улице, я думаю о своей работе либо о чем другом, но вовсе не о том, что могут сотворить со мной идущие мимо прохожие; страшно было бы, если бы мне пришлось искоса наблюдать, не готовятся ли они меня слопать. Состояние недоверия — первобытное состояние дикости; недоверие — закон джунглей.
Так знайте же — я иду погладить свою киску; она доставляет мне великое утешение, потому что доверяет мне, хотя это всего лишь маленький серый зверек, который забрел ко мне из неведомой глуши пражских дворов.
Кошка прядет, поет песенки и смотрит на меня. «Друг, — говорит она мне, — почеши меня за ушком».
Календарь[64]
© перевод О. Малевича и В. Мартемьяновой
На этот раз я намеренно воздержусь от поэтических излияний по поводу зимы и всех ее прелестей, а подойду к ней с чисто научной меркой. Ведь мы, мальчишки, ко всему, что сопутствует зиме, относились сугубо научно и профессионально; мы стремились установить, из чего она складывается и какое ей можно найти полезное применение. Нынешняя молодежь довольствуется лыжами да хоккеем и уже не получает от зимы так много, проявляя к ней скорее спортивный, чем исследовательский интерес. А вот Папанин и его товарищи на плавучей льдине продолжили то практическое изучение зимы, которое в определенном возрасте начинал каждый порядочный мальчуган. Итак, со специально научной точки зрения над зимой можно проделать великое множество экспериментов. Приведу здесь хотя бы некоторые из них.
Можно ловить в ладони падающие снежинки, чтобы затем погрузиться в изучение их формы, но сохранить отпечаток снежной звездочки не удавалось пока даже на самой нежной детской ручонке.
Можно установить опытным путем, каков на вкус обыкновенный снег; этот эксперимент проводят и щенки, причем, как правило, с тем же результатом (кашель и рези в животе).
Можно исследовать вкусовые качества мороза; я однажды проделал подобный опыт на медной дверной ручке и поплатился кончиком языка, ибо он примерз к металлу.
Далее, существует возможность выдыхать колечки пара или прижиматься носом к замерзшему окну;
а также писать пальцем по стеклу, обнаруживая тем самым свои художественные и литературные таланты.
Сосульки сосут, дабы выяснить, насколько они вкусны и питательны;
сбивают с крыши снежками или камешками, что позволяет на практике убедиться в их особой хрупкости и услышать мелодичный хрустальный звон;
наконец, наблюдают в процессе таяния, для чего кусок льда обычно тайком засовывается в отцовский карман.
На катках можно с успехом исследовать законы скольжения (стоя, на корточках, на одной ноге и даже с пируэтом).
Ледяная поверхность открывает широкий простор для достижения высоких скоростей на привязанной деревяшке, на одном коньке и — в совершенно исключительных случаях — даже на двух.
Санки — прекрасное приспособление для опытов по езде сидя, лежа на животе и (чаще всего с печальным результатом) сидя задом наперед.
Снежки делаются по-разному, в зависимости от качества снега; если снег мокрый, его нужно крепко сдавить в ладонях, и снежок получается малого калибра, зато значительной пробивной силы; из нормального плотного снега легко можно делать снежки самого большого размера; когда же снег сух и рассыпчат, как сахарная пудра, следует атаковать неприятеля целыми облаками снежной пыли.
Стряхивание снега или инея с веток деревьев предоставляет ценные данные о том, насколько быстро проникает снег за шиворот и как далеко он может забраться.
Снежные бабы являются важным, а для большинства смертных и единственным творческим дерзанием в области монументальной скульптуры,
тогда как, оставляя на только что выпавшем снегу отпечаток своего тела, мы скорее обнаруживаем интерес к искусству автопортрета.
Следы на снегу позволяют вписать в историю мира ваши инициалы; то же самое можно попытаться сделать и способом окропления, но подробнее на этот счет мы распространяться не будем.
Наиболее благоприятные условия для изучения снежных обвалов создаются, если запустить снежком в крышу сарая.
Да не будет забыто также исследование всевозможной замены футбольного мяча ледяным осколком, упавшим с телеги, когда лед развозили по закусочным; впрочем, мы нередко наблюдаем, что этим многообещающим видом научной работы увлекаются люди вполне серьезные и зрелые преимущественно по пути домой со службы, если им кажется, будто на них никто не смотрит.
