Фаддей Булгарин - Мазепа
- Делай, что хочешь! - сказал Москаленко.
Собака подняла лай на хуторе, и у ворот встретили их казаки. Мария выбежала на крыльцо с пуком зажженной лучины и, не видя Натальи, спросила Огневика: "А где ж она?"
Огневик, не приветствуя Марии и не отвечая ни слова, вошел в избу и, не снимая шапки, сел на скамью. Казаки остались на дворе с Москаленкой; одна Мария последовала за Огневиком. Она стояла перед ним, смотрела на него с удивлением и беспокойством и наконец спросила его:
- Что с тобой случилось, Богдан? Где Наталья?
- Искусство твое в предательстве не спасет тебя теперь от заслуженной тобою кары, изменница! - сказал Огневик грозно. - Я говорил с самим Мазепою, и он все открыл мне… - Огневик смотрел пристально в глаза Марии, но она была спокойна и, покачав головой, горько улыбнулась.
- Ты встретился с Мазепою! - сказала она. - Видно, он не мог ни убить тебя, ни захватить в неволю, когда довольствовался одним обманом!
- Замолчи и готовься к смерти, - закричал в бешенстве Огневик, вскочив с места. - Довольно был я игралищем ваших козней! На колени и читай последнюю молитву! - Огневик выхватил саблю.
- Несчастный! Неудача и любовь ослепили твой рассудок, а гнев заглушил голос совести. Ты поверил общему нашему злодею и обвиняешь меня… Меня! Зачем было мне подвергаться опасности и трудам, чтоб предать тебя Мазепе, когда жизнь твоя была уже в моих руках в Кронштадте, а свободою твоею я могла располагать в Кармелитском монастыре, в Бердичеве? Но если смерть моя может доставить тебе утешение, убей меня! - Мария при сих словах бросилась на колени и обнажила грудь. - Рази, пробей сердце, в которое ты влил вечную отраву! Жизнь моя - тяжкое бремя, пытка! Освободи меня от мучений… О! убей меня, убей!.. Мне сладко будет умереть от руки твоей!.. Ты будешь плакать по мне, Богдан, будешь сожалеть обо мне!.. Ты полюбишь меня за гробом, когда истина откроется… Убей меня!..
Огневик, занесший уже саблю, чтоб поразить Марию, остановился. Но она ухватилась за его колени и пронзительным голосом вопияла:
- Сжалься надо мною и убей меня! милый Богдан, не смущайся, не робей… Я прошу у тебя смерти, как милости, как награды за любовь мою!..
Жалость проникла в сердце Огневика. Он вспомнил все, что Мария для него сделала, и ее отчаянье, ее необыкновенное мужество в последний час, ее самоотвержение заставили его усомниться в истине его подозрений. Он вложил саблю в ножны и сказал ласково:
- Встань, Мария, - объяснимся!
Мария рыдала. Твердая душа ее размягчилась. Почти бесчувственною Огневик поднял ее с пола и посадил на скамью. Долго она не могла прийти в себя; наконец, когда выплакалась и несколько поуспокоилась, сказала с упреком:
- И ты мог подозревать меня в измене! И ты мог поверить Мазепе!
- Да рассудит между нами Бог! - возразил Огневик. - Быть может, ты невинна, Мария, но на моем месте ты сама стала бы подозревать…
- Нет, я не стала бы подозревать того, кто дал мне столь сильное доказательство любви, преданности, самоотвержения!..
- Довольно, Мария! Выслушай и после рассуди…
Огневик рассказал ей все, случившееся с ним в Бахмаче. Мария задумалась.
- Нет! - сказала она после долгого молчания. - Нет, случай, а не измена свел тебя с Мазепою. Из чужих людей один только сердюк, стоявший на часах над оврагом, знал нашу тайну, и этот сердюк здесь; он бежал от мести гетмана, следовательно, изменить было некому. Притом же, верь мне, Богдан, что если б Мазепа был в состоянии задержать тебя, то он не выпустил бы тебя из рук!..
При сих словах Марии Огневик почувствовал, что он слишком поспешно поверил словам Мазепы и слишком торопливо последовал совету своего товарища, представлявшего ему опасность неизбежною.
- Весьма вероятно, - примолвила Мария, - что гетман, мучимый бессонницею или поспешая на любовное свидание с княгинею, забрел один в сад и случайно наткнулся на тебя… Хладнокровие и присутствие духа даровало ему преимущество над тобою, Богдан! Я думаю, что он был в твоей власти, а не ты в его.
- Быть может! - сказал Огневик с досадою. - Но теперь одна смерть заставит меня отказаться от исполнения моего предприятия… Во что бы то ни стало - Наталья будет моя…
В сие время служитель Марии вошел в избу и подал ей бумагу, сказав, что она прислана с нарочным из Батурина. Мария поспешно прочла и сказала Огневику:
- Гетман прибыл в Батурин и сего же утра выступает в поход… Что-нибудь необыкновенное заставило его решиться на это быстрое выступление…
- Тем лучше для меня! - воскликнул Огневик. - Завтра же я попробую напасть врасплох на Бахмач и силою вырвать Наталью из заключения…
- Об этом поговорим с тобою после. Теперь поди и отдохни, Богдан. Я обдумаю дело и скажу тебе мое мнение…
Через несколько времени все покоились на хуторе. Только Огневик и Мария бодрствовали. Мария заперлась в своей комнате, а Огневик расхаживал по двору, в задумчивости. Утренние лучи солнца застали его в сем положении, и он, возвратясь в избу, бросился на лавку и уснул от изнеможения.
Мазепа, выступил из Батурина с пятью тысячами войска, пошел к Десне, рассылая повсюду приказания вооружаться и присоединяться к его отряду. Но приказания его исполнялись неохотно, и он, остановясь лагерем при местечке Семеновке между Новгородом-Северским и Стародубом и простояв с неделю, едва собрал до десяти тысяч воинов. Здесь Мазепа получил известие от шведского короля, что он ожидает его с нетерпением, в Горках, местечке, лежащем при реке Проне, в Польше, в Могилевском воеводстве, неподалеку от русской границы, и что всякую медленность со стороны Мазепы примет за доказательство его измены и неустойки в слове. Подозреваемый русским царем к шведским королем, Мазепа должен был наконец открыться и действовать. Он желал и страшился этой решительной минуты. Ночь была тихая, но мрачная. Это было 25 октября: костры ярко пылали в лагере; казаки, сидя вокруг огней, готовили ужин и разговаривали между собою весело о будущих битвах, шумели, пели. Мазепа сидел у окна в уединенной рыбачьей хижине, стоявшей над рекой, на возвышении, и, подперши голову рукою, смотрел на лагерь. В избе не было огня.
Шум в лагере начал утихать мало-помалу; огни угасали; только часовые перекликались унылым голосом. Мазепа, не раздеваясь, прилег на походную постель и уснул.
Верный Орлик находился неотлучно при гетмане и в эту ночь спал в сенях рыбачьей хижины, на ящиках с важнейшими бумагами, с войсковыми клейнодами и с червонцами, которые везли за войском на двадцати вьючных лошадях. Орлик не мог сомкнуть глаз. Грустные мысли и какое-то зловещее чувство терзали его сердце. Сколько ни старался он облагородить предстоящую измену лжемудрствованиями, тайный упрек совести разрушал хитросплетения ума. Страшно было подумать, что он завтра нарушит присягу, данную законному царю, что должен будет проливать кровь одноверцев и соплеменников и служить орудием чужеземцам к угнетению однокровных. Не имея твердости отстать от Мазепы, он молил Бога, чтоб он внушил ему мысль отказаться от измены и направить путь в царский лагерь. Еще не ушло время. Никто в войске не знал о намерении гетмана, хотя уже приближалась последняя минута… Орлик мечтал и раздумывал, переворачиваясь с одного бока на другой; вдруг в избе гетманской раздался пронзительный крик. Орлик вскочил с постели… За воплем последовал глухой стон… Орлик схватил саблю и бросился к гетману, полагая наверное, что убийцы ворвались в гетманскую избу через окно или через крышу. Быстро отворил двери Орлик и остановился. Только тяжкое дыхание гетмана извещало, что в избе есть живая душа.
- Пане гетмане! что с вами сталось? - спросил Орлик.
Нет ответа.
- Пане гетмане! Иван Степанович! - закричал Орлик. Глухой стон раздался во мраке.
Орлик выбежал из избы, взял свой фонарь, зажег свечу у огня, разведенного стражею перед крыльцом, и возвратился к гетману.
Мазепа лежал на полу. Пот градом лился с лица его, глаза были полуоткрыты, уста посинелые, смертная бледность покрывала лицо. Он взглянул мутными глазами на Орлика, тяжко вздохнул и сказал слабым голосом: - Подними меня.
Орлик поднял его, положил на постель, зажег свечи на столе и с беспокойством смотрел на него, ожидая последствий. Гетман молчал и сидел на постели, склонив голову на грудь, потупив глаза и сложив руки на груди.
- Не прикажете ли позвать лекаря, пане гетмане? Вы, кажется, нездоровы.
Гетман покачал головою и молчал.
- Что с вами сделалось, скажите, ради Бога! Не нужно ли пустить кровь!.. Я побегу за лекарем!
- Я здоров… Ужасный сон!.. Садись, Орлик… я расскажу тебе!..
Орлик содрогнулся. Его самого мучили предчувствия и тяжкие, страшные сны.
Мазепа молчал и тяжело вздыхал.
Несколько времени продолжалось обоюдное молчание. Наконец Мазепа сказал:
- Я не верю в сны, Орлик! Они не что иное, как игра воображения… Но я видел страшный сон!.. Ты знаешь, что я в юношеских летах проживал в Польше и, находясь при дворе одного знатного пана, любил жену его и был любим взаимно. Спасаясь от мести раздраженного мужа, я бежал в Запорожье. Супруги после того примирились, но любовь наша с прекрасною полькою продолжалась. Она ездила на богомолье в монастыри, лежащие на границе, и я видался с нею. Залогом тайной любви нашей был сын… Муж снова стал подозревать, и моя любовница решилась бежать ко мне, с младенцем… Она бежала от мужа, но не являлась ко мне… И она и младенец пропали без вести! Вероятно, мстительный муж убил их. Прошло около тридцати лет… Я был женат после этого, имел детей, овдовел, осиротел, искал отрады в любви, любил многих, был счастлив в любви… Но первая любовь и привязанность к первому детищу моему не истребились из памяти моей!.. Часто, часто вижу я в мечтах и во сне мою возлюбленную с младенцем на руках, прижимающихся к моему сердцу… Это самые сладостные и самые горькие минуты моей жизни, Орлик!.. В эту ночь я также видел их… но в ужасном положении… Ты знаешь, что Наталья прижита мною уже после смерти жены моей… Я люблю Наталью всей душою, но первое детище мое, живущее в одном воображении, в мечтах - мне милее ее… Не понимаю этого чувства и не могу тебе объяснить его. Кажется, это кара небесная! В эту ночь я видел их обоих!.. Мне чудилось, будто я стою на краю пропасти. С правой стороны стоит возле меня моя возлюбленная, с младенцем на руках, а с левой Наталья. Вдруг земля стала осыпаться под нашими ногами. Я хотел бежать, но какая-то невидимая сила удерживала меня. Наталья покатилась в пропасть и в падении ухватилась за колени мои. В эту самую минуту моя возлюбленная отдала мне на руки младенца - и исчезла. Спасай детей твоих!.. - раздался пронзительный голос… Невольно, как будто судорожным движением я оттолкнул Наталью, и она ринулась в пропасть. И вдруг младенец, которого я держал на груди моей, обхватил ручонками вокруг моей шеи и стал душить меня… Я хочу оторваться… Наконец хочу бросить ребенка… но нет… он впился в меня, он душит меня… я упал… и мы все погрузились в бездонную пучину… Внизу были дым и пламя. Раздались хохот, свист, змеиное шипенье… ударил гром… Я проснулся и очутился на полу, без сил, без языка, в поту… В это время явился ты, верный друг мой!
