Старая болезнь - Гюнтекин Решад Нури

Энисе-ханым заболела. Но она не ложилась и лишь бродила по дому. Ее глаза, казалось, стали еще больше и темнее на пожелтевшем лице.

Зулейха не забыла ту заботу, с которой отнеслась к ней свекровь, пока она сама была больна. Когда до отъезда остался день, она зашла к ней в комнату. Энисе-ханым лежала на ковре на полу, растянувшись в полный рост, Зулейха нагнулась и тронула ее за руку:

— У вас жар, вы плохо себя чувствуете. Вам нужно раздеться и лечь.

Старая женщина вдруг поднялась с пола.

— Нет, дитя мое, это погода на меня по весне так плохо действует, наверное. Иногда так бывает. Если бы мы были в Гёльюзю, то я бы прошлась, и все прошло. Давай-ка, если хочешь, попросим повозку да малость проедемся с тобой.

Зулейху удивило это предложение свекрови. Она не могла припомнить, чтобы они хоть раз выезжали с ней на улицу.

Немного погодя к воротам подъехала крытая повозка. Несмотря на сильный дождь, они выехали в степь, а обратно вернулись неизвестными Зулейхе путями.

Наконец, когда на окраине города показались первые дома, они остановились у начала ограды. Это было кладбище.

— Вот доченька, — сказала Энисе-ханым, — давай выйдем ненадолго и, раз уж нам по пути, навестим твоих отца и матушку… Я в том году ростки посадила, посмотрим, выросло ли чего…

Зулейха опомнилась только сейчас. Значит, свекровь привезла ее проведать отца.

Зулейха шла между могильными плитами, стараясь не увязнуть каблуками во влажной земле и опустив голову. Ей хотелось расплакаться от чистых и религиозных чувств этой старой женщины.

Наконец наступил понедельник. День расставания…

Автомобиль дожидался их уже десять минут. Все чемоданы еще полчаса назад снесли вниз и поставили у двери.

Но Зулейха все никак не могла спуститься. Она все растерянно ходила взад-вперед по комнате, будто ища что-то, и только открывала и закрывала дверь в комнату.

Наверху никого. Все домашние собрались и ждут ее в передней.

Ей предстоят последние тягостные минуты внизу… Конечно, и они пройдут. Последний раз, взглянув на себя в зеркало в прихожей и поправив волосы, она спустилась вниз.

Золовки стояли рядом с печкой. Двое слуг быстро выбежали в прихожую.

Свекровь рядом с приоткрытой дверью на улицу присела на корточки, обхватив голову руками. Увидев Зулейху, она поднялась, поправила полы энтари и платок на голове.

Зулейха спокойно и очень по-доброму обняла золовок, подняла на руки малышей, расцеловала их, потом потрепала по подбородку и по спине слуг, что хотели поцеловать ей руки.

Наконец она подошла к свекрови, которая, казалось, затаилась за створкой двери. Старая женщина всегда целовала ее в щеки, а тут еще прижала ее к груди и легко покачала, будто убаюкивая маленького ребенка.

Баба-эфенди во дворе кричал на слуг:

— Сто это такое? Вы сто, в таком огромном доме ковса воды не насли? Порядков не знаете? У вас в васих деревнях сто воду не льют, когда кто в путь отправляется? Чтоб Всевышний сохранил, да доехали все живы здоровы?

Тут откуда ни возьмись на шею Юсуфу бросился кривоногий старик с редкой бороденкой и в синем пальто, поручил привезти ему из Мерсина коробку каких-то непонятных семян и просил завязать себе ниточку на палец, чтоб не забыть.

Зулейха очень испугалась, как бы в этот раз, как во время поездке в Гёльюзю два дня назад, Юсуф не послал сопровождать ее постороннего человека.

Но тут увидела, как тот резким движением оторвал руки бородатого старика от своего воротника и направился к машине.

— Ну зачем вы себя утруждаете, что за нужда? — не могла она удержаться, чтобы не сказать.

Юсуф указал на тех, кто был во дворе.

— Да разве так поступают? Я довезу вас до Енидже.

Автомобиль проезжал Кызкулеси.

С самого начала пути Зулейха сидела, прислонившись щекой к стеклу, и, не говоря ни слова, смотрела на степи и горы.

Неожиданно она сказала:

— Сколько лет мы не видели Кызкулеси?

Юсуф будто очнулся ото сна и не нашелся, что ответить:

— Да времени не было…

— С тех пор, как я увидела это место первый раз, прошло шесть лет!

— Больше… Около семи… Время летит быстро.

— Да, просто как день проходит…

— Мы, наверное, так же будем говорить, когда состаримся.

— Вы сказали, что прошло около семи лет. И все это время мы оставались чужими друг другу.

— И остаемся такими же.

— Да, так… Как говорили наши отцы, это судьба, предопределение.

Зулейха слегка вздрогнула, будто на нее вдруг напала беспричинная тоска, и добавила:

— Давайте не будем впадать в крайности… Мы не совсем чужие друг другу… Мы расстаемся по-дружески… Это со всеми случается. Я всегда буду желать вам счастья и благополучия.

— И я вам тоже.

— Но я вам сильнее. Вы меня полностью обеспечили.

— Прошу вас, не стоит так говорить.

— Но правда есть правда… С этой точки зрения желать вам счастья — это просто мой долг.

— Давайте больше не будем об этом говорить, прошу вас.

— Но вы, конечно, не станете мне запрещать говорить о нашей дружбе… Даст Аллах, вы будете счастливы. Обзаведетесь семьей… появятся дети…

— Извините, но у вас нет права начинать такие разговоры.

В словах Юсуфа звучал укор. Но Зулейха, не обращая внимания на его слова, будто развлекаясь, продолжала:

— Вот, например, женитесь на той миниатюрной девушке, которую мы встретили в Айвалыке…

Юсуф чуть раздраженно рассмеялся:

— А это вы еще с чего надумали?

— Просто… Мне никто другой на ум не пришел. Вы только не подумайте, что я ее критикую или что-нибудь… Я говорю искренне. Вы не представляете, как мне понравилась эта девушка! У нее от природы такие густые ресницы.

— Я вас прошу…

— Эта девочка вас любила, ведь правда?

На этот раз Юсуф засмеялся, но ничего не ответил.

Зулейха покраснела, потому что почувствовала, что во время этого разговора делает что-то постыдное. Но не смогла себя пересилить.

После долгих дней молчания и напряженного ожидания ей ужасно хотелось поговорить. До этого момента ей казалось сложным найти темы для разговора на время этого долгого путешествия, когда ей придется провести несколько часов наедине с Юсуфом. Но сейчас самым страшным для нее было это затянувшееся молчание. С ее губ готовы были сорваться лирические, детские фразы, которые говорят во время легкого опьянения и горячки. И чтобы скрыть этот приступ нежности, она придавала выражению лица насмешливый вид и говорила колкости.

Но когда Юсуф рассмеялся, закашлялся и замолчал, ей тоже пришлось последовать его примеру, и скоро этот приступ утих.

На полпути им снова пришлось остановиться на десять минут на полуразвалившемся постоялом дворе.

Сад казался совсем голым из-за того, что листва на деревьях еще не появилась, и степная кофейня выглядела еще более ободранной и жалкой.

Юсуф и тут был все так же замкнут и неразговорчив. На все вопросы Зулейхи отвечал парой слов и уходил в свои мысли.

Зулейха, в конце концов, была для Юсуфа гостем на пять-шесть часов. И разве в это время ему не стоило вести себя с ней немного вежливее?

Глава двадцать девятая

На вокзал в Мерсине они приехали слишком рано. Автомотриса [119], что должна была довезти их до Енидже, отправлялась только через два часа. Зулейха положила чемоданы на багажную полку пустого вагона. Потом еще раз сказала Юсуфу, который, нахмурившись, смотрел на часы:

— Вы, если хотите, можете возвращаться… Я сама справлюсь.

— Нет… Я должен вас сам усадить на экспресс.

— Осталось еще примерно часа два. У вас наверняка есть дела в городе. Вы идите.