Жоржи Амаду - Город Ильеус
9
На веранде дома, выстроенного на месте усадьбы Бадаро, которую предал огню Орасио, Жоан Магальяэс строит планы. Дона Ана одобрительно кивает в ответ на его слова. Капитан горд: он был одним из первых, кто предсказал повышение цен. Он тогда поехал в Ильеус — договориться о продаже урожая, но решил повременить и не продавать пока, так как почувствовал, что скоро цены начнут расти.
— Я как в воду смотрел… — говорит он доне Ане.
При разделе поместья на их долю достался невырубленный участок леса. Другие предпочли меньше земли и больше деревьев какао. Жоан Магальяэс и дона Ана все мечтали превратить в плантации этот участок. Они могли бы тогда собирать вдвое больше какао, чем сейчас. Но им всё не удавалось привести в исполнение эту мечту, доходы от урожая всегда уходили на что-нибудь другое. Дети нуждались в деньгах, после отца и дяди остались долги, а дона Ана твердо решила уплатить их все, до последнего реала. Время от времени они вырубали деревья в отдельных местах и сажали какао, когда на самых старых плантациях снижалась урожайность. Первые плантаторы насаждали свои плантации без всякой системы, и период плодоносности старых деревьев был недолог. Во всей зоне какао уже, пожалуй, не осталось ни одного необработанного куска земли, кроме этого участка леса, врезавшегося в плантации Жоана Магальяэса. Ему предлагали за него большую цену. Он посоветовался с доной Аной, и они решили не продавать. Теперь, когда началось повышение цен, которое, казалось, никогда не кончится, они смогут вырубить этот лес и посадить новые деревья какао. Жоан Магальяэс верил, что цены на какао будут всегда держаться по крайней мере на уровне сорока тысяч рейс за арробу. Если на месте лесного участка у него будут новые плантации, то он соберёт уже не тысячу пятьсот арроб, как сейчас, а более трёх тысяч с каждого урожая. И доходы с первого урожая после начала повышения цен они потратили на расчистку своей земли от леса. Началась рубка деревьев, в чаше открылись прогалины, запылали пожарища. Это напомнило доне Ане другие времена, когда открывались прогалины в чаще Секейро Гранде и Репартименто, когда братья Бадаро, её отец и дядя, старались изо всех сил, чтобы создать самое большое состояние в Ильеусе. Это им не удалось, счастье изменило им, поэтому они и умерли. Ольга и коммерсант ничего не понимали в делах с землей. Остались только она, дона Ана, и капитан. Им на долю не выпало богатой, праздничной жизни. Но они были терпеливы, и дона Ана никогда не проронила ни слова о том, как ей тяжело видеть, что её уже не приветствуют в Ильеусе, как приветствовали во времена завоевания земли. Тогда Синьо Бадаро был хозяином зоны, а она жила как принцесса, и свадьба её была отпразднована с незабываемой пышностью. Потом Синьо Бадаро умер от позора, род Бадаро обеднел, теперь даже имя их никогда не упоминалось. Жоан остался с ней. Дона Ана знала, что он много раз хотел уехать и её увезти отсюда в другие края, в другую жизнь, которая привлекала его больше, чем здешняя. Дона Ана давно уже знала, что капитан до приезда в Ильеус был всего-навсего профессиональный игрок. Но она не могла уехать, она не сумела бы жить вдали от своих земель. И он остался, привороженный взглядом её глаз, посвятил себя какао и стал таким же помещиком, как другие, с той только разницей, что он был беднее других и у него было больше долгов… В теперешнем повышении цен дона Ана видела возможность восстановить состояние семьи Бадаро. Если они превратят в плантации весь свой лесной участок, если соберут три тысячи пятьсот арроб какао и продадут его по теперешним ценам, они снова приобретут дом в Ильеусе, помогут выдвинуться зятю-врачу, вспомнят былые времена, когда Бадаро блистали роскошью. Поэтому дона Ана не дает покоя Жоану Магальяэсу. Она с жадным интересом следит за работой на участке и по вечерам засыпает капитана вопросами: как и что, когда будут выжигать первую прогалину? Она запрашивает Экспериментальную станцию какао о ценах на саженцы… Если в этом году удастся вырубить весь участок, на следующий можно будет посадить ростки какао, еще через четыре года они соберут хороший урожай, а через шесть-семь лет у них будет большая фазенда и кончится эта унизительная, полная лишений жизнь, которая больше повинна в гибели Синьо Бадаро, чем сразившая его пуля.
Жоан Магальяэс тоже радостно взволнован. Он всё время смеется, рассказывает разные истории. Спорит по поводу повышения цен, уверяя, что теперь они никогда уже не понизятся, — это ясно как божий день. Всё его радует — рождение внука, женитьба одного из работников, разговоры с Антонио Витором и Раймундой, которые ссорятся из-за постройки нового дома. Возвращаясь из леса, где он наблюдает за работой, Жоан Магальяэс любит посидеть в гамаке рядом с доной Аной и помечтать.
Один раз, приехав в Ильеус, он зашел в «Батаклан». Ему и сейчас смешно вспомнить… Его пригласили на покер. Все партнеры были знакомые, кроме одного — элегантного юноши с хорошими манерами, недавно приехавшего в Ильеус. Игра началась. Жоан Магальяэс сразу понял, что юноша — профессиональный игрок. Это его очень позабавило. Жоан Магальяэс давно уже забыл все свои шулерские трюки и фокусы. Но в этот день он их вспомнил, и в кармане у профессионального игрока осталась только мелкая монета. Парень в себя прийти не мог от изумления. Жоан Магальяэс вернулся к себе в усадьбу, заливаясь хохотом, и рассказал о случившемся доне Ане. Она встревожилась:
— Ты только опять к игре не пристрастись…
— Какая игра! Что я, с ума сошел…
Единственное, чего он хотел, — это вырубать лес, сажать какао, добывать деньги, собирать четыре тысячи арроб. Он был уверен, что добьется такого урожая, и во всех своих проектах исходил не из тех тысячи пятисот арроб, которые собирал сейчас, а из четырех тысяч, которые будет собирать через шесть или семь лет…
Как-то раз, придя из леса, Жоан Магальяэс сказал, что завтра утром начнут выжигать прогалины. Дона Ана стала его расспрашивать и решила сама идти с ним на участок. После обеда они прошли на веранду. Жоан Магальяэс сел в гамак и стал снимать сапоги. Дона Ана, словно вдруг что-то вспомнив, ушла в спальню и там долго рылась в старых чемоданах. Она вернулась, неся в руках ту самую Библию, по которой Синьо Бадаро приказывал ей читать вслух каждый вечер во времена завоевания земли. Она села рядом с мужем, Жоан Магальяэс взял её руки в свои, поцеловал её в лицо и сказал:
— Ты станешь снова прежней доной Аной Бадаро… И когда ты будешь проходить по улицам, народ снова будет указывать на тебя.
Она открыла Библию, и снова, как в старину, зазвенел её голос, произнося пророческие строки. Жоан Магальяэс закрыл глаза и ясно увидел перед собой Синьо Бадаро, сидящего в высоком венском кресле, которое давно уже не существовало. Жоан Магальяэс улыбнулся ему:
— Предоставьте это дело мне…
Голос доны Аны раздавался сквозь его дремотные виденья.
10
Эта праздничная процессия, думал Капи, будет совсем непохожа на ту, в которой он участвовал много лет назад, во время добрых дождей, в родном, далеком краю. В землях какао тоже шли сейчас дожди, зацветали деревья, созревали плоды и росли цены. Только вот праздничная процессия будет совсем непохожа на тот пастушеский танец, в котором он юношей изображал царя Ирода.
И вот процессия — «терно Варапау» — вышла на дороги. Можно было найти другое название, гораздо красивее, но все его называли только так: «терно Варапау», Это была идея Варапау, он всех вдохновил, сумел выпросить денег у полковника Фредерико Пинто, разыскал четырёх девушек и трёх девочек, добившись (с большим трудом), чтоб родители разрешили им участвовать в терно, достал в поселке папиросной бумаги, выпросил у доны Аугусты огарки свечей. Целые ночи он проводил за репетициями — ночи, когда бутылка водки переходила из рук в руки. Он даже оркестр организовал: гитара, старая свирель и бубен. Инструменты были довольно-таки расстроенные; но что ж из этого? Это был все-таки оркестр, он играл, и под звуки его люди танцевали, хотя их танец был всего лишь повторением того трудового танца, который они плясали на баркасах, топча сухие бобы какао. Варапау задумал этот терно для того, чтобы бежать. Жизнь работника на плантации была худшей в мире. Варапау перепробовал уже много профессий, и эта была хуже всего. Но как бежать, если помещики настигали беглецов и секли их на глазах у всех, для примера? Все в фазенде помнили Ранульфо, помнили, как его били за то, что он хотел убежать неведомо куда. Ранульфо умер, сгорел в печи, превратился в тощий, жёлтый труп. Он умер в тот момент, когда Варапау думал о терно и о побеге, и первая репетиция происходила возле покойника в ночь начала дождей. Пришёл полковник, и Рита прижималась к нему, Варапау сам видел. Другие репетиции были удачнее, оживлённее, в них участвовало больше народу; весть о праздничной процессии скоро распространилась по соседним фазендам, и стали прибывать всё новые люди, чтоб выступить в ней. Собрался оркестр. Много было хлопот. Варапау задумал терно, чтоб бежать. Они пойдут далеко, из дома в дом, из фазенды в фазенду, так легче незаметно ускользнуть, уйти в сертаны, чтобы вернуться потом на ильеусские пристани. В памяти Варапау всё ещё жила Роза, — вот это так красота! — с которой он провел несколько ночей в городе. Она ушла от него, не сказав ни слова, он должен ещё раз увидеть её, хотя бы для того, чтоб отлупить; хорошенько отлупить, чтоб в другой раз ей неповадно было обманывать настоящего мужчину. Но постепенно заботы о подготовке терно, ежедневные хлопоты и репетиции увлекли Варапау. Негр Флориндо тоже хотел бежать, увидеть другие земли. Варапау собирался взять его с собой. Вначале они строили планы, подолгу спорили о том, в каком месте лучше оставить процессию и углубиться в лес. Но потом Варапау просто увлёкся своей праздничной процессией. Он всё реже и реже говорил о побеге. Иногда негр Флориндо приставал к нему:
