Иннокентий Федоров-Омулевский - Проза и публицистика
Вот вся сущность дела, как она выяснилась на суде.
Отвернемся поскорее, читатель, от такого... грустного факта и поищем лучше чего-нибудь веселенького. Кстати же, теперь у нас, в Петербурге, народился некий весельчак, чтоб не сказать – юродивый: это – французская газета "La Russie Contemporaine", выпустившая недавно свой пробный номер. Для характеристики этой новой литературной трущобы достаточно привести одно место из нее, где о так называемых нигилистках говорится, что "ces femmes meritent d'etre fouettees en place publique", т. е. что они "заслуживают быть высеченными на площади". Не могу тебе сказать, в каком именно месте всего достойнее было бы применить подобную же меру к самому г. де Легэ, редактору названной газеты, за высказанную им мерзость, но, полагаю, что на русской земле этого не может случиться, ибо, по всей вероятности, ни один из моих соотечественников не пожелает осквернить ее такой испорченной кровью... Тем более удивляет меня негодование некоторых русских газет, с которым они отнеслись к этой французской диковинке: было бы слишком много чести придавать ей какое бы то ни было иное значение, кроме гаерского "упражнения на туго натянутом канате". Даже больше – я, например, положительно побрезговал бы внести ее, как материал, в мои юмористические стихи. Молчаливое презрение – вот, по-моему, самый лучший ответ, какой только может дать русская печать своему непрошеному французскому сподвижнику.
В июньской книжке "Русского Вестника", на самом конце ее, напечатано: "В предыдущей книжке под романом "Анна Каренина" выставлено: окончание следует. Но со смертью героини собственно роман кончился. По плану автора следовал бы еще небольшой эпилог, листа в два, из коего читатели могли бы узнать, что Вронский, в смущении и горе после смерти Анны, отправляется добровольцем в Сербию, что все прочие живы и здоровы, а Левин остается в своей деревне и сердится на славянские комитеты и на добровольцев. Автор, быть может, разовьет эти главы к особому изданию своего романа".
Нет, граф, уж увольте, пожалуйста. Вы и так тянули ваш роман два года, а теперь хотите еще заманить публику на его отдельное издание, обещая преподнести ей новые главы: не через край ли вы, полно, хватили? Мне кажется, что уж если, но вашему плану, вам следовало наградить читателей эпилогом "листа в два", то и надо было дать его в свое время, а не заканчивать бесцеремонно романа как попало. Это приличествует только заурядному строчиле заурядной беллетристической дребедени. Но ведь вы, вероятно, не так же смотрите на свои произведения. А если вы на них смотрите серьезно, в чем я ни минуты не сомневаюсь, то почему же вы сразу не закончили вашего романа как следует? Быть любимцем публики – ведь это не значит еще иметь право вставать к ней в халатные отношения... Делаю настоящую заметку потому, что она может не без пользы пригодиться вам в другой раз.
ПРИМЕЧАНИЯ
МИМОЛЕТНЫЕ НАБРОСКИ. Печатается по первой публикации в "Живописном обозрении" (1877, т. I, No 20–26; т. II, No 27–28), подписанной анонимом "Веселый поэт". Авторство определяется на основании библиографии, составленной П. В. Быковым к Полному собранию сочинений Омулевского (И. В. Федорова) в двух томах. Цикл очерков, объединенных общим названием "Мимолетные наброски",– яркий пример обращения писателя к публицистике, соединяющей сатирические зарисовки действительности и ее социальные обобщения. В "Живописном обозрении" И. В. Омулевский начал сотрудничать с 1877 г., по преимуществу как поэт. Стихотворения его рассеяны по номерам журнала 1877–1883 гг. "Живописное обозрение" – иллюстрированное еженедельное издание, обращенное к широким слоям демократических читателей,– пользовалось популярностью, как как охватывало различные стороны общественной жизни внутри России за рубежом. Широко, но достаточно неразборчиво отражалась в нем литературная полемика, хроника внутренней жизни, в 70-е гг.– славянский вошли, события русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Эти мотивы вошли и в очерковый цикл И. В. Омулевского.
С. 197. "Сын попа".– Речь идет о рассказе И. С. Тургенева "Рассказ отца Алексея".
Наброски Сибирского поэта
Фельетон
I
Прежде всего, имею честь доложить читателю, что положение наше с ним самое завидное: не утруждая себя первобытными порядками и неприятностями сибирских дорог, нам предстоит возможность переноситься из города в город и, подобно пчеле, собирать с любого цветка мед, хотя и не особенно благовонный. Расстояния для нас будут нипочем, и цветов мы жалеть не будем, ибо, как известно, наша Сибирь постоянно цветет... будь это принято даже в смысле плесени. К сожалению, далеко не процветают только многие сибирские города; по крайней мере, в этом может убедить нас изданная на днях хозяйственным департаментом министерства внутренних дел книга под заглавием: "Экономическое состояние городских поселений Сибири". Разбирая названную книгу, "Новое Время" замечает, между прочим:
"Общий же вывод из чтения описания различных городов можно сделать тот, что только те города в Сибири развиваются, которые лежат в южной и степной полосе; чем далее к северу, тем развитие медленнее. О городах же на дальнем Севере, созданных более по административным соображениям, и говорить нечего – положение их ужасно".
Допустим, что это так; но нам крайне любопытно было бы знать, о каких это городах южной степной полосы говорит петербургская газета? Уж не о таких ли, как Атбасар, Кокчетав, Павлодар и т. п.? Помилуйте! да какое же там развитие? Ведь это именно и суть же самые искусственные города, о которых упоминает рецензент. Обратимся теперь к приведенному им же, весьма характерному описанию наружности города Верхоянска:
"Постройки города возведены совершенно без плана и даже не образуют собою улиц. Дома без скатных крыш и по большей части не обшиты тесом, с высокими неуклюжими трубами; потолки снаружи обмазаны глиной и покрыты толстым слоем земли, который не заменяет крышу; окна без стекол, вместо которых вставлены льдины"...
Рецензент, очевидно, возмутился этим и прибавил от себя:
"При таком способе постройки домов неудивительно, что не только инородцы, но и некоторые русские обыватели живут в юртах".
Чудесный город, не правда ли? Прочитав его описание, я встрепенулся, и у меня просто потекли слюнки: да ведь это настоящая Аркадия! Именно, я не только не возмутился, а, напротив,– возликовал, ибо в наше жестокое время антипатий ко всему интеллигентному только в таком первобытном городе и можно благодушно укрыться от всяческих цивилизованных напастей. Нет, кроме шуток, я даже схватился за лиру...
Град, построенный без плана,
Град без улиц и без крыш!
Ты ль сибирского Баяна
Простотой не вдохновишь?
Заменивши стекла льдиной,
Доказал ты, что в наш век
Не культурою единой
Жив и счастлив человек.
Эти трубы неуклюжие,
Уходящие в лазурь,
Говорят нам, что к тому же
Ты не ведаешь и бурь.
И когда спадет завеса
Лжи, гнетущая умы,–
Все лечиться от прогресса
В Верхоянск поедем мы!
Ах, в самом деле, переселимтесь-ка, господа, в Верхоянск... Если там не будет лучше, то и ведь хуже не будет, а то удовольствие какое – смотреть на всевозможные иллюзии сквозь обманчивые льдинки!
Уж истинно можно сказать, что дары судьбы распределены неравномерно, даже и по отношению к городам.
В то время, например, как почтенный Верхоянск щеголяет без улиц, не менее его почтенный Минусинск обзавелся сразу двумя помощниками исправника. Вот что пишет об этом в "Сибирскую газету" минусинский корреспондент:
"Из новостей дня, приводящих в недоумение наше общество, следует отметить небывалое, ни в каком другом городе Российской империи, одновременное существование в Минусинске, уже более двух месяцев, на равных правах службы и получения казенного жалованья, двух помощников исправника: Д – ва, утвержденного в этой должности уже более 3-х месяцев, и В – ского, бывшего недавно под следствием, но неуволенного от должности.
Оба служат, но только с небольшой разницей. Д – в служит в полиции, а В – ский служит... новому исправнику, в качестве компаниона, по целым неделям, на охоте на дупелей.
Что сей сон означает?"
