Джейн Остен - Гордость и предубеждение
– Да. Тетя Филипс утверждает, что мне это особенно пойдет на пользу, – добавила Китти, и вся семья вновь принялась оплакивать свою судьбу.
Жизнь в Лонгбурне на время приостановилась; и хотя Элизабет старалась не обращать внимания на страдания сестер, она все же понимала, что наслаждаться повседневными радостями в такой обстановке просто невозможно. Иногда, находясь в хорошем настроении, она даже начинала чувствовать угрызения совести, и потому лишний раз соглашалась с горькими упреками мистера Дарси. Собственно, именно сейчас она окончательно стала склоняться к тому, что должна простить ему столь беспардонное вмешательство в интересы своего друга.
Что же касается Лидии, то всем ее переживаниям вскоре, однако, настал конец: она неожиданно получила приглашение от жены полковника, миссис Форстер, сопровождать ее в Брайтон. Оценить такое приглашение сполна было трудно. Выручившая Лидию подруга представляла собой довольно молодую особу, не так давно вышедшую замуж. Схожее чувство юмора и одинаковый вкус помогли быстрее сойтись обеим леди; и по прошествии трех месяцев их знакомство переросло в весьма крепкую дружбу.
Нетрудно догадаться, в какой восторг пришла после этого предложения, отчаявшаяся было Лидия, какой любовью она воспылала к миссис Форстер, как была рада за дочь миссис Беннет и как заламывала руки несчастная Китти. Оставаясь совершенно безучастной к чувствам своей сестры, Лидия весь день без устали носилась по дому, требовала, чтобы все ее поздравляли, постоянно о чем-то щебетала и смеялась по поводу и без повода; в то время как обделенная удачей Китти по-прежнему сидела в гостиной и продолжала сетовать на свою долю, с досады еще пуще заливаясь горькими слезами.
– Не понимаю, почему миссис Форстер взбрело в голову позвать не меня, а Лидию, – сквозь всхлипывания говорила она. – Наверное, решила, что я не вполне подходящая для нее компания. Но на самом деле я ведь ничуть не хуже. Более того, я старше Лидии на два года.
Напрасно Элизабет и Джейн старались успокоить ее. Она упорно не желала мириться со своей участью. А Элизабет, к примеру, вообще не видела в том приглашении ничего привлекательного и даже считала, что, согласившись принять его, Лидия обнаружила в себе полное отсутствие здравого смысла. Она поражалась тому, что некоторые люди с такой возмутительной беспечностью готовы совершить любой необдуманный шаг, и потому не удержалась от того, чтобы втайне не посоветоваться с отцом и не убедить его в том, что Лидию отпускать нельзя. Она выложила перед ним все недостатки, наблюдавшиеся в поведении сестры, разъяснила ему, что именно может принести дружба с такой женщиной, как миссис Форстер, и высказала предположение, что в Брайтоне, где соблазнов, должно быть, намного больше, чем дома, Лидия обязательно станет вести себя еще более неблагоразумно. Тот внимательно ее выслушал и под конец произнес:
– Лидия не успокоится до тех пор, пока не покажет себя в обществе; и поскольку ей представилась такая возможность, то я отнюдь не против, если она ею воспользоваться, так как при данных обстоятельствах все расходы для нашей семьи будут весьма незначительными, чего трудно было бы ожидать в других случаях.
– Если бы вы знали, – не унималась Элизабет, – в каком положении окажемся все мы, когда люди обратят внимание на беспечное и легкомысленное поведение Лидии (если они уже этого не заметили), то, уверена, вы бы отнеслись к ее поступку иначе.
– Уже заметили! – повторил мистер Беннет. – Боже милостивый, неужели она распугала всех твоих поклонников? Бедняжка Лиззи! Ну не стоит так унывать. Как можно расстраиваться из-за каких-то капризных юнцов, которые даже боятся привнести в свою жизнь чуточку абсурдного?.. Позволь же мне взглянуть на список кавалеров, которых оттолкнули экстравагантные выходки Лидии.
– Вы ошибаетесь. Я пришла к вам вовсе не потому, что держу зло на Лидию из-за таких пустяков. Меня беспокоит другое. В первую очередь престиж нашей семьи, который может существенно пострадать из-за несдержанности, являющейся неотъемлемой чертой Лидии. Извините, что я вынуждена говорить так открыто; но если вы, мой дорогой отец, не собьете с нее спесь, и не доведете сейчас до ее сознания, что подобные стремления не должны становиться смыслом жизни, то вскоре она вообще перестанет кого-либо слушать. Ее характер окончательно сформируется, и в шестнадцать лет она превратится в неисправимую кокетку, чем выставит на посмешище как самое себя, так и свою семью. И разве она чего-нибудь добьется этим флиртом? Нет, к ней не станет проявлять интереса ни один уважающий себя человек; а за внешней красотой по-прежнему будут скрываться наивность и невежество, которые не позволят ей не только противостоять оскорблениям в ее адрес, но даже просто понять, что ее презирают. А какой пример, она подаст Китти, которой угрожает то же самое, так как она во всем старается походить на Лидию? Тщеславие, недальновидность, праздность и совершенное безрассудство! Ах, мой дорогой отец, неужели вы на самом деле полагаете, что им удастся избежать осуждения и неприязни со стороны тех, с кем они будут общаться, и что эта немилость не распространится на их сестер?
Мистер Беннет, похоже, наконец, понял, что эта тема действительно не дает его дочери покоя, и потому, нежно взяв ее за руку, ответил:
– Не нужно так переживать, радость моя. В тех кругах, в которых общаетесь вы с Джейн, вас всегда будут уважать и ценить; а тот факт, что у тебя есть еще две, – нет, пожалуй, – три глупых сестры, никоим образом не скажется на мнении окружающих вас людей. Но только представь, во что превратится наш дом, если Лидии все-таки не удастся попасть в Брайтон. Пусть она едет. Полковник Форстер – вполне здравомыслящий человек, и он не допустит, чтобы с ней случилось что-нибудь из ряда вон выходящее. Кроме того, она, к счастью, не так богата, чтобы становится объектом чьих-либо назойливых преследований. В Брайтоне Лидия не привлечет к себе большего внимания, чем здесь. Офицеры найдут себе женщин и поинтереснее. Другими словами, будем надеяться, что пребывание в тех местах, наконец, убедит Лидию в том, что она не является слишком важной персоной. В любом случае эта поездка не причинит ей большого вреда, а сама Лидия отныне не будет упрекать нас в том, что мы держим ее в заточении.
Вот таким ответом пришлось довольствоваться бедной Элизабет. Впрочем, она не скрывала, что ее собственное мнение по этому вопросу осталось прежним; и поэтому мистер Беннет, вернувшись к своим делам, чувствовал себя даже немного виноватым. Однако Элизабет не имела привычки усиливать свои переживания тем, чтобы постоянно думать о них. Она выполнила то, что считала своим долгом, и теперь могла забыть об этом и не терзать свою душу напрасной тревогой.
Но если бы только Лидия и мать узнали, о чем Элизабет беседовала с отцом, их негодованию не было бы предела. Для Лидии поездка в Брайтон являлась воплощением земного счастья. В ее воображении уже рисовались нарядные улочки этого красивого города, наводненного щеголеватыми офицерами. И вот появляется она и тотчас же становится объектом пристального внимания. В ее сторону обращены десятки пытливых взоров. Она даже попыталась представить себе, как выглядит их лагерь: упругие палатки, вытянувшиеся стройными рядами и битком набитые молодыми жизнерадостными людьми; а в одной из них сидит сама Лидия и заигрывает сразу с шестью ухаживающими за ней офицерами.
Если бы она только знала, что ее сестра уже приложила немало усилий, чтобы лишить ее такой перспективы, а вместе с тем и счастья, что бы она сейчас почувствовала по отношению к Элизабет? Ее ощущения могла бы разделить, пожалуй, одна только мать, которой, по ее же словам, однажды уже довелось испытать что-то подобное. Если Лидии удастся выбраться в Брайтон, то миссис Беннет получит невероятное утешение, потому что, несмотря на странную нелюбовь ее мужа к путешествиям, их дочь все-таки кое-где побывает.
Обе они и понятия не имели о том, что происходит за их спинами. Восторженное состояние не покидало их до того самого дня, когда Лидия уже готова была отправиться в дорогу.
Между тем Элизабет в последний раз предстояло увидеться с мистером Уикемом. Поскольку после ее возвращения он никогда не обделял ее своим обществом, все волнения, обычно сопутствующие любой встрече, уже улеглись. Мало того, теперь она даже научилась распознавать в чьем-либо добром расположении к себе притворство и истинные чувства. То, как он нынче обходился с ней, вызывало в Элизабет скорее скуку и легкое отвращение; и после того, что между ними произошло, она рассматривала его усиленные знаки внимания, которыми были отмечены самые первые дни их знакомства, как желание подразнить или даже рассердить ее. Как только Элизабет обнаружила, что является лишь объектом пустой и поверхностной заботы, она потеряла к нему всякий интерес; однако, стараясь подавить в себе постоянно возникающую неприязнь, она чувствовала, что поступает дурно, так как он, похоже, еще верил, что стоит ему возобновить свои ухаживания, как она тут же растает и вновь отдаст ему предпочтение.
