Эдит Уортон - Эпоха невинности
— Какая чудесная карета! Она принадлежит Мэй? — спросила она, вдруг отвернувшись от окна.
— Да.
— Это ведь Мэй послала вас встретить меня, не так ли? Как любезно с ее стороны!
Мгновение он молчал; затем мстительно сказал:
— После нашей встречи в Бостоне меня посетил секретарь вашего мужа.
В своем коротком послании к ней он ничего не сообщил об этом и имел намерение похоронить этот инцидент в своей душе. Но ее ненужное напоминание о том, что эта карета принадлежит его жене, заставило Арчера сказать это. Он посмотрит, будет ли ей так же приятно услышать о месье Ривьере, как ему о Мэй! Однако, как обычно, ему не удалось заставить ее выйти из себя, и она не выказала ни малейшего удивления. «Следовательно, он написал ей», — заключил про себя Арчер.
— Мистер Ривьер приходил к вам? — спросила она наконец.
— Да, а вы не знали?
— Нет, — просто ответила она.
— Но вы не удивлены?
— Что ж тут удивительного? — слегка поколебавшись, ответила она. — Он рассказал мне, когда приезжал в Бостон, что познакомился с вами. Кажется, в Англии.
— Эллен, я хочу спросить у вас одну вещь.
— Да.
— Я хотел спросить у вас это сразу после встречи с Ривьером, но я не хотел это писать в записке. Это Ривьер помог вам уехать — когда вы решили оставить мужа?
Сердце его билось так сильно, что он едва мог дышать. Неужели и этот вопрос она встретит с той же невозмутимостью?
— Да, я обязана ему многим, — ответила она без малейшей дрожи в голосе.
Ее слова звучали так естественно, почти безразлично, что волнение Арчера угасло. Еще раз ей удалось — своей простотой — заставить его почувствовать всю глупость своей приверженности к условностям как раз тогда, когда он уже считал, что покончил с этим.
— Мне кажется, что вы самая честная женщина из всех, кого я когда-либо встречал, — пробормотал он.
— О нет, но, возможно, одна из наименее суетных, — ответила она, и он почувствовал в ее голосе улыбку.
— Зовите это как вам угодно — вы принимаете вещи такими, как они есть.
— О, просто так сложилось. Мне пришлось смотреть в лицо Медузе Горгоне.
— Но это не ослепило вас! Вы поняли, что она просто старое пугало!
— Она никого не ослепляет; она просто иссушает слезы.
Ответ ее словно запечатал губы Арчера, с которых была готова сорваться мольба — столько печального жизненного опыта стояло за ним. Медленное движение парома вдруг прекратилось — он с такой силой врезался в причал, что карету тряхнуло, а Арчера и О ленскую бросило друг к другу. Весь дрожа, Арчер ощутил прикосновение ее плеча и обнял ее.
— Но если вы не слепы — тогда вы должны видеть, что так не может продолжаться.
— Что именно?
— То, что мы вместе — и не вместе.
— Нет. Вам не следовало встречать меня, — сказала она упавшим голосом.
Потом вдруг она повернулась, обвила его шею руками и прижалась губами к его губам.
В тот же момент карета тронулась, и свет газового фонаря у выезда с причала упал в окно. Она отстранилась, и они сидели не двигаясь, пока карета старалась выбраться из пробки на пристани. Когда они наконец выехали на ровную дорогу, Арчер заговорил торопливо:
— Не бойтесь меня, можете не забиваться в угол, что вы сейчас делаете. Сорванный второпях поцелуй — это совсем не то, что мне нужно. Посмотрите, я даже не касаюсь рукава вашего жакета. Вы полагаете, я не понимаю, что вы не хотите, чтобы наше чувство выродилось в обычную тайную интрижку? Когда нас разделяет расстояние, все мои мысли сгорают в ярком пламени желания; но стоит вам появиться… и я тут же осознаю, что вы для меня намного больше того, что я помнил, чего я желал, и то, что я хочу, настолько не укладывается в то, что мы можем иметь: быть вместе час-другой, что я могу совершенно спокойно сидеть рядом с вами. Просто сидеть и ждать, когда же осуществятся мои мечты… Несколько мгновений она молчала, затем спросила:
— Что значит — осуществятся?
— Но вы же верите, что это будет, не так ли?
— Мечты о том, чтобы мы были вместе? — Она внезапно резко рассмеялась. — Хорошенькое же вы выбрали место, чтобы сказать мне об этом!
— Вы хотите сказать, что мы в карете моей жены? Давайте выйдем из нее. Вы же не боитесь снега?
Она рассмеялась снова, уже более мягко.
— Нет, я, конечно, не выйду и не пойду пешком, потому что мне нужно как можно скорей быть у бабушки. А вы останетесь сидеть рядом со мной, и мы будем смотреть в лицо реальности, а не предаваться мечтам.
— Не знаю, что вы подразумеваете под реальностью. Единственная реальность для меня только эта.
Она встретила эти слова долгим молчанием, и тем временем карета, выехав с какой-то темной улочки, покатила по ярко освещенной Пятой авеню.
— Так что же вы решили, что я буду вашей любовницей? Поскольку вам хорошо известно, что быть вашей женой я не смогу.
Грубость ее высказывания поразила Арчера — женщины его круга стеснялись произносить такие слова, если даже речь о них и заходила в разговоре. Он заметил, что Оленская произнесла слово «любовница» спокойно, как будто оно было для нее привычным, и он подумал, что в той ужасной жизни, которую она покинула, при ней его употребляли свободно. Ее вопрос заставил его судорожно вздрогнуть, и он с трудом заговорил:
— Я хочу… я хочу как-нибудь оказаться с вами в чудесной стране, где этих слов… этих понятий… не существует. Где мы будем просто человеческими существами, которые любят друг друга, и больше ничего на свете не существует.
Она издала глубокий вздох, который затем превратился в горький смех.
— О мой дорогой, и где же эта страна? Вы когда-нибудь бывали там? — спросила она; и так как он угрюмо молчал, она продолжила: — Я знаю многих, которые пытались найти ее; и, поверьте мне, они все по ошибке сходили на придорожных станциях — скажем, в Болонье, Пизе или Монте-Карло, и эти станции не слишком отличались от того мира, который они покинули. Разве что были меньше, сомнительнее и их населяли люди, менее разборчивые в средствах.
Он никогда не слышал, чтобы она говорила в таком тоне, и вспомнил фразу, которую она сказала немного раньше.
— Я вижу, Горгона и в самом деле лишила вас слез.
— Да, и в то же время открыла мне глаза — это людское заблуждение, что она ослепляет. На самом деле она творит нечто совершенно противоположное — не позволяет им закрыть глаза, и они никогда более не могут погрузиться в благословенную тьму неведения. Есть ли китайская пытка, подобная этой? Должна быть. О, поверьте, эта чудесная страна, о которой вы мечтаете, — это такая маленькая и жалкая страна!
Карета пересекла уже Сорок вторую улицу — она двигалась так быстро, словно в нее впрягли кентуккийского рысака. Арчера разрывало изнутри сознание того, что время, отведенное им, истекает — и все было напрасно…
— Так все-таки, что, по-вашему, будет с нами?
— С НАМИ? Но ведь НАС нет! Мы близки друг другу только тогда, когда далеко друг от друга. Тогда мы остаемся сами собой. Иначе мы только Ньюланд Арчер, муж кузины Эллен Оленской, и Эллен Оленская, кузина жены Ньюланда Арчера, которые пытаются искать счастья за спиной у тех, кто им доверяет.
— О, мне это уже безразлично, — простонал он.
— Уверяю вас, нет! Вам никогда не было все безразлично. А мне было, — добавила она странным голосом, — и я знаю, ЧТО это такое.
Он сидел молча, переполненный невыносимой болью. Потом он нашарил в темноте кареты звонок, которым Мэй звонила кучеру два раза, когда хотела остановиться. Он позвонил, и карета подъехала к тротуару.
— Почему мы остановились? Это же не дом бабушки! — воскликнула Оленская.
— Нет. Но я выйду здесь, — пробормотал он, открывая дверь и выпрыгивая на мостовую. В свете уличного фонаря он увидел ее испуганное лицо и инстинктивное движение, которое она сделала, чтобы задержать его. Он закрыл дверь, и на мгновение прислонился к стеклу. — Вы были правы: мне не надо было встречать вас сегодня, — сказал он, понижая голос, чтобы кучер не мог его расслышать.
Она наклонилась вперед, и казалось, хотела что-то сказать; но он уже махнул кучеру, и карета покатилась дальше, а он, стоя на углу, смотрел ей вслед. Снег перестал идти, но порывы ветра хлестали его в лицо, пока он стоял. Внезапно он почувствовал что-то холодное и твердое на своих ресницах и понял, что плачет, а ветер превращает его слезы в льдинки.
И, засунув руки в карманы, он повернул назад и зашагал быстрым шагом вниз по Пятой авеню к своему дому.
Глава 12
Когда он вечером снова вернулся домой к обеду, гостиная была пуста.
Они должны были обедать с Мэй одни, поскольку все семейные приглашения и договоренности были отложены из-за болезни старой миссис Минготт; но Мэй обычно была пунктуальнее его, и он удивился, что ее нет за столом. Переодеваясь, он слышал, что она дома, — он слышал шорох в ее комнате, и он не мог понять, что ее задерживает.
