Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Судья и его палач. Подозрение. Авария. Обещание. Переворот
— Кофе? — предложил хозяин.
— Нет, ничего. Я здесь по служебной надобности, — ответил полицейский.
Крестьяне с любопытством уставились на разносчика.
— Что он натворил? — спросил какой-то старик.
— Это вас не касается.
Помещение было низенькое, прокуренное, не комната, а деревянная нора, духота стояла нестерпимая, и при этом хозяин не зажигал света. Крестьяне сидели за длинным столом, пили не то белое вино, не то пиво и сами вырисовывались как тени на фоне серебристых оконных стекол, по которым снаружи капало и текло. Где-то стучал шарик настольного футбола, где-то звякал и громыхал американский игральный автомат.
Фон Гунтен выпил рюмку вишневки. Ему было страшно. Он забился в угол, оперся локтем на ручку своей корзины, сидел и ждал. Ему казалось, что он уже очень давно сидит так. В этой душной тишине чувствовалась угроза. За окнами посветлело, дождь перестал, и вдруг выглянуло солнце. Только ветер еще завывал, сотрясая стены. Фон Гунтен обрадовался, когда у крыльца наконец затормозили машины.
— Пойдемте, — поднявшись, сказал Ризен.
Оба вышли. Перед «Оленем» дожидались темный лимузин и автобус оперативной группы; санитарный автомобиль подошел вслед за ними. Яркое солнце заливало деревенскую площадь. У колодца стояли двое ребятишек лет пяти-шести — девочка и мальчик, у девочки под мышкой торчала кукла, у мальчика — хлыстик.
— Фон Гунтен, садитесь рядом с шофером! — крикнул Маттеи из окна лимузина, и, когда разносчик, словно почувствовав себя в безопасности, со вздохом облегчения уселся на место, а Ризен влез во вторую машину, полицейский комиссар сказал: — Так! А теперь покажите нам, что вы нашли в лесу.
5Они пошли прямо по мокрой траве, потому что лесная просека превратилась в сплошное месиво. Среди кустов невдалеке от опушки они увидели детский трупик и окружили его кольцом. Все молчали, деревья шумели на ветру, с них все еще сыпались крупные серебряные капли и сверкали как алмазы. Прокурор бросил сигару «Бриссаго» и смущенно наступил на нее. Хенци смотрел в сторону.
— Сотрудник полиции не смеет отворачиваться, Хенци, — сказал Маттеи.
Полицейские расставляли осветительные приборы.
— После такого ливня нелегко будет отыскать следы, — заметил Маттеи.
Среди полицейских вдруг оказались те же ребятишки — мальчик и девочка; они стояли и глядели во все глаза, девочка все еще с куклой под мышкой, а мальчик — с хлыстиком.
— Уберите детей.
Один из полицейских взял их за руки и отвел на дорогу. Там они остановились как вкопанные.
Из деревни уже бежали люди, хозяин трактира сразу был виден по белому фартуку.
— Оцепить! — распорядился полицейский комиссар.
Несколько агентов заняли посты. Другие принялись обыскивать окрестности. Засверкали блицы.
— Ризен, вы знаете, чья это девочка?
— Нет, господин комиссар.
— В деревне вы ее видели?
— Как будто видел, господин комиссар.
— Сфотографировали ее?
— Сейчас сделаем еще два снимка сверху.
Маттеи подождал.
— Следы есть?
— Никаких. Все затоплено.
— Пуговицы осмотрели? Есть отпечатки пальцев?
— Какое там! После такого ливня!
Маттеи склонился над трупиком.
— Бритвой! — установил он, собрал разбросанное кругом печенье и бережно сложил его в корзиночку. — Крендельки.
Доложили, что кто-то из деревенских хочет поговорить. Маттеи поднялся. Прокурор посмотрел на опушку. Там стоял седой человек с зонтиком, висевшим на левой руке. Хенци оперся о ствол бука. Он был бледен. Разносчик сидел на своей корзине и шепотом твердил:
— Я проходил мимо, случайно, совсем случайно…
— Приведите старика!
Седой человек пробрался сквозь кусты и оцепенел.
— Господи, Господи, — только и мог он пролепетать.
— Позвольте узнать вашу фамилию? — обратился к нему Маттеи.
— Я учитель Лугинбюль, — чуть слышно ответил старик и отвернулся.
— Вы знаете эту девочку?
— Это Гритли Мозер.
— Где живут ее родители?
— «На болотцах».
— Это далеко от деревни?
— Четверть часа ходу.
Маттеи бросил взгляд на убитую, у него одного хватило на это духу. Никто не произнес ни слова.
— Как это случилось? — спросил учитель.
— Преступление на сексуальной почве, — объяснил Маттеи. — Она училась у вас?
— Нет, у фройляйн Крум. В третьем классе.
— У Мозеров есть еще дети?
— Гритли была у них единственным ребенком.
— Кто-нибудь должен сообщить родителям.
Все опять промолчали.
— Может быть, вы, господин учитель? — спросил Маттеи.
Лугинбюль долго не отвечал.
— Не сочтите меня трусом, — запинаясь, сказал он наконец, — я не хочу брать это на себя. Не могу, — шепотом добавил он.
— Понимаю, — согласился Маттеи. — А где господин пастор?
— В городе.
— Хорошо. Можете идти, господин Лугинбюль, — ровным голосом произнес Маттеи.
Учитель прошел обратно на дорогу. Там все прибывал народ из Мегендорфа.
Маттеи взглянул на Хенци. Тот по-прежнему стоял, опершись о ствол бука.
— Пожалуйста, только не я, комиссар, — шепотом попросил Хенци.
Прокурор тоже отрицательно помотал головой. Маттеи еще раз посмотрел на трупик, потом на разорванное красное платьице, которое валялось в кустах, мокрое от крови и дождя.
— Что ж, тогда пойду я, — сказал он и поднял корзинку с крендельками.
6Дом «На болотцах» стоял в топкой ложбинке близ Мегендорфа. Маттеи оставил служебную машину в деревне и пошел пешком. Ему хотелось выиграть время. Он издалека увидел дом. Но вдруг остановился и обернулся. Ему послышались шаги. Опять те же ребята — мальчик и девочка. Они раскраснелись — верно, бежали напрямик, иначе нельзя было объяснить их появление.
Маттеи пошел дальше. Дом был невысокий — белые стены и темные стропила, на них гонтовая крыша. За домом — плодовые деревья, в саду — вскопанные грядки. Перед домом мужчина колол дрова. Он поднял голову и увидел полицейского комиссара.
— Что вам угодно? — спросил он.
Маттеи мялся в растерянности, наконец назвал себя и спросил лишь бы выиграть время:
— Господин Мозер?
— Это я и есть. Что вам нужно? — повторил мужчина и остановился перед Маттеи, держа топор в руке.
Это был испитой человек лет сорока с изборожденным глубокими складками лицом и серыми глазами, пытливо смотревшими на комиссара полиции. В дверях показалась женщина, на ней тоже было красное платье. Маттеи обдумывал, что сказать. Он давно уже над этим думал и до сих пор ни до чего не додумался. Мозер сам пришел ему на помощь. Он увидел корзиночку в руках Маттеи.
— С Гритли что-нибудь случилось? — спросил он и снова пытливо посмотрел на Маттеи.
— Вы куда-нибудь посылали Гритли? — в свою очередь спросил полицейский комиссар.
— К бабушке, в Ферен, — ответил крестьянин.
Маттеи прикинул: Ферен была соседняя деревня.
— Гритли часто ходила туда? — спросил он.
— Каждую среду и субботу после обеда, — ответил крестьянин и в приливе внезапного страха спросил: — Зачем вам это нужно знать? Отчего вы принесли назад корзиночку?
Маттеи поставил корзинку на пенек, на котором Мозер колол дрова.
— Гритли нашли мертвой в мегендорфском лесу, — сказал он.
Мозер не шелохнулся, не шелохнулась и жена, она все еще стояла на пороге. Тоже в красном платье. Маттеи увидел, как на побелевшем лице Мозера внезапно выступил и ручьями заструился пот. Ему хотелось отвернуться, но взгляд его словно приковался к этому лицу, к этому струящемуся поту, так они и стояли оба, вперив друг в друга глаза.
— Гритли убили, — услышал Маттеи собственный голос, его раздосадовало, что голос звучит безучастно.
— Не может этого быть, не бывают на свете такие изверги, — прошептал Мозер, и рука с топором дрогнула.
— Бывают, господин Мозер, — сказал Маттеи.
Мозер тупо посмотрел на него.
— Я хочу пойти к дочке, — еле слышно выговорил он.
Полицейский комиссар покачал головой:
— Не стоит, господин Мозер. С моей стороны жестоко так говорить. Но послушайте меня: лучше не ходите к вашей Гритли.
Мозер вплотную подошел к комиссару полиции, остановился перед ним лицом к лицу.
— Почему это «лучше»? — выкрикнул он.
Полицейский комиссар промолчал.
Мозер еще мгновение раскачивал в руке топор, как будто собираясь замахнуться им, потом повернулся и пошел к жене, которая все еще стояла в дверях. Все еще без движения, без единого звука. А Маттеи ждал внизу. Он видел все до мельчайших подробностей и вдруг понял, что до конца жизни не забудет этой сцены.
Мозер обеими руками обхватил жену и весь затрясся от беззвучных рыданий. Он спрятал лицо на ее плече, а она все стояла и смотрела в пустоту.
