Чарльз Диккенс - Лавка древностей
Громко стуча колесами по булыжнику, фургон подъехал к снятому под выставку помещению, и Нелл сразу же очутилась в толпе восхищенных ребятишек, которые, наверно, приняли ее за одну из главных диковинок паноптикума, а при виде старика твердо уверились, что это какая-то хитрая штуковина, слепленная из воска. Ящики со всей возможной поспешностью вынесли из фургона и втащили в зал, где миссис Джарли вместе с Джорджем и его помощником в плисовых штанах и коричневой шляпе с заткнутыми за ленточку подорожными квитанциями тут же пустили в дело содержимое этих ящиков (а именно, фестоны из красной материи и другую драпировку) для придания нарядного вида залу.
Не теряя времени, все принялись за работу, а ее хватало на каждого. Так как грандиозное собрание восковых фигур все еще держали в чехлах, чтобы завистливая пыль не испортила им цвета лица, Нелл тоже занялась украшением зала, в чем ей усердно помогал дед. Для Джорджа и его подручного такая работа была не в новинку, и они быстро управлялись с ней, а миссис Джарли выдавала им гвоздики из висевшей у нее через плечо холщовой сумки, похожей на сумку сборщика у заставы, и всячески поощряла их старания.
В самый разгар этих приготовлений в дверях зала с приветливой улыбкой на устах появился высокий горбоносый брюнет в старом военном мундире, который был узок и короток ему в рукавах, носил на себе — увы! лишь следы украшавших его когда-то кистей и шнуров и вполне соответствовал столь же потрепанным панталонам серого цвета, плотно облегавшим ляжки, и легким туфлям, явно клонившимся к концу своего земного существования. Миссис Джарли стояла спиной к дверям, и, погрозив пальцем ее приспешникам, чтобы они не выдавали его присутствия, джентльмен в мундире подкрался к ней сзади, щелкнул ее по шее и шутливо крикнул: «У-у!».
— Мистер Сдам! — воскликнула владелица паноптикума. — И вы здесь! Господи, ну кто бы мог это подумать!
— Клянусь честью, здорово сказано! — в свою очередь воскликнул мистер Сдам. — Клянусь честью, умно сказано! В самом деле, кто бы мог это подумать! Джордж, мой верный друг! Как поживаешь!
Джордж выслушал это приветствие с полным равнодушием и, не переставая стучать молотком, грубовато ответил, что поживает неплохо.
— Меня привело сюда… — продолжал джентльмен в мундире. — Клянусь честью, я сам толком не знаю, что меня сюда привело. Черт возьми! Просто теряюсь, не придумаю, как объяснить! Я искал вдохновения, искал случая немножко рассеяться, немножко проветриться и… клянусь честью!.. — Джентльмен прервал себя на полуслове и осмотрелся по сторонам. — Черт возьми, какое классическое зрелище! Храм Минервы, да и только!
— Да, когда все будет готово, получится недурно, — согласилась миссис Джарли.
— Недурно? — воскликнул мистер Сдам. — Не сочтите меня лжецом, но, клянусь честью, я благословляю тот миг, когда мое скромное перо воспевало все эти красоты! Кстати — заказы будут? Не могу ли я услужить вам какой-нибудь безделицей?
— Они очень дорого обходятся, сэр, — ответила миссис Джарли, — а пользы от них мало.
— Ни слова больше! — вскричал мистер Слам, взмахнув рукой. — Нет! Вздор, вздор! Слышать ничего не желаю! Не говорите, что от них мало пользы! Не говорите этого! Я все равно вам не поверю!
— Во всяком случае, маловато, — сказала миссис Джарли.
— Ага! Сдаетесь! Идете на попятный! Спросите парфюмеров, спросите продавцов ваксы, спросите шапочников, спросите лотерейщиков — спросите кого угодно, приносят ли пользу мои стихи, и вы услышите, что мое имя благословляют! Если вы спросите честного человека, сударыня, он возденет очи к небесам и пошлет благословение Сламу. Верьте мне, миссис Джарли! Вам случалось посещать Вестминстерское аббатство[39], сударыня?
— Ну, еще бы!
— Так вот, клянусь честью, что под его мрачными сводами есть некий Уголок Поэтов[40], где вы увидите немало имен, значительно уступающих имени Слама. И джентльмен в мундире весьма выразительно постучал себя пальцем по лбу, давая понять, что там у него кое-что имеется. — Я захватил с собой одну вещицу, — продолжал он, сняв шляпу, набитую какими-то бумажонками. — Так, пустячок, написанный за один присест, в порыве вдохновения; по-моему, эго как раз то, что вам нужно, — публика будет валом валить. Это акростих. Правда, он составлен для Уоррена[41], но мысль, которая в нем содержится, подойдет и для Джарли. Приспособить его — дело одной минуты. Купите акростих.
— Наверно, дорого? — сказала миссис Джарли.
— Пять шиллингов, — ответил мистер Сдам, ковыряя карандашом в зубах. — Дешевле всякой прозы.
— Нет, я могу дать только три, — сказала миссис Джарли.
— …и шесть пенсов, — подхватил Слам. — Ну, сговорились. Три шиллинга шесть пенсов.
Миссис Джарли не могла устоять перед въедливым поэтом, и мистер Слам внес заказ в маленькую памятною книжечку и поставил рядом и сумму — три шиллинга шесть пенсов. Вслед за тем он удалился переделывать акростих, весьма сердечно простившись со своей заказчицей и пообещав ей вернуться в самом непродолжительном времени с готовым для типографщика чистовиком.
Присутствие мистера Слама нисколько не мешало работе, она сильно двинулась вперед за это время и вскоре после его ухода подошла к концу. Драпировка была со вкусом развешена по стенам, с грандиозной коллекции сняли чехлы, и вот вдоль стен зала, на подмостках, возвышающихся фута на два над полом и отгороженных от бесцеремонной публики малиновым шнуром на уровне человеческой груди, перед Нелл предстала расположившаяся группами и поодиночке в более или менее неустойчивых позах, разодетая в костюмы всех времен и народов, пестрая компания знаменитых исторических личностей с чрезвычайно развитой мускулатурой рук и ног, с вытаращенными глазами и широко раздутыми ноздрями, что придавало им крайне изумленный вид. У всех джентльменов были иссиня-черные бороды и куриная грудь, все леди блистали идеальным телосложением, и все леди и все джентльмены устремляли напряженный взгляд в никуда и с потрясающей сосредоточенностью смотрели неизвестно на что.
Как только первые восторги Нелл утихли, миссис Джарли распорядилась, чтобы их оставили вдвоем, села в кресло посреди зала и, торжественно вручив своей приемнице ивовый прут, которым она долгие годы сама указывала зрителям фигуры, принялась обстоятельно разъяснять ей ее новые обязанности.
— Вы видите перед собой, — словно обращаясь к публике, начала миссис Джарли, когда Нелл коснулась прутом фигуры, стоявшей на краю подмостков, — вы видите перед собой несчастную фрейлину двора королевы Елизаветы[42], каковую фрейлину от укола пальца иглой постигла смерть вследствие того, что она занималась рукодельем в воскресный день. Обратите внимание на кровь, капающую у нее с пальца, а также на старинную иголку с золотым ушком, которой она шьет.
Нелл повторила это два-три раза, показывая, когда следовало, на палец и на иглу, после чего перешла к следующей фигуре.
— А теперь, леди и джентльмены, — сказала миссис Джарли, — вы видите перед собой недоброй памяти Джеспера Пэклмертона, у которого было четырнадцать жен, скончавшихся одна за другой, потому что он щекотал им пятки в то время, как они спали сном невинности и добродетели. Будучи спрошен уже на эшафоте, сожалеет ли он о содеянном, этот злодей ответил: «Да, жалею, что они так дешево отделались, и надеюсь, что все добропорядочные мужья простят мне мою оплошность». Пусть это послужит предостережением для всех молодых девиц при выборе супруга. Обратите внимание, что пальцы у него скрючены, будто он щекочет, а один глаз изображен прищуренным, потому что так он и делал, совершая свои чудовищные злодеяния.
Когда Нелл запомнила все подробности, касающиеся мистера Пэклмертона, и могла повторить их без запинки, миссис Джарли перешла к толстяку, от толстяка к обтянутому кожей скелету, к великану, карлику, затем к престарелой леди, которая отплясывала на балу в возрасте ста тридцати двух лет, вследствие чего и скончалась, от нее к одичавшему мальчику, найденному в лесу, к женщине, отравившей маринованными орехами четырнадцать семейств, и к другим историческим персонам, а также к разным, весьма занятным, хоть и погрязшим в пороках личностям. Нелл так хорошо усвоила наставления своей учительницы и так быстро их запомнила, что спустя каких-нибудь два часа история каждой фигуры была известна ей вдоль и поперек и она могла смело браться за просвещение публики.
Миссис Джарли не поскупилась на похвалы своей маленькой приятельнице и ученице, достигшей такого блестящего успеха, и повела ее осматривать убранство соседнего с залом коридора, который уже был превращен в кущу из зеленого сукна, увешанную знакомыми Нелл надписями (творениями мистера Слама). У входа в эту кущу стоял пышно разукрашенный стол, и за ним миссис Джарли должна была собирать деньги с публики, восседая в обществе его величества короля Георга III[43], мистера Гримальди[44] в клоунском костюме, Марии Стюарт[45], неизвестного джентльмена квакерских убеждений и мистера Питта, который держал в руке точную копию парламентского билля о взимании оконного налога[46]. Подготовка к открытию паноптикума этим не ограничилась: на маленьком балкончике над входом стояла чрезвычайно миловидная монахиня, перебиравшая четки, а по городским улицам уже разъезжал в тележке корсиканский бандит с черной как смоль копной волос и с белоснежным цветом лица, не сводивший глаз с миниатюры, на которой была изображена какая-то красавица.
