Джон Пристли - Улица Ангела
Да, для мисс Мэтфилд это было громадным удовольствием. Мимо окна такси промелькнули сперва Мургейт-стрит, потом Банк, затем Кинг-Уильям-стрит. Потом она ехала через Лондонский мост, а по обе стороны его, на сколько хватало глаз, блестели свинцовые воды реки. За мостом такси медленно проехало по узкой улице, свернуло налево, в другую, еще более узкую, настоящий коридор, и в конце ее остановилось. Мисс Мэтфилд прошла по какому-то темному переулку, спросила дорогу у высокого добродушного полисмена и наконец очутилась на самом берегу, где люди суетились, таскали груз, бегали куда-то с бумагами в руках и перекрикивались. Тут, ярдах в пятидесяти от берега, качалась «Леммала», пароход с одной высокой и узкой трубой, не очень большой и довольно грязный, но все же представлявший для мисс Мэтфилд необычайно занимательное зрелище. На мачте болтался флаг, никогда ею не виданный. Подойдя ближе, она услышала крики людей, стоявших на палубе, — они говорили на языке, ей не знакомом, которого она никогда раньше не слыхала, и это тоже было увлекательно. До сих пор коммерция связывалась в ее представлении с конторами, клерками, телефонами, скучными письмами, которые начинались и кончались всегда одинаково. Но в эту минуту она вдруг поняла, что есть в коммерции своя романтика. Она чувствовала себя так, как если бы вдруг увидела мистера Дэрсингема в костюме елизаветинской эпохи. Вот, например, их контора на улице Ангела торгует лесом. А лес ведь прибывает на таких судах, как это, даже на этом самом судне. И там, откуда приходят лес и фанера, по ту сторону моря, жизнь совсем иная — там громадные леса, глубокие снега, долгие морозные зимы, там бродят волки в поисках добычи, там живут бородатые мужчины в высоких сапогах и женщины в пестрых платках, такие, каких она видела в русском балете. Мисс Мэтфилд, как большинство англичан среднего класса, в глубине души отличалась неисправимой склонностью к романтике, и сейчас она была искренне взволнована, — она бы, кажется, не больше удивилась и восхитилась, если бы под одной из темных арок вдруг запели соловьи. Лондон казался ей сейчас волшебным городом, его чары ударили ей в голову, рассыпались там, как ракета, многоцветной россыпью смутных и вместе ярких образов, сверкающей путаницей, смесью истории, вздорного вымысла, когда-то читанных стихов. Были тут и Дик Виттингтон, и галеоны, и Московия, и Китай, и туземцы Ост-Индии, и далекие океаны. А почти у самых ее ног, в двух шагах от магазинов и контор и автобусов, плескались в Лондонской гавани воды Темзы.
Она дошла уже до самых сходней, круто спускавшихся с ржавого бока «Леммалы». Нерешительно посмотрела наверх. Ее кто-то окликнул. Это был мистер Голспи, он знаками предлагал ей подняться на палубу. Когда она добралась до верхней ступеньки, он стоял уже там, ожидая ее.
— В моем распоряжении до отплытия еще по крайней мере часа два, — сказал он и повел ее через палубу, потом по лесенке на верхнюю палубу. — Но я вас так долго не задержу. Недурно было бы, если бы пароход тронулся, а вы бы не успели сойти на берег! Пришлось бы прокатиться по морю, а?
— Что ж, может быть, я и не огорчилась бы, — сказала мисс Мэтфилд, оглядывая палубу. — Было бы интересно.
— Ну еще бы, вы тут неплохо провели бы время, если бы только не заболели морской болезнью. Наши моряки здорово бы за вами ухаживали, поверьте мне.
— Да, это было бы приятным разнообразием.
— Вот как? — Он усмехнулся. — Ну, на этот раз мы вас все-таки не похитим. Сюда пожалуйте. — Он ввел ее в маленькую гостиную, очень чистенькую и веселую. На столе, покрытом нестерпимо пестрой скатертью, лежали сигары, стояла какая-то таинственная высокая бутылка невиданной формы и несколько стопок. Тут же были в беспорядке разбросаны газеты, иллюстрированные журналы на незнакомом языке, и это еще больше, чем высокая бутылка, делало обстановку экзотической. Но в окна с обеих сторон виднелись крыши, шпили церквей, знакомая дымная громада Лондона.
— Прежде всего я посмотрю образцы, — сказал мистер Голспи. — Присаживайтесь, мисс Мэтфилд, и доставайте свой блокнот.
Она села и хотела придвинуть стул ближе к столу, но он, конечно, не двигался, его можно было только вращать на месте. Она забыла, что находится на пароходе. Все здесь казалось необычайным, замечательным.
Письма были несложные, все более или менее одинаковые, и в полчаса она с ними управилась. За эти полчаса в кают-компанию несколько раз заглядывали какие-то люди чужеземного типа, кивали, улыбались и исчезали. Кроме того, мешали иногда крики и вой сирен снаружи.
— Вот как будто и все, — сказал мистер Голспи, закуривая сигару и наливая себе какой-то жидкости из высокой бутылки. — Теперь вы перечтите, что написали, а я пока постараюсь вспомнить, не упустил ли чего-нибудь. Времени у нас сколько угодно. Вы курите? Это хорошо. Возьмите папиросу. Вот из этих. — Он бросил ей через стол какую-то очень пеструю коробку, из которой она извлекла папиросу с мундштуком, по-видимому — русскую. Папироса была замечательная, как и все здесь.
— Ничего больше не припомню, — объявил мистер Голспи, пуская клубы дыма. — Прочтите-ка мне все вслух. — Она сделала это, и он изменил только одно место в письме. — Теперь я подпишу несколько чистых бланков, и вы возьмете их с собой, — продолжал он. — Я захватил с собой из конторы кучу канцелярских принадлежностей. Я всегда так делаю. Вот неудобство работать одному — приходится за свой счет покупать такие вещи, а я это терпеть не могу. Забавно, правда? Я способен, не поморщившись, тратить деньги без счета на всякую чепуху, а вот на бумагу мне денег жалко. Наверное, и у вас есть какая-нибудь такая слабость?
— Да. Карандаши, — ответила без колебаний мисс Мэтфилд. — Страх как не люблю тратить деньги на карандаши! Если не удается взять у кого-нибудь на время или утащить карандаш и приходится идти в магазин и платить за такую ерунду, я просто страдаю.
— Да, все мы чудаки, — рассуждал вслух мистер Голспи, подписывая бланки. — В каждом из нас сидит одновременно и жулик и старая прачка. Впрочем, вы, конечно, будете утверждать, что вы не таковы, а?
— Нет, не буду. Я отлично понимаю, что вы хотите сказать.
Разговор, казалось, принял самый приятный, дружески-интимный характер, но следующая реплика мистера Голспи одним ударом отбросила их друг от друга на сотни миль.
— Если понимаете, значит, понимаете больше, чем я. А это мне не нравится. — Он кончил подписывать бланки и поднял глаза. — Вы дрожите?
— Разве? Я и не заметила. Здесь действительно очень холодно, — призналась мисс Мэтфилд. Она не снимала теплого пальто, но маленькая гостиная была нетоплена, а с реки тянуло колючим холодом.
— Мы кончили, и вы можете идти, — промолвил мистер Голспи, глядя на нее. — Но если хотите послушаться доброго совета, выпейте на дорогу чего-нибудь, чтобы согреться. Иначе вы рискуете простудиться.
Это был новый, неожиданный для нее поворот в настроении мистера Голспи. Она чуть не засмеялась ему в глаза.
— Если буфетчик не ушел, я могу раздобыть для вас чаю, — продолжал он. — Здесь мало любителей чая, но готовят его хорошо. Или, может, кофе хотите? Найду ли я только этого парня — вот в чем весь вопрос. — Он встал, протягивая ей подписанные бланки.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Голспи. Здесь сейчас, наверное, все очень заняты. Я лучше пойду, спасибо. Я могу по дороге в контору зайти куда-нибудь и выпить чаю.
— Нет, вам необходимо выпить до ухода. Вот вы как дрожите! Выпейте капельку этой штуки. — Он указал на высокую бутылку. — Она вас согреет. Я тоже выпью за компанию. — Он налил бесцветную жидкость в два стаканчика.
— Я, право, не знаю… А что это такое?
— Водка. Ее очень любят на иностранных судах.
Водка! Она подняла стакан и понюхала. Она никогда еще не пробовала водки, не видела ее даже, но в ее воображении этот напиток связывался с какими-то обрывками из прочитанных романов, и то, что ее здесь угощали водкой, было достойным завершением увлекательного приключения, посланного ей судьбой. Она уже воображала, как будет рассказывать о нем в клубе. «А потом меня угощали водкой. Можешь себе представить, сижу в каюте и лью в себя водку, как настоящий пьяница. Ужасно весело было!»
— Ну, смелее, мисс Мэтфилд, — сказал мистер Голспи, поглядывая на нее из-за поднятого к губам стакана. — Пейте залпом, до дна. Ваше здоровье! — И он одним движением опрокинул в рот все содержимое стакана.
— Что ж, я выпью, — воскликнула она, поднимая свой. — Что говорят при этом? — Она храбро выпила стакан, как и мистер Голспи. Первую секунду она ничего не ощущала, только специфический вкус анисового семени, пока жидкость была у нее на языке. Но потом в горле сразу словно разорвалась зажигательная бомба, и огонь разлился по всему телу. Она ахнула, засмеялась, закашлялась — все сразу.
