Йен Бэнкс - Бизнес
— Таких у нас много. Правда, не все готовы в этом признаться. Смысл жизни — в обогащении. Победитель — тот, у кого на момент смерти окажется больше игрушек. Детство.
— Он прочитал мне лекцию на тему динамической природы Запада вообще и Соединенных Штатов Америки в частности. Мне многое стало понятно.
— Но это не убедило вас переехать в Нью-Йорк и стать промышленником или биржевым маклером?
— Нет! — рассмеялся он.
— А как насчет представителей других религий? — спросила я. — Наведываются ли сюда мормоны или, к примеру, свидетели Иеговы? — мне вдруг привиделся комический образ — двое молодых святош в строгих костюмах и начищенных штиблетах (облепленных снегом) дрожат у гигантских ворот далекого монастыря.
— Крайне редко. — Ринпоче задумался. — Обычно к тому времени, когда мы их видим, они уже… меняются. — Он широко раскрыл глаза. — Но мне интереснее физики. Я беседовал с известными учеными из Америки и нобелевскими лауреатами из Индии — меня поразило, что мы, как говорится, во многом настроены на одну волну.
— Физики — это наши брамины.
— Вы так считаете?
— По-моему, немало людей придерживается такого же мнения, хотя многие не отдают себе в этом отчета. Для нас наука — это религия в действии. Другие религии только говорят о чудесах, а наука их демонстрирует посредством своих достижений: она дает возможность заменять больное сердце, разговаривать с людьми на другом краю земли, летать к чужим планетам, исследовать возраст Вселенной. Включая свет или поднимаясь на борт самолета, мы тем самым выказываем свою веру.
— Вот видите? Это очень интересно, но я предпочитаю идею нирваны.
— Как вы сказали, сэр, это путь не из легких, но только если об этом задумываешься.
— Один из ваших американских профессоров сказал, что изучение религии — этот всего лишь познание человеческого разума, но тот, кто стремится познать разум Божественный, должен изучать физику.
— Что-то знакомое. Наверно, читала его книгу.
Ринпоче прикусил губу:
— Думаю, сейчас я понимаю, что он имел в виду, но тогда не смог ему объяснить, что мысли людей и те явления, что мы хотим объяснить посредством физики, могут оказаться… второстепенными по отношению к обретению настоящего прозрения, и это будет сродни результату одного из тех экспериментов, где используется гигантская энергия, чтобы доказать, что две совершенно разные силы на самом деле суть одно и то же. Вы понимаете, что я имею в виду? Достигнув нирваны, мы, возможно, признаем, что поведение людей и фундаментальные законы физики в основе своей неразличимы.
Мне понадобилась пауза, чтобы это осмыслить. Потом я отступила на шаг назад и сказала:
— Ну и ну, на вашу работу явно не с улицы берут!
Ринпоче блеснул глазами и, прикрыв рот ладонью, издал застенчивый смешок.
А над ними и среди них снежные попугаи, солнечные нектарницы, улары, бородатки, клушицы, певчие птицы, птицы-говоруны, грандалы, завирушки, гималайские белоголовые сипы и туланские трагопаны подпрыгивали, порхали, сновали во все стороны, ныряли, летали кругами или слетали на землю.
По дороге из туалета мне навстречу попалась фрейлина, которой я кивнула и улыбнулась — она направлялась как раз туда, где я только что побывала; потом я заметила Джоша Левитсена, который собирался выйти на террасу, откуда открывался вид на ночной город. Я последовала за ним. Он стоял, раскачиваясь, у каменного парапета и прикрывал рукой зажигалку; вспыхнувший огонек на мгновение сделал его лицо желтым. При моем приближении он поднял голову.
— Эй, миз Тэлман, тут можно околеть, вам это известно? Милое платье. Я уже говорил? И вообще, вы просто куколка, вам это известно? Если, конечно, вы не против. Не желаете ли курнуть? Солнце село, как говорится, ниже ели, а?
— Не откажусь.
Мы облокотились на холодный камень. Вечер и вправду был морозным, но, по крайней мере, безветренным. Я почувствовала, что пушок у меня на руках встал дыбом, а кожа покрылась мурашками. Травка оказалась крепкой. Я затянулась, но закашлялась на выдохе.
— Забористая. Местная? — Тонкий косяк перешел от меня к Левитсену.
— Лучший туланский сорт. На каждой пачке — заботливое предупреждение министра здравоохранения.
— Идет на экспорт? Что-то мне прежде не попадалась туланская трава.
— Мне тоже. Сугубо местный товар. — Он внимательно осмотрел сигарету, прежде чем передать ее мне. — Может, оно и к лучшему. А то цена бы подскочила.
Некоторое время мы курили молча.
— Это правда, что в нижних долинах есть плантации опиумного мака? — спросила я.
— Ага, кое-где. Вот его действительно вывозят из страны, но в ничтожных количествах. — Он вдохнул дым и передал мне косяк. — По сравнению с другими местами. Как-то довелось попробовать, — произнес он после очередной затяжки. Потом усмехнулся, замотал головой и наконец выпустил изо рта облачко ароматного дыма. — Правда, только один раз. Ах, как хорошо-о-о-о. Ну, сли-и-ишком хорошо.
Меня уже пробирал озноб.
— Вот именно. Хорошенького понемножку. Держи.
— Давай сюда. Ну, будет. Спасибо за компанию. — Молчание. — Что высматриваешь?
— Отсюда видно старый дворец?
— Не-а. Он дальше, за изгибом долины, и выше.
— Да, точно. — Молчание. — Ветер.
— Ага.
— Того и гляди, сдует.
— Пусть живет, покуда ее не сдует.
— Что?
— Так, ничего. Молчание.
— Боже, какие звезды.
— Красотища, а? Слушай, ты, похоже, замерзла.
— Да я сейчас просто околею, мать твою.
— Пойдем-ка назад. А то разговоров не оберешься.
— Верно. Господи, у меня зубы стучат. Я-то думала, это только так говорится.
Мне подумалось, что крепкая смесь водки с мартини способна нейтрализовать действие косяка. Скорее всего, это не имело ничего общего с действительностью, но меня все равно тянуло выпить. Я была не вполне уверена, что смогу вести членораздельный разговор или хотя бы просто ворочать языком, и потому временно перевела себя в Режим Минимальной Речи: не вклинивалась в разговоры, а только слушала или просто кивала с пониманием/сочувствием, пока говорил кто-нибудь другой. Зануда-австриец чуть было снова не привязался ко мне со своей фабрикой, и пока я маневрировала, чтобы от него улизнуть, меня вынесло прямо на принца.
— Катрин, вы не скучаете?
— Оттягиваюсь по полной, Сувиндер. Обалденная тусовка! А ты, маленький принц, не скучаешь, бэби? — Ага, Катрин. Все еще в Режиме Пьяного Лепета. Идиотка, заткнись немедленно.
— Ха-ха! Вы такая остроумная, Катрин. Да, приятно вернуться домой. Согласен, вечер удался. Кстати, я уже говорил, что хочу показать вам еще кое-какие уголки страны. Лангтун Хемблу жаждет устроить нам поездку на джипе. Недели бы хватило. Катрин, здесь необычайно красивые места. Можете задержаться у нас подольше? — Он умоляюще сложил руки. — О Катрин, пожалуйста, скажите, что можете!
— А, катись все к черту, почему бы и нет? — услышала я собственный голос. Да, травка была забористая.
— О, вы — просто чудо! Вы меня осчастливили! — Сувиндер, кажется, собирался взять мое лицо в ладони, но потом передумал и просто схватил меня за руки — к этому моменту они более или менее отогрелись, причем без видимых признаков обморожения — и тряс до тех пор, пока у меня снова чуть не застучали зубы.
Я спала очень, очень крепко всю ночь напролет. Сначала я была почти уверена, что проведу ее не одна. На приеме, где царила непринужденная атмосфера, располагающая к интиму, я выделила из толпы нескольких вполне подходящих кандидатов и, кроме того, ощутила в себе размягченную, нетрезвую сговорчивость и своего рода устремленность к мужскому полу, что всегда помогает… но в конце концов, наверно, сказалось утомление, что ли. Вечер действительно удался, я завела огромное количество контактов, почти все из которых означали для меня знакомство с интересными людьми, собрала кучу информации и вообще замечательно провела время, как в юности.
У меня даже не возникло мысли, что согласие на поездку по стране с Сувиндером — это ошибка. Я не исключала, что в прохладном свете нового дня смогу и пожалеть о своей уступке, но в тот момент раскаяния не было и в помине; пока еще не было.
Кроме того, здесь была диковинная радуга животных: серые лангуры, красные панды, голубые овцы, черные медведи и куницы с желтыми горлышками, которых почти невозможно было увидеть и о чьем присутствии — как и о присутствии леопардов, туров, горалов, кабарги, мунтжаков, горных кроликов и антилоп, которые делили с ними горы, — можно было судить только по их помету, следам и костям.
Мы с принцем посетили Джойтем, Хрусет, Сангаману, Камалу и Герросакаин. Лангтун Хемблу неторопливо вел старый «лендкрузер» через десятки скученных деревень, где жители при нашем появлении останавливались, расплывались в улыбках и почтительно кивали, дети со смехом бросались врассыпную, козы, спотыкаясь, трусили прочь, овцы с безразличным видом брели дальше, а куры все так же деловито клевали дорожную грязь. На развалинах великого монастыря Трисул мы сделали остановку, чтобы выпить чаю.
