Анри де Ренье - Амфисбена
Я живу тут замкнуто и одиноко. Я никогда не выхожу из своей комнаты, и комната эта очень старая, очень ветхая. Обои разорваны во многих местах и висят со стены клочьями. Комната эта причудливо обставлена разнокалиберною мебелью. В ней находились не соответствующие один другому и странные предметы, происхождение которых мне было неизвестно. На столе без скатерти, дерево которого было все покрыто червоточиной, были расставлены модели кораблей. Они были всевозможных размеров и форм. Одна из них изображала судно, которым я играл в детстве в тюильрийском бассейне. За ним стояло другое, побольше. На ярлыке, повешенном сзади, было написано "Амфисбена". Бока этой игрушки, выкрашенной белой и зеленой краской, были совсем продавлены, покрыты морской травой и водорослями, все усеяны вдавившимися раковинами, как будто прибитые к берегу обломки, долгое время находившиеся под водою. Я проводил часы, смотря на этот крошечный кораблик. Иногда я брал его на колени и укачивал воображаемой зыбью. Я завертывал его в полу цветного халата, в который был одет и широкие складки которого свободно болтались вокруг моего худого и согбенного тела.
В таком наряде бродил я по всегда пустынным комнатам этого обособленного дома. Часто я доходил до верха лестницы. Там я перевешивался через перила и прислушивался. Я ждал кого-то. Вдруг раздавался звонок, далекий, надтреснутый звонок. По коридору раздавались шаги, и я видел, как появляется старик Феллер. Он еще старше и еще сгорбленней, чем я, но вопреки возрасту сохранил розовое лицо и голубые глаза. Как и я, он облачен в цветной халат и держит под мышками флейту. Феллер садится около меня на диван, старые пружины которого трещат, потом он вынимает из кармана серебряную медаль и осторожно кладет ее на столик, поставленный перед ним. Я наклоняюсь посмотреть на нее. На лицевой стороне ее изображена очень красивая молодая женщина в модной прическе времен Второй Империи. Тогда Феллер подносит свою флейту к губам и принимается играть прыгающий, отрывистый мотив. Я узнаю этот мотив. Это тот, что нравился когда-то польской графине, в которую был влюблен Феллер. Но я слушаю этот мотив с живейшим чувством стыда и своей ничтожности. Увы! В моем кармане не было прекрасных медалей, у меня не было флейты, я не умел сыграть никакого мотива, а между тем, как и Феллер, в свое время я был молод и влюблен. Но он, Феллер, был любим, между тем как я… И слезы медленно текли по моим щекам… В эту минуту я проснулся: рассвет освещал мою каюту. Матросы мыли палубу яхты, вода водопадами стекала мимо стекла моего окна…
5 июля
Валлетта. Остров Мальта
Мы находимся у Мальты. У Антуана неожиданно пробудились спортивные наклонности, что служит верным признаком улучшения его здоровья, и днем он отправился смотреть, как офицеры английского гарнизона играют в поло. Едва поспели мы приехать, как один из них, г-н Льюис Бертон, явился на "Амфисбену".
Антуан познакомился с этим г-ном Бертоном два года тому назад в Довиле. Это высокий малый, угловатый и с хорошими манерами. Он повез Антуана в свой клуб, очень удобно устроенный в помещении бывшей орденской гостиницы. Эта гостиница – большой дворец в итальянском вкусе, не лишенный величественности. Г-н Бертон очень любезно водил нас его осматривать. Чтобы отблагодарить господ офицеров за их любезность, сегодня вечером устраивается обед на "Амфисбене". Г-жа Брюван пригласила г-на Бертона и нескольких из его товарищей. За обедом Антуан был очень весел. Г-жа Брюван была в восторге. Сюбаньи очень достойно представляли крупную французскую промышленность. Жернон был благопристоен и ел за десятерых. Он начал толстеть, и у него замечается уже округлившийся животик. Молодые английские офицеры с удовольствием смотрели на этот диккенсовский персонаж. Что касается Лауры, то она была прелестна. Она надела вечернее платье с декольте. Я впервые видел ее плечи обнаженными. После обеда Антуан расхваливал ее туалет. Она смеялась, поглядывая на меня с нежностью.
6 июля
Жернон заперся в каюте, чтобы написать статью в журнал. Сюбаньи уехал с Антуаном смотреть поло. Г-жа Брюван осталась читать. Я с г-жою де Лерэн отправились прогуляться на остров.
В Валлетте забавные маленькие тележки с полотняным навесом, занавески которого открываются и закрываются по желанию; быстрые и нервные лошадки весело карабкаются на подъемы, ведущие из гавани в город. Любопытный вид у города с большими гостиницами, лавками, очень итальянскими и вместе с тем очень английскими. Мальтийки еще до сих пор носят странные головные уборы, называемые "фальдетта" и облегающие их головы, как раковина из материи. По этим улицам мы достигли старинных ворот для вылазок, служащих выходом из Валлетты.
Ворота эти находятся в стенах, с этой стороны возвышающихся над глубоким рвом. Сейчас же мы очутились в полной загородной местности. Пейзаж сух и бесплоден. Вдали море блестит на солнце. Мы предоставили вознице везти нас куда ему угодно. Он объявил нам на ломаном английском языке, что везет нас в Сан-Антонио.
Вскоре мы узнали, что Сан-Антонио – это одна из деревень острова. Интересного в ней ничего нет, кроме довольно хорошего сада. Сад этот посажен в углублении и защищен таким образом от морских ветров. Узкие канавы поддерживают в нем свежесть, и цветы растут в изобилии. По воскресеньям там играет музыка, и жители Валлетты отправляются компаниями послушать концерт и погулять по аллеям. Сегодня в саду почти никого нет. Лаура и я довольно долго там бродили. Теперь мне кажется, что я легче могу ей выразить то, что чувствую по отношению к ней. Конечно, я не способен описать свою любовь во всей ее правде, но, может быть, она хоть угадает ее глубину? Она выслушивает меня серьезно, внимательно и благосклонно. Она слушает мой рассказ о моей жизни, о месте, которое она в ней занимает, о том, как сделалась она моей постоянной мыслью, как все исчезло при ее появлении, как все мое существо ее дожидалось. Сегодня вечером было решено, что после Мальты "Амфисбена" направится к острову Криту и затем посетит несколько Микладских островов. Антуан очень любезно спросил у г-жи де Лерэн, нравится ли ей такой план путешествия. Лаура одобрила.
10 июля. Море.
Море успокоилось, и я снова могу приняться за толстую тетрадь Нероли.
Когда мы покидали Мальту, стояла прекрасная погода, но, пройдя большую половину дороги к Кандии, мы были захвачены необычайно сильным ветром. Обнаружилось это совершенно неожиданно. К девяти часам вечера море внезапно сделалось очень бурным, и "Амфисбена" подверглась сильной качке. Г-жа Брюван, Сюбаньи и Жернон недолго выдержали и поспешно запрятались в свои каюты. Антуан не замедлил последовать их примеру, и г-жа де Лерэн тоже с легкой мигренью удалилась к себе. Так как дуло довольно неприятно, я спустился, чтобы лечь. Я находился в кровати, стараясь заснуть, когда заметил, что качка усиливается. В эту минуту пришли герметически закрыть окна. Положительно ночь грозила быть бурной. Тяжелые волны разбивались, ветер яростно завывал. Я тщетно старался заснуть. Вскоре шум усилился. Разразилась настоящая буря. Мебель начала шевелиться. Два стула принялись кружиться посреди каюты. Комодный ящик, который я позабыл запереть, выскочил на ковер, и из него разлетелись платки и носки. "Амфисбена" обратилась в дом с привидениями, наполненный странными стонами и необъяснимыми стуками.
Я захотел посмотреть, как Антуан выносит весь этот кавардак, и не без труда направился к занимаемой им каюте. Он лежал на койке с книгой в руке, но вид у него был довольно плачевный. Казалось, он был встревожен, долго ли продлится это испытание. Сказать по совести, я не без приятности заметил его беспокойство. С обеда на острове Мальта меня несколько раздражала его предупредительность по отношению к г-же де Лерэн. Эта предупредительность пробудила прежние мои подозрения. Мне бы не хотелось увидеть его прежним Антуаном. Я предпочитаю Антуана удрученным и стонущим, таким, с каким я помирился. Так что тревожный взгляд, который он мне бросил, спрашивая, всю ли ночь, по-моему, продлится непогода, усилил мою дружбу к нему. Я успокоил его. Средиземное море переменчиво. Оно легко приходит в волнение и быстро успокаивается. До сих пор мы знали его только улыбающимся; справедливость требует, чтобы мы познакомились и с его вспышками. Говоря это, я прилагал все усилия, чтобы сохранить равновесие.
Выйдя из каюты Антуана, я вошел в каюту Жернона. Бедный Жернон был очень удручен. Повешенная на крючок его удивительная зеленая пара делала широкие жесты и раскачивалась как пугало под его тирольской шляпой, от которой расходились причудливые движущиеся тени. Жернон стал задавать мне тревожные вопросы. Новые обстоятельства его "мореплаванья" охладили его морские восторги. Скорчившись на кровати, он казался меньше, и полнота, что он нагулял на обедах г-жи Брюван, как будто спала. Он был на самом деле терроризирован. Отчаянный фальцет выдавал взволнованность его души. Наверное, откроется течь. Он уже слышал зловещий треск. Раз каркас разойдется по швам, сейчас же отправимся на дно. Как ему могло прийти в голову согласиться на это проклятое путешествие? И бедный Жернон плакался тонким голосом, прерываемым монотонным набегом волн на бока яхты. Ужас придал ему красноречия. Он сравнивал себя с Улиссом, и катастрофа, что нам угрожала, напоминала ему древние кораблекрушения. Он уже представлял себе, как он уцепится за какой-нибудь обломок, будет носиться по морю и будет выброшен на негостеприимный берег. Есть ли, по крайней мере, спасательные пояса и круг? Сумеют ли соорудить плот?
