Амброз Бирс - «Словарь сатаны» и рассказы
— Об этом судите сами, — запальчиво возразил молодой человек, заметно покраснев. — Я писал через копировальную бумагу, и вот копия того, что я послал. Это написано не в виде хроники, так как все случившееся слишком неправдоподобно, а в виде рассказа. Он может войти в мои показания, данные под присягой.
— Но вы говорите, что это неправдоподобно?
— Для вас, сэр, это не имеет никакого значения, если я присягну, что это правда.
Следователь с минуту молчал, опустив глаза. Люди, сидевшие вдоль стен, переговаривались шепотом, лишь изредка отводя взгляд от лица покойника. Потом следователь поднял глаза и сказал:
— Будем продолжать следствие.
Все сняли шляпы. Свидетеля привели к присяге.
— Ваше имя? — спросил следователь.
— Уильям Харкер.
— Возраст?
— Двадцать семь лет.
— Вы знали покойного Хью Моргана?
— Да.
— Вы были при нем, когда он умер?
— Я был поблизости.
— Как это случилось? Я имею в виду то, что вы очутились здесь.
— Я приехал к нему поохотиться и половить рыбу; в мои намерения входило также познакомиться поближе с ним и его странным, замкнутым образом жизни. Мне казалось, из него может выйти неплохой литературный персонаж. Я иногда пишу рассказы.
— Я иногда читаю их.
— Благодарю вас.
— Рассказы вообще-то — не ваши.
Кое-кто из присяжных засмеялся. На мрачном фоне веселая шутка вспыхивает ярко. Солдаты на войне в минуту затишья охотно смеются, и острое словцо в мертвецкой захватывает своей неожиданностью.
— Расскажите обстоятельства, сопровождавшие смерть этого человека, — сказал следователь. — Если желаете, можете пользоваться любыми заметками или записями.
Свидетель понял. Вынув из внутреннего кармана рукопись, он поднес ее к свечке и стал перелистывать; найдя нужную страницу, он начал читать.
2. ЧТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ В ЗАЯЧЬИХ ОВСАХ
«Солнце еще только всходило, когда мы вышли из дома, захватив с собой дробовики. Мы хотели пострелять перепелов, но у нас была только одна собака, Морган сказал, что лучшее место для охоты лежит за гребнем соседней горы, и мы пошли по тропинке сквозь густые заросли кустарника. По ту сторону гребня местность была сравнительно ровная, густо поросшая заячьим овсом. Когда мы вышли из кустарника, Морган был на несколько ярдов впереди меня. Вдруг немного вправо от нас послышался шум: словно ворочалось какое-то животное, и мы увидели, как кусты сильно заколыхались.
— Оленя вспугнули, — сказал я. — Жаль, что мы не захватили винтовки.
Морган, который остановился, напряженно всматриваясь в колыхавшийся кустарник, ничего не сказал, но взвел оба курка и взял ружье на прицел. Он показался мне немного взволнованным, что меня удивило, так как он слыл за человека, умевшего сохранять исключительное хладнокровие даже в минуты внезапной и неминуемой опасности.
— Ну, бросьте, — сказал я. — Уж не думаете ли вы уложить оленя одним зарядом дроби, а?
Он ничего не ответил; но, когда он слегка обернулся ко мне и я увидел его лицо, меня поразила напряженность его взгляда. Тогда я понял, что дело нешуточное, и первое, что пришло мне в голову, это что мы напоролись на гризли. Я двинулся к Моргану, на ходу взводя курок.
Кусты больше не шевелились, и шум прекратился, но Морган все так же пристально смотрел в ту сторону.
— В чем дело? Что за чертовщина? — спросил я.
— Проклятая тварь, — ответил он, не поворачивая головы.
Голос его звучал хрипло и неестественно. Морган заметно дрожал. Я уже хотел было заговорить с ним, как вдруг заметил, что заячий овес там, где кончается кустарник, заволновался каким-то непонятным образом. Передать это словами почти невозможно. Казалось, налетел порыв ветра, который не только пригибал траву, но и придавливал ее, прижимал к земле так, что она не могла подняться, и это движение медленно шло прямо на нас.
Никогда в жизни ничто так не поражало меня, как это необыкновенное и необъяснимое явление, хотя, кажется, я не испытывал ни малейшего страха. Я припоминаю, — и говорю об этом сейчас потому, что, как ни странно, я вспомнил об этом тогда, — как однажды, глядя рассеянно в открытое окно, я на миг принял небольшое деревцо под самым окном за одно из больших деревьев, стоявших поодаль. Оно казалось одинаковой с ними величины, но отличалось от них более четкими и резкими очертаниями. И хотя это всего-навсего было искажением перспективы, я был поражен, почти испуган. Мы так привыкли полагаться на незыблемость законов природы, что малейшее от них отклонение воспринимаем как угрозу нашей безопасности, как предупреждение о неведомом бедствии. Так и теперь, на первый взгляд беспричинное колыхание травы и медленное, неуклонное ее движение вселяли явную тревогу. Мой спутник, казалось, не на шутку испугался, и я глазам своим не поверил, когда он приложился и выпалил из обоих стволов сразу по надвигавшейся траве! Не успел еще рассеяться дым, как я услышал громкий, неистовый крик, словно рев дикого зверя, — и Морган, отшвырнув ружье, прыгнул в сторону и стремглав бросился прочь. В ту же минуту что-то скрытое в дыму резким толчком отбросило меня на землю — что-то мягкое, тяжелое, налетевшее на меня со страшной силой.
Не успел я подняться и взять ружье, которое, по-видимому, было выбито у меня из рук, как услышал крик Моргана — крик предсмертной агонии, сливавшийся с хриплыми, дикими звуками: словно рычали и грызлись собаки. Охваченный невыразимым ужасом, я вскочил на ноги и посмотрел в ту сторону, куда бежал Морган; и не дай мне бог еще раз увидеть подобное зрелище! Ярдах в тридцати от меня мой друг, опустившись на одно колено, запрокинув голову, без шляпы, с разметавшимися длинными волосами, раскачивался всем телом влево и вправо, вперед и назад. Правая рука была поднята, но кисти как будто не было, по крайней мере я ее не видел. Другая рука совсем была не видна. Временами — так мне теперь вспоминается вся эта непостижимая сцена — я мог различить только часть его тела: словно остальное было стерто — иного выражения я не могу подобрать, — и затем какое-то перемещение, и все тело становилось видным.
Все это, вероятно, длилось лишь несколько секунд, и, однако, Морган за это время успел проделать все движения борца в схватке с противником, превосходящим его весом и силой. Мне виден был только он, и то не всегда отчетливо. И до меня непрерывно доносились его крики и проклятья сквозь заглушавший их рев, который звучал злобно и яростно, — мне никогда не приходилось слышать, чтобы такие звуки вырывались из глотки зверя или человека.
Нерешительность моя длилась лишь одну минуту, потом, бросив ружье, я кинулся на помощь другу. У меня мелькнула догадка, что его сводит судорога или с ним случился припадок. Прежде чем я успел добежать до него, он упал и затих. Все звуки смолкли, но с ужасом, превосходящим тот, какой вызвало у меня это страшное происшествие, я опять увидел то же таинственное движение травы от места, истоптанного вокруг распростертого человека, к опушке леса. И только когда оно достигло леса, я смог отвести глаза и взглянуть на своего друга. Он был мертв».
3. И ОБНАЖЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ БЫТЬ В ЛОХМОТЬЯХ
Следователь встал и подошел к мертвецу. Приподняв край простыни, он откинул ее, открыв все тело, обнаженное и казавшееся при свете сального огарка грязно-желтым. Оно было покрыто большими синевато-черными пятнами, по-видимому вызванными кровоизлиянием. Грудь и бока имели такой вид, словно по ним колотили дубинкой. Повсюду были ужасные раны. Кожа была изодрана в клочья.
Следователь перешел на другой конец стола и развязал шелковый платок, который поддерживал подбородок и был завязан узлом на макушке. Когда платок сняли, под ним обнаружилось то, что было когда-то горлом. Кое-кто из присяжных встал, чтобы лучше видеть, но тут же отвернулся, раскаявшись в своем любопытстве. Свидетель Харкер отошел к открытому окну и облокотился на подоконник, почувствовав тошноту и слабость. Набросив платок мертвецу на шею, следователь отошел в угол комнаты и из кучи платья стал вытаскивать одну вещь за другой, на несколько секунд поднимая ее к свету и осматривая. Все было изорвано и заскорузло от крови. Присяжные не стали производить более тщательного осмотра. По-видимому, это не интересовало их. Собственно говоря, они все это уже видели; единственно, что было для них новым, — это показания Харкера.
— Джентльмены, — сказал следователь, — очевидно, у нас нет других свидетелей. Ваши обязанности вам известны; если вопросов больше нет, вы можете удалиться, чтобы обсудить ваше решение.
Встал старшина присяжных — высокий, бородатый человек лет шестидесяти, в грубой одежде.
— У меня есть только один вопрос, господин следователь, — сказал он. — Из какого сумасшедшего дома сбежал этот ваш свидетель?
— Мистер Харкер, — сказал следователь совершенно серьезно и спокойно, — из какого сумасшедшего дома вы в последний раз сбежали?
