Кобо Абэ - Сожженная карта
Я тоже, не отрываясь, смотрю на женщину. Зеркало окна слишком темное, глаза слепят фары беспрерывно проносящихся машин, и поэтому я перевожу взгляд прямо на женщину. Она, конечно, замечает мой взгляд. Но с невозмутимо-понимающим видом продолжает смотреть в окно. Не исключено, что ключ в ее руках. Может быть, она значительно более важная находка, чем все извлеченное мной из карманов и сваленное на столе.
Вошли новые посетители. Молодые мужчина и женщина, мужчина по виду продавец – скорее всего, из ближайшего магазина. Женщина – его возлюбленная или сестра, а может быть, просто родственница, приехавшая из деревни навестить его. Они садятся через столик от меня, и мужчина, подняв два пальца, говорит громко: «Кофе», и они начинают о чем-то разговаривать шепотом, с таким трагическим видом, будто обсуждают расходы на лечение умирающего отца.
Женщина слезает со своего табурета, и я, воспользовавшись этим, заказываю себе еще кофе. Я не думал, что таким способом оправдаю свое пребывание в кафе – я сидел уже минут сорок – пятьдесят, просто хотелось побыть еще – меня все больше занимал-мужчина за стеной. Правда, этот мужчина существовал лишь в моем воображении. Но я очутился в такой ситуации, что теперь у меня с этим воображаемым мужчиной была в чем-то общая судьба. И оттого, что он был воображаемым, глупостей все равно делать не следовало. Если в потере памяти есть своя логика и закономерность, то и этот воображаемый человек, естественно, как один из главных соучастников, заслуживает равного положения с женщиной.
Я смотрю на женщину. Я продолжаю смотреть на нее. Сквозь просветы в падающих на лицо волосах я воровски перехватываю ее взгляд. У нее слишком короткая юбка, и видно, как в такт движению ног, точно дыша, эластично сокращаются ложбинки под коленями. И вот сейчас этот незримый мужчина за стеной, весь обратившись в слух, разбивает от ревности первое, что попадается под руку, и проливает крутой кипяток – мысль об этом заставляет сильнее биться сердце. Но сколько я ни жду, к величайшей досаде, звука разбившегося фарфора так и не слышу. А из окошка как ни в чем не бывало высовывается белая рука. Чашки на подносе совсем не дрожат. Дрожу я. Большой палец, которым я уперся в край стола, чтобы унять дрожь, точно сохраняя отзвук печали, продолжает напряженно дрожать, как дрожит рука актера, когда он хочет безмолвно передать волнение. Но можно ли в это поверить? Ведь сила взрыва пропорциональна силе сжатия. А может быть, мне серьезно заняться соблазнением этой женщины? Стоит мне отсюда выйти, и мой мир превратится в тупик перед тем поворотом. Значит, спокойно сидеть я могу только здесь. Дня меня кафе превратилось в нечто большее, чем для обыкновенного завсегдатая, связанного с ним несколькими чашками кофе. И вовсе не исключено, что скрытый смысл выпавших на мою долю испытаний как раз и заключался в том, чтобы соблазнить женщину. Используя окно как зеркало, я приглаживаю волосы над ушами. Выпятив подбородок, поправляю узел галстука. Он не очень дорогой, но модный, только что поступивший в продажу. Я, конечно, не мню себя завзятым соблазнителем. Но положение мое весьма выгодно. Я похищаю женщину, увязнувшую в любви, у мужчины, увязнувшего в ревности, а это самое простое химическое уравнение. Будь я только соблазнителем, все было бы в порядке. Но, по-моему, женщине уже следовало бы реагировать, как это полагается по законам химии. Попробую, улучив момент, сунуть ей деньги и попрошу ее пораньше закрыть кафе и переспать со мной. Реакция в полном соответствии с законом ускорится и наконец достигнет апогея. А мужчина, взорвавшись, пробьет стену. Я, естественно, тоже, избавившись, от своей роли – хотя нельзя сказать, что все связи с прошлым порваны, – обрету наконец свой мир за поворотом…
Из окошка снова высовывается белая рука – на этот раз, очевидно, мой кофе. Женщина, держа поднос в одной руке, подходит ко мне, отставив стул, загораживающий узкий проход между столиком и стеной. Я тоже поспешно отодвигаю раскиданные на столе вещи… И, понимая, что в этом теперь нет никакой необходимости, снова рассовываю их по карманам.
Носовой платок (без инициалов)… спичечный коробок (из этого кафе)… сигареты (осталось всего четыре штуки)… пуговица от пиджака… темные очки…
Темные очки? Глаза у меня болят, что ли? Судя по отраженному в оконном стекле моему портрету, портрету служащего, с глазами как будто все в порядке. И одет скромно, в общем, не похож на определенную категорию людей, щеголяющих в темных очках. В том, что коммивояжеры или рекламные агенты, работающие на открытом воздухе, носят темные очки, чтобы следить за реакцией клиента, нет ничего удивительного. Если бы я был комиссионером фирмы в каком-нибудь отдаленном районе, с конторой, расположенной в собственном доме, то отсутствие проездного билета можно было бы объяснить этим. И все равно, не слишком ли мало у меня вещей? Не могу понять, почему у меня нет с собой ни одной визитной карточки. А может быть, у меня вошло в привычку все складывать в чемодан и сдавать его в камеру хранения на вокзале?
Когда женщина приблизилась к моему столику, на нем уже оставались только две вещи: клочок бумаги и значок. Я подумал, что с ними, наверно, связана целая история, и решил, что они не помешают поставить кофе. Кроме того, мне хотелось увидеть реакцию женщины. Не исключено, что я хотел использовать эти вещи, казалось, такие знакомые, чтобы с их помощью распутать нить воспоминаний. Женщина ставит кофе, молочник, сахарницу, наливает в стакан воду, и в течение этого времени по меньшей мере два раза бросает взгляд на оставленные вещи. Но реакции, которую можно назвать реакцией, я не замечаю. Если бы вместо них лежали сигареты, спички и пуговица, было бы, наверно, то же самое.
Надежда не оправдалась, и я, захваченный странным выражением ее лица, которое придают ему веснушки – по мере приближения к внешним углам глаз их становилось все больше, – задал ей несколько вопросов – самых общих – они были у меня заранее приготовлены. Один из вопросов, например: какой сегодня день? Сам по себе он никакого особого смысла не имеет. Но по ответу я мог судить, как относится ко мне женщина, и эти ничего не значащие слова послужили прекрасной зацепкой для более важных вопросов. Во всяком случае, эта женщина сегодня единственный знакомый мне человек, и, если она поможет мне, какое это будет для меня счастье. Очень бы хотелось, чтобы она по возможности рассказала все, что знает обо мне. Следовательно, нужно повести дело осмотрительно, стараясь не допустить ни малейшей ошибки…
Женщина снова возвращается на табурет и сплетает ноги. Туфля едва не сваливается с ноги, которая наверху, впадинки у лодыжки тревожат воображение. Я опускаю глаза. Ладно, брошу последний вызов этим двум уликам. Слегка выпуклый посредине значок в виде правильного треугольника с закругленными углами, покрытый голубой эмалью, с серебряным ободком. Серебряное же рельефное S. Буква необычной формы – одна ломаная линия – и на первый взгляд напоминает молнию. А может быть, и в самом деле это не S, а молния? Если молния, то, я думаю, значок как-то связан с электричеством, но мне ничего не приходит в голову. Я не знаю, что предпринять, – не могу же я, в самом деле, выискивать в телефонном справочнике названия всех электрических компаний, начинающихся на S. Но, судя по тому, как сделан значок, это не детская игрушка, в нем заключен определенный смысл. Внимательно рассматривая его, я прихожу к мысли, что это значок какой-то опасной тайной организации. Просто прихожу к мысли, но догадаться, что это за организация, не могу. Я понял одно – задача мне не под силу.
Клочок бумаги с планом мне тоже напоминал что-то, но вспомнить ничего не могу. Похоже и на план, похоже и на схему расположения газовых и водопроводных магистралей, похоже и на насос в разрезе – в общем, может оказаться чем угодно, в зависимости от того, с какой стороны смотреть. В углу мелко написана семизначная цифра. Возможно, номер телефона. Я не помню, чтобы сам писал эту записку, но не припоминаю, чтобы мне ее кто-то передавал. Что же это за предмет, который, вместо того чтобы отвечать, сам задает вопросы? Остается только скрежетать зубами. А вдруг это и в самом деле номер телефона, что тогда?.. и не исключено, что именно он свяжет меня с прошлым, и по этой тропинке возвратится моя память…
Телефон рядом с кассой. Сразу же за табуретом женщины. Когда я проходил мимо, она почти не изменила позу. Я протерся боком о ее выставленные колени, но она и не подумала подобрать их. Она сжала губы, втянула их, а потом неожиданно распустила и издала звук, похожий на поцелуй. Это можно было принять за приветствие, но приветствие очень опасное. А если не приветствие, то тогда непонятно, что это.
Стоило поднять трубку, как меня сразу охватило беспокойство. Чувство, будто беру на себя обезвреживание мины, не умея с ней обращаться. Может быть, я проваливаюсь в поджидающую меня ловушку? Медленно, сверяясь по бумажке, набираю номер. Что сказать, когда поднимут трубку? Во всяком случае, нужно постараться, чтобы не возникло никаких подозрений. Нужно как-то поддерживать разговор, чтобы выяснить, что это за человек и где он живет. Занято. Набираю еще раз – снова занято. Я звоню подряд раз семь, примерно минут двадцать, но все время слышу одни и те же резкие прерывистые гудки.
