Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 9
Слышен шум подъехавшего автомобиля.
Дмитрий Павлович. Автомобиль!
Пуришкевич. Не может быть так скоро.
Тригудка. Они.
Пуришкевич и Дмитрий Павлович поспешно поднимаются в тамбур.
Дмитрий Павлович. Останемся здесь.
Пуришкевич.Поручик, дуй во всю «Янки Дудль».
Голос Распутина. Куда, милай?
Голос Феликса. Сюда, Григорий Ефимович.
Наверху, в тамбуре, стоят, прислушиваясь, Дмитрий Павлович, Пуришкевич и поручик С. Играет граммофон. Через минуту к стоящим присоединяется Лазаверт, который прошел через кабинет Феликса. В столовую входят Распутин и Феликс.
Феликс. Никого… Убежали…
Распутин. А кто убежал-то, кто, милай?
Феликс. Ирина и дамы. Пили чай, видите… Услышали, что мы приехали, – испугались…
Распутин. А я разве страшный?.. Я дамочек люблю, меня дамочки не боятся… Ирина твоя наверху, значит? Куда убежала-то?.. Туда?.. {Идет к двери, ведущей на винтовую лестницу.)
Феликс. К ней нельзя, туда нельзя!..
Распутин. Почему туда мне нельзя?
Феликс. Там незнакомые…
Распутин. Я и незнакомых люблю…
Феликс. Две старые дамы…
Распутин. Ну, это другое дело. (Возвращается к столу.)
Феликс. Григорий Ефимович, садитесь… Чай… Я налью…
Распутин. Так я не прозяб, с чего же я чай-то буду пить?
Феликс. Вот пирожные, – пожалуйста… Вот эти – розовые, – кажется, ваши любимые.
Распутин. А я у тебя есть не стану. (Смеется.) А-ха-ха, испугался… Чего у тебя губы-то трясутся?.. С морозу, что ли?.. Ты сам выпей…
Феликс. Выпью, выпью. (Наливает.) Ну, вот… Ирина с дамами сидела здесь, пили, ели… Позвольте, я положу. (Кладет ему на тарелку.) Эти дамы хотели раньше уехать, немного задержались… (Разламывает пирожное и ест.) В самом деле – почему вы у меня не хотите есть, отказываетесь от моего гостеприимства! Даже обидно.
Распутин. Съел, кабы знал…
Феликс. Что бы вы знали?
Распутин. Кабы знал, – какое она, Ирина-то, надкусила, – вот это бы съел.
Феликс (подавая). Вот это…
Распутин. Нет, это дело темное…
Феликс. Я не понимаю… Вы просто хотите меня обидеть.
Распутин. За что ты меня ненавидишь, Феликс?.. За что, а? милай?
Феликс (овладев собой). Давайте по правде, Григорий Ефимович, начистоту.
Распутин. Давай, давай, правду я люблю, я сам – правда…
Феликс. За что я могу вас любить? Разумеется, я вас не люблю, Григорий Ефимович.
Распутин. Правильно, Феликс. Во, самая точка – режь правду.
Феликс. Но вами очень, очень интересуется моя жена.
Распутин. Ну, что ты?..
Феликс. Я человек честолюбивый, хочу занять высокое положение в правительстве… Будем друзьями, Григорий Ефимович…
Распутин. Смышленый юноша, далеко пойдешь.
Феликс. Кушайте, Григорий Ефимович…
Распутин. Что ты ко мне с этой пищей лезешь?.. Что я – голодный?.. Я только что поужинал… Наелся… Ну, зови, зови Ирину-то. А то внезапно огорчусь, расстроюсь… Уйду, ей-богу.
Феликс. Хорошо, позову. (Поднимается наверх, в тамбур.)
Распутин в это время оглядывает, обнюхивает стол.
Пуришкевич (Феликсу шепотом.) Ну, что он? Феликс. Ничего не выходит. Дмитрий Павлович. Почему? Феликс. Это животное не пьет и не ест… Пуришкевич. А как его настроение?
Феликс (растягивая). Неважно. По-моему, он настороже, догадывается.
Дмитрий Павлович. Идите, идите, Феликс, иначе он сюда за вами прилезет…
Феликс. Попробую еще. (Спускается вниз к Распутину.) Дамы уже прощаются. Через две-три минуты Ирина сойдет вниз. Очень просила вас подождать. (Идет к столику у окна, раскупоривает вино.) А вы любите женщин, Григорий Ефимович?
Распутин. А кто их не любит-то, мертвые не любят. Женское, это – благодать божья. Это – не грех… Это – самое сладкое, сырое.
Феликс. Ха, сырое, да. (Ставит перед Распутиным две рюмки и бутылку, наливает вино, себе берет прозрачную рюмку.)
Распутин. Ты, Феликс, почему у доктора Бадмаева не бываешь?
Феликс. У Бадмаева, зачем? Я здоров. Распутин. Полезный человек Бадмаев. У него травки есть. Ух, травки.
Феликс. Какие травки? (Чокается с рюмкой Распутина и пьет маленькими глотками, внимательно следя за рюмкой Распутина.)
Распутин. Любовные травки… Это не грех, смотри, любить никогда не грешно… Ласковые травки у Бадмаева. Нальет он тебе в рюмочку, махонькую такую рюмочку, этой травки, настоечки. (Берет темную рюмку.) Выпьешь, и захочется тебе бабу ласкать… Ну, сравнить ни с чем нельзя.
Феликс (чокается). За здоровье Бадмаева. Распутин. Можно. (Пьет.)
Феликс, вытянув шею, смотрит, как он пьет.
Сходи, сходи к Бадмаеву, нужный человек.
Феликс пододвигает ему блюдо с пирожными. Распутин берет и закусывает.
Бывает, – скучно тебе, тоска, ни на что бы не глядел… Другая травка есть у Бадмаева против этого… (Икнул. Налил мадеры, выпил, съел пирожное.) На что я здоров, а прибегаю, прибегаю. (Оборвал, икнул.)
Феликс. Действует?
Распутин. Действует, действует… (Оборвал, пристально глядит на Феликса.) Ты что на меня вылупился?
Феликс. Ты государыню тоже этой травкой поишь?
Распутин. Ты что?.. Да как ты смеешь про маму так говорить… Уйду я… Ну тебя к черту… (Поднялся.)
Феликс (оскорбленно, надменно). Что?!
Распутин берет с камина шапку.
Распутин. То-то – «что». Молод на маму лапу поднимать, дерзок…
Феликс. Ну, бросьте, я пошутил… Не уходите, Григорий Ефимович, нет, это просто невозможно… Ирина сейчас, сейчас придет.
Распутин. Врешь, ее и дома нет…
Феликс. Сядьте, сядьте, сядьте, дорогой, ну, простите. (Сажает его на диванчик, перед которым лежит шкура белого медведя.) Она сейчас… Хорошо?.. (Поспешно поднимается по лестнице.)
Пуришкевич. Что у вас там происходит?
Феликс (отчаянным голосом). Яд не действует.
Дмитрий Павлович. Как не действует?
Феликс. У него только непрерывная отрыжка и слюнотечение… А съел он штук шесть пирожков и выпил две рюмки яду.
Дмитрий Павлович. Это дьявол какой-то!..
Лазаверт. А-а-а-а… (Схватился за горло, пошатнулся, шатаясь, пошел по переходу в кабинет, где и повалился на диван.)
Феликс. Он обо всем догадывается… Я не могу глядеть в его глаза…
Пуришкевич. Яд никуда не годится?
Феликс. Я попробовал на кошке, – сдохла…
Поручик С. Тут чертовщина какая-то…
Дмитрий Павлович. Господа, отпустим его, пускай убирается… Как-нибудь при других условиях сплавим его.
Пуришкевич. Живым Распутин отсюда не может и не должен выйти.
Дмитрий Павлович. Но как же быть?
Пуришкевич. Ваше высочество, прикажите, я спущусь и уложу его из моего «соважа».
Дмитрий Павлович. Да, но шум, выстрелы, кровь… Хлопотливо.
Феликс. Он явится домой и сейчас же будет телефонировать в Царское.
Поручик С. Яд может подействовать, когда он вернется, а там – вскрытие, и мы погибли…
Дмитрий Павлович. Тогда, господа, бросим жребий, – кому…
Феликс. Нет, разрешите уже это сделать мне. (Сбегает вниз, где на диване сидит Распутин, часто икая. Выдвигает ящичек стола, берет револьвер.)
Распутин. Что же Ирина-то? Врешь ты все, врешь, мальчишка… Я слышал, как ты наверху бубнил… Бу-бу-бу… Ты меня чем опоил, ах ты сукин…
Феликс быстро к нему подходит, держа револьвер за спиной. Распутин поднимается, протягивает руку.
Не смей!.. (Секунду держит его в оцепенении взглядом.)
Феликс. Сволочь! (Стреляет.) Распутин дико вскрикивает, валится навзничь на белую шкуру.
Закрывает правой рукой глаза.
Пуришкевич, Дмитрий Павлович, поручик С. молча, горохом, скатываются с лестницы. Подбегают к телу, перед которым стоит Феликс, держа револьвер.
Пуришкевич. Готов. Слава богу. (Крестится.)
Дмитрий Павлович. Убит. Хороший выстрел.
Поручик С. Наповал. В грудь…
Пуришкевич. Скорей, скорей, поручик, раздевайте его.
