Чарльз Диккенс - Сбор в житницы
- Ну-с, Том Грэдграйнд, - начал он, - я понял по вашему лицу, что вы желаете поговорить со мной. Так вот он я. Но предупреждаю вас, вряд ли этот разговор доставит вам удовольствие. История эта мне все равно очень и очень не нравится, и я должен сказать откровенно, что вообще не нашел в вашей дочери преданности и послушания, каких Джосайя Баундерби из Кокстауна вправе требовать от своей жены. У вас, я полагаю, свой взгляд на дело; а что у меня свой - я хорошо знаю. Ежели вы намерены оспаривать это мое мнение, лучше не начинайте.
Поскольку мистер Грэдграйнд держался более миролюбиво, нежели обычно, мистер Баундерби нарочно вел себя как можно воинственнее. Такой уж был у него симпатичный нрав.
- Дорогой Баундерби... - заговорил мистер Грэдграйнд.
- Прошу прощения, - прервал его Баундерби, - но я вовсе не желаю быть для вас слишком "дорогим". Это прежде всего. Когда я становлюсь кому-нибудь дорог, это обычно означает, что меня собираются надуть. Вы, вероятно, находите мои слова нелюбезными, но я, как вам известно, любезностью не отличаюсь. Ежели вам мила любезность, вы знаете, где ее искать. У вас имеются светские друзья, и они могут снабдить вас этим добром, сколько вашей душе угодно. Я такого товару не держу.
- Баундерби, - сказал мистер Грэдграйнд почти просительно, - всем нам свойственно ошибаться...
- А я-то думал, что вы непогрешимы, - опять прервал его Баундерби.
- Быть может, и мне так казалось. Но повторяю - всем нам свойственно ошибаться. И я был бы вам весьма благодарен, ежели бы вы проявили немного такта и избавили меня от намеков на Хартхауса. Я не намерен в нашем разговоре касаться вашего дружеского к нему расположения или оказанного ему гостеприимства; прошу и вас не упрекать меня в этом.
- Я не произносил его имени! - сказал Баундерби.
- Пусть так, - отвечал мистер Грэдграйнд терпеливо и даже кротко. С минуту он сидел молча, задумавшись. - Баундерби, - сказал он, - у меня есть основания сомневаться, хорошо ли мы понимали Луизу.
- Кто это "мы"?
- Тогда скажем "я", - отвечал он на грубый вопрос Баундерби. - Я сомневаюсь, понимал ли я Луизу. Я сомневаюсь, вполне ли правильно я воспитал ее.
- Вот это верно, - сказал Баундерби. - Тут я с вами совершенно согласен. Наконец-то вы догадались! Воспитание! Я вам объясню, что такое воспитание: чтобы тебя взашей вытолкали за дверь и чтобы на твою долю доставались одни тумаки. Вот что я называю воспитанием.
- Я полагаю, - смиренно возразил мистер Грэдграйнд, - здравый смысл подскажет вам, что, каковы бы ни были преимущества такой системы, ее не всегда можно применять к девочкам.
- Не вижу, почему, сэр, - упрямо заявил Баундерби.
- Ну, хорошо, - со вздохом сказал мистер Грэдграйнд, - не будем углублять вопроса. Уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания спорить. Я пытаюсь, насколько возможно, поправить дело; и я надеюсь на вашу добрую волю, на вашу помощь, Баундерби, потому что я в большом горе.
- Я еще не понял, куда вы гнете, - продолжая упираться, отвечал Баундерби, - и заранее ничего обещать не могу.
- Я чувствую, дорогой Баундерби, - сказал мистер Грэдграйнд все тем же примирительным и грустным тоном, - что за несколько часов лучше узнал Луизу, нежели за все предыдущие годы. Это не моя заслуга - меня заставили прозреть, и прозрение было мучительно. Думается мне - я знаю, Баундерби, мои слова удивят вас, - что характеру Луизы свойственны некоторые черты, которым не было уделено должного внимания, и... и они развивались в дурную сторону. И я... хочу предложить вам... действовать дружно... надо на время предоставить ее самой себе, окружив ее нежными заботами, чтобы лучшие ее качества могли взять верх... ведь от этого зависит счастье всех нас. Я всегда, - заключил мистер Грэдграйнд, прикрыв глаза рукой, - любил Луизу больше других моих детей.
Слушая эти слова, Баундерби побагровел и весь раздулся, точно его вот-вот должен был хватить удар. Однако, хотя даже уши у него пылали багровым огнем, он сдержал свой гнев и спросил:
- Вы бы хотели оставить ее на время у себя?
- Я... я думал посоветовать вам, дорогой Баундерби, чтобы вы позволили Луизе погостить здесь. При ней будет Сесси... я хотел сказать Сесилия Джуп... она понимает Луизу и пользуется ее доверием.
- Из всего этого, Том Грэдграйнд, - сказал Баундерби, вставая и глубоко засовывая руки в карманы, - я заключаю, что, по вашему мнению, между Лу Баундерби и мною, как говорится, нет ладу.
- Боюсь, что в настоящее время Луиза в разладе почти со всем... чем я окружил ее, - с горечью признался ее отец.
- Так вот, Том Грэдграйнд, - начал Баундерби; он еще пуще побагровел, еще глубже засунул руки в карманы и широко расставил ноги, а волосы у него стали дыбом от душившей его ярости и колыхались, словно трава на ветру. Вы свое сказали; теперь скажу я. Я чистокровный кокстаунец. Я Джосайя Баундерби из Кокстауна. Я знаю камни этого города, я знаю фабрики этого города, я знаю трубы этого города, я знаю дым этого города, и я знаю рабочие руки этого города. Все это я знаю неплохо. Это осязаемые вещи. Но когда человек заговаривает со мной о каких-то несуществующих фантазиях, я всегда предупреждаю его - кто бы он ни был, - что знаю, чего он хочет. Суп из черепахи и дичь с золотой ложечки и карету шестеркой - вот чего он хочет. Вот чего хочет ваша дочь. Раз вы того мнения, что ей нужно дать все, чего она хочет, я предоставляю это вам, ибо, Том Грэдграйнд, от меня она ничего такого не дождется.
- Баундерби, - сказал мистер Грэдграйнд, - я надеялся, что после моих просьб вы перемените тон.
- Погодите минуточку, - возразил Баундерби, - вы, кажется, свое сказали. Я вас выслушал; теперь будьте добры выслушать меня. Хватит того, что вы мелете несусветную чушь - по крайней мере не нарушайте правил честной игры; хоть мне и горько видеть Тома Грэдграйнда в столь жалком состоянии, мне было бы вдвойне горько, ежели бы он пал так низко. Ну-с, вы дали мне понять, что между вашей дочерью и мною имеется некий разлад, так сказать, известное несоответствие. Так вот - я хочу дать вам понять, что безусловно налицо одно огромное несоответствие, которое заключается в том, что ваша дочь не умеет ценить редкие качества своего мужа и не чувствует, какую, черт возьми, он оказал ей честь, женившись на ней. Надеюсь, это ясно?
- Баундерби, - с упреком сказал мистер Грэдграйнд, - слова ваши неразумны.
- Вот как? - отвечал Баундерби. - Весьма рад, что вы так думаете. Потому что, ежели Том Грэдграйнд, набравшись новой мудрости, находит мои слова неразумными, то, стало быть, они именно дьявольски разумны. Итак, я продолжаю. Вы знаете мое происхождение и знаете, что я годами не нуждался в рожке для башмаков по той простой причине, что башмаков у меня не было. Так вот - хотите верьте, хотите нет, но есть особы - особы благородной крови! из знатных семейств - знатных! - готовые боготворить землю, по которой я ступаю.
Он выпалил это единым духом, точно пустил ракету в голову своему тестю.
- А ваша дочь, - продолжал Баундерби, - далеко не благородного происхождения. Вы это сами знаете. Я-то, как вам известно, плюю на такие пустяки; но тем не менее это факт, и вы, Том Грэдграйнд, ничего тут поделать не можете. Для чего я это говорю?
- Очевидно, не для того, чтобы сказать мне приятное, - вполголоса промолвил мистер Грэдграйнд.
- Выслушайте меня до конца и воздержитесь от замечаний, пока не придет ваш черед, - оборвал его Баундерби. - Я говорю это потому, что женщины высшего круга были поражены бесчувственностью вашей дочери и ее поведением. Они никак не могли понять, как я терплю это. Сейчас я и сам не понимаю, и больше этого не потерплю.
- Баундерби, - сказал мистер Грэдграйнд, вставая, - по-моему, чем меньше будет сказано нынче, тем лучше.
- А по-моему, Том Грэдграйнд, наоборот - чем больше будет сказано нынче, тем лучше. По крайней мере, - поправился он, - пока я не скажу всего, что я намерен сказать; а потом, пожалуйста, можем и прекратить разговор. Я сейчас задам вам вопрос, который, вероятно, ускорит дело. Что вы подразумеваете под вашим предложением?
- Что я подразумеваю, Баундерби?
- Под вашим предложением, чтобы Луиза погостила у вас? - спросил Баундерби и так тряхнул головой, что трава колыхнулась.
- Я считаю, что Луизе надо дать время отдохнуть и собраться с мыслями, и я надеюсь, что вы по-дружески позволите ей остаться здесь. От этого многое может измениться к лучшему.
- Сгладится несоответствие, которое вы вбили себе в голову? - сказал Баундерби.
- Ежели вам угодно так выразиться, да.
- Почему вы так решили? - спросил Баундерби.
- Как я уже говорил, я боюсь, что Луиза не была правильно понята. Неужели, Баундерби, вы находите чрезмерной мою просьбу, чтобы вы, будучи на много лет старше ее, помогли вывести ее на верный путь? Вы брали ее в жены на радость и горе...
Быть может, мистера Баундерби раздосадовало повторение слов, сказанных когда-то им самим Стивену Блекпулу, но он весь дернулся от злости и не дал мистеру Грэдграйнду докончить.
