Герман Банг - У дороги
Хус осматривал Катинкины цветы и давал советы, как за ними ухаживать. Катинка стояла рядом с ним, они вместе разглядывали растения. Он знал все о каждом — будет ли оно цвести или отдыхать и что с каким надо делать.
Хус входил во все мелочи — его интересовали и голуби, и новая грядка с клубникой, которую разбили нынче осенью.
Катинка спрашивала у него совета, и они бродили по дому, обсуждая то одно, то другое.
Бай никогда не интересовался такими мелочами. А у Хуса всякий раз можно было узнать что-то новое и чему-то поучиться.
И получалось, что им всегда есть о чем поговорить неторопливо и рассудительно — как было в характере у обоих.
И всегда выходило, что в доме фру Бай какие-то дела ждут не дождутся Хуса, хотя осенью Кьер из Рюгорда продавал семена и Хус приезжал на станцию каждый день.
У Малютки-Иды тоже часто случались неотложные дела на станции.
Вот она вылетает на дорогу с письмом, которое ей загорелось отправить с дневной почтой.
— Боже мой! Ну и погода, господин лейтенант.
— Не угодно ли чашечку кофе, фрекен? Живительная влага — лучшее лекарство от наружной сырости… А у нас сейчас Хус, сидит с моей женой…
— Как — разве из Рюгорда сегодня приезжали?
— Да, семена привезли.
Подумать только — Малютка-Ида и знать не знала.
С пригорка в углу своего сада «птенчики» могли обозревать всю округу.
Малютка-Ида целыми утрами простаивала на пригорке. Потом начинала раскручивать свои папильотки.
— Куда это ты собралась? — Луиса-Старшенькая ходила с перевязанной щекой из-за флюса.
— Отнести письмо на станцию…
— Мам, — стонала Луиса. — Ида опять бежит на станцию. Пф! Если ты думаешь этим чего-нибудь добиться…
— Не твое дело. — Малютка-Ида хлопает дверью спальни перед самым носом у второго птенчика.
— Хочешь выставлять себя на посмешище — на здоровье, но только, пожалуйста, надевай при этом свои собственные ботинки. Ты что, оглохла?.. Мам, скажи Иде, пусть наденет свои сапожки — вечно она бегает на станцию в моей обуви…
— Пф! — отвечает Ида, справившись со своей челкой.
— И мои перчатки… Ну, знаешь, это уж слишком… — Луиса выхватывает у Иды перчатки. Двери хлопают еще несколько раз.
— Что случилось, детки? — спрашивает фру Абель. Она выходит из кухни. Руки у нее мокрые — она чистила картошку…
— Ида таскает мои вещи! — Луиса-Старшенькая плачет от злости.
Вдова Абель безмолвно прибирает одежду, разбросанную Малюткой-Идой, и возвращается на кухню чистить картошку…
— Милая фру Бай, — говорит Ида, стоя на пороге. — Нет, нет, заходить я не стану. Здравствуйте, господин Хус. Ах, я в таком ужасном виде… Я на минутку. Здравствуйте…
И фрекен Абель входит в комнату. Под плащом на ней платье с глубоким вырезом.
— Ах, знаете, в канун рождества такая уйма дел… Простите, господин Хус, я вас побеспокою — я только пройду.
Фрекен Абель проходит к дивану. На нем так приятно сидеть, говорит она.
Но ей не сидится на месте. Слишком многое приводит ее в восторг. Фрекен Ида по-детски непосредственна.
— Ах, какая чудная салфеточка…
Фрекен Абель непременно должна пощупать салфеточку.
— Ах, простите господин Хус. — Ей снова надо пройти. Она щупает салфетку…
— Мама говорит, что я всегда порхаю, — заявляет Малютка-Ида.
Вдова Абель иногда называла своих дочерей «порхуньи-горлинки». Но прозвище не привилось. Было в Луисе-Старшенькой нечто такое, что не укладывалось в представление о «горлинке».
Остались «птенчики».
При появлении фрекен Абель управляющий Хус довольно быстро откланивался.
— Когда приходит фрекен Ида, в комнате становится тесновато для большого общества, — говорил он.
Близилось рождество.
Раз в неделю Хус ездил по делам в Рандерс. Фру Бай всегда давала ему какое-нибудь поручение по секрету от Бая. Сойдя с поезда, Хус долго перешептывался с ней в гостиной.
Катинка уже много лет не радовалось рождеству так, как в этом году.
Да и погода выдалась какая-то праздничная.
Стояли ясные морозные дни, выпал снег.
Возвращаясь из Рандерса, Хус оставался выпить чаю на станции. Он приезжал с восьмичасовым поездом. Фру Бай часто еще не зажигала света.
— Поиграйте, пожалуйста, — просил он.
— Да ведь я играю одни и те же пьесы…
— Ну и что ж, раз они мне нравятся… — Он сидел в углу на стуле у дивана.
Катинка играла свои неизменные пять пьес, похожие одна на другую. Ей бы никогда не пришло в голову играть в чьем-нибудь присутствии. Но Хус сидел в уголке так тихо, будто его и не было в комнате. И к тому же он был совершенно лишен слуха.
Когда она переставала играть, они иной раз сидели, не говоря ни слова, пока Мария не приносила лампу и чай.
После чая Бай зазывал Хуса в контору.
— Мужчинам полезно побыть в своей компании, — говорил он.
Стоило им с Хусом остаться вдвоем, как Бай заводил разговор о женщинах.
— Я был большой ходок в прежние годы, еще в училище… А в Копенгагене — вот где были бабы… не чета нынешним… Говорят, теперь они уезжают в Россию… Все может быть… Нет, те, прежние, не чета нынешним… Взять, например, Камиллу, — Камиллу Андерсен… роскошная была баба, баба-загляденье, жаль, она плохо кончила, выбросилась из окна… А гордячка, какой свет не видывал. — Бай подмигивал. Хус делал вид, что понимает, какая гордячка была Камилла. — Редкая гордячка… Я-то ее хорошо знал, роскошная баба…
Бай болтал без умолку. Хус курил сигару, не проявляя заметного интереса к разговору.
— Тут вот летом к пастору на каникулы приезжали сыновья, я их спрашивал: молодые люди, говорю, каковы, говорю, нынешние девицы? Ничего, подходящие? Дешевка, старина, дешевка… Говорят, они теперь уезжают в Россию — все может быть.
Хус не высказывал никакого мнения по поводу отъезда девиц в Россию. Он бросал взгляд на часы.
— Мне пора, — замечал он.
— Какого черта…
Но Хус торопился уезжать. До усадьбы было пять километров с лишком.
Они возвращались в гостиную.
— Может, проводим Хуса, — говорила фру Бай. — На улице так хорошо.
— Что ж, пожалуй. Полезно размять ноги… Они втроем выходили на улицу.
Катинка шла под руку с Баем. Хус рядом — с другой стороны. Под ногами поскрипывал снег.
— Как много звезд в этом году, — говорила Катинка.
— Да, куда больше, чем в прошлом, Тик. — Бай всегда оживлялся, посидев «в мужской компании».
— Пожалуй, — подтверждала Катинка.
— Редкостная погода, — говорил Хус.
— Верно. — Это отзывался Бай. — Канун Рождества и морозец.
— Он продержится до Нового года…
— Да ну? Неужто…
Они шли молча, а когда разговор завязывался опять, он снова был о чем-нибудь в этом лее роде.
У поворота супруги Бай прощались с Хусом.
По дороге к дому Катинка напевала. На станции Бай брал ручной фонарь и шел осматривать путь перед ночным поездом, а она оставалась стоять на пороге.
Возвращался Бай.
— Ну, вот и все, — говорил он. Катинка медленно выдыхала воздух.
— Какой славный мороз, — говорила она и отгоняла рукой пар, сгустившийся от ее дыхания.
Они входили в дом.
Бай докуривал в постели сигару. Потом говорил:
— Славный малый Хус, ей-ей, славный малый… Только рохля…
Фру Бай сидела перед зеркалом. Она смеялась. Но Кьеру Бай признавался с глазу на глаз, что уверен — Хус ни черта не смыслит в бабах.
— Я иной раз пускаю пробный шар, когда он заходит к нам вечерком… Но уверен — ни черта он не смыслит в бабах.
— Что поделаешь, дружище Бай, — говорил Кьер, и они хлопали друг друга по спине и радостно гоготали. — Не всем же быть знатоками…
— Точно… А Хус — уверен, ни черта он не смыслит.
Их звали в гостиную пить кофе.
В последние дни перед Рождеством на станции было оживленно. Все что-то получали, что-то отправляли — ни у кого недоставало терпения ждать почтальона.
Сестры Абель рассылали поздравительные открытки и справлялись о посылках.
Фрекен Иенсен принесла ящичек для сигар, перевязанный бечевкой, вдоль которой в виде украшения шли сургучные печати.
— Я сама его делала, фру Бай. Ручная работа, — сказала фрекен Иенсен. Ручная работа предназначалась для сестры.
— А фру Абель ездила вчера в Рандерс… — сказала фру Бай.
— Получила годовую ренту, — кисло заметила фрекен Иенсен.
— Домой она вернулась с кучей свертков…
— Еще бы…
— Рождество вы, конечно, справляете у фру Абель?
— Нет, фру Бай… Правда, мы живем в одном доме… Но это такие люди… Они думают только о себе…
— Прежде вы, бывало, проводили этот день в доме пастора.
— Нет, нет, только не у фру Абель, — продолжала фрекен Иенсен. — Не с каждым человеком станешь…
Фру Бай предложила фрекен Иенсен встретить рождество вместе с ними.
