Марк Твен - По экватору
— Ну да, так оно и есть! — воскликнули женщины хором и опять пришли в замешательство.
— Боже мой, боже мой, что же нам делать? — горестно вопросила миссис Глоссоп. — Такой задачи век не решить, В сравнении с ней загадка про волка, козу и капусту – сущий пустяк.
Они опять устало опустились на траву и снова принялись ломать свои измученные головы, придумывая выход из положения. На этот раз план предложила Мэри; до сих пор она держалась в стороне.
— Я молода, сильна и уже совсем отдохнула, — сказала она. — Отвезите мистера Брауна к нам домой и позаботьтесь о нем — по лицу видно, как ему плохо. Я вернусь к старушкам и присмотрю за ними; я дойду туда за двадцать минут. А вы, как и собирались, остановите на проезжей дороге возле вашего дома какую-нибудь телегу и пошлите за нами тремя. Долго вам ждать не придется,ведь фермеры скоро начнут возвращаться из города, Старую Полли я успокою и уговорю, чтоб не падала духом, ну а помешанной это не нужно.
План обсудили и одобрили; все равно ничего лучше не придумать, да к тому же следовало торопиться — бедные старушки уже, наверное, совсем извелись.
Браун облегченно вздохнул, и сердце его преисполнилось благодарности. Только бы добраться до большой дороги. Уж там-то он сумеет удрать.
Тут миссис Тэйлор сказала:
— Уже вечереет, скоро станет совсем прохладно, а бедным погоревшим старушкам нечем укрыться. Захвати полог от коляски, милочка.
— Хорошо, маменька.
Мэри шагнула к коляске и протянула руку к пологу...
На этом история кончалась. Рассказчик читал ее в вагоне двадцать пять лет тому назад, и как раз на этом месте ему помешали: поезд свалился с моста в речку.
Сперва вам показалось, что присочинить конец вовсе нетрудно, и мы взялись за дело, уверенные в успехе. Вскоре, однако, выяснилось, что задача далеко не так проста; напротив — она очень сложна и запутана, Вспомним характер Брауна — редкостное великодушие и доброта, да при этом еще необычайная робость и застенчивость, особенно в присутствии дам; кроме того, его любовь к Мэри с надеждой на счастливое завершение дела, но пока только надеждой,— значит, именно теперь необходимо проявить исключительную деликатность, не сделать ни малейшей ошибки и никого не обидеть. Не забудьте, что там была и мамаша, которая еще колебалась - то ли была согласна, то ли нет, - и уломать ее удалось бы только с помощью тонкой, безупречной дипломатии, - теперь или никогда. К тому же в лесу дожидались беспомощные старушки, — их участь и счастье Брауна зависели от того, как он поступит и эту минуту. Мэри протянула руку к пологу; нужно немедленно решить... время не терпит.
Разумеется, жюри одобрило бы только счастливый конец этой истории: Браун должен подняться еще выше в глазах дам, его поведение должно быть безупречным, скромность не опорочена; он жертвует собой, как это свойственно его натуре, старушки спасены благодаря ему, их благодетелю; все счастливы и гордятся им, его превозносят на все лады.
Мы пытались все это сочетать, но натолкнулись на неодолимые противоречия и трудности. Стыдливость не позволила бы Брауну отдать полог. Это обидело бы Мэри и ее мать и удивило бы остальных дам, потому что подобная жестокость по отношению к несчастным старушкам не вяжется с характером Брауна; и к тому же он не может так поступить, ибо послан провидением. Если его попросит объяснить свой поступок, стыдливость не позволит ему сказать правду, а сочинить убедительную ложь он бы не сумел, так как не отличался находчивостью и не имел житейского опыта.
До трех часов утра бились мы над этой задачей, а Мэри все еще стояла, протянув руку к пологу. Так мы ничего и не придумали и решили: пусть ее стоит. Предоставляем читателю пораскинуть умом и самому придумать конец этой истории.
Глава III. ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД ГОНОЛУЛУПравильно вести себя легче, чем придумать правила поведения.
Новый календарь Простофили Вильсона
На седьмой день плавания из пучины Тихого океана перед нами возникла темная громада; мы тотчас узнали ее — это были смутные очертания мыса Даймонд-Хэд, уголка того мира, с которым я расстался двадцать девять лет тому назад. Мы приближались к Гонолулу столице Сандвичевых островов,— где я когда то познал рай, и все эти долгие годы я страстно мечтал увидеть этот рай вновь. Ничто на свете не могло бы взволновать меня так сильно, как вид этого гиганта.
Ночью мы бросили якорь в миле от берега. Через иллюминатор моей каюты я видел мигающие огни Гонолулу и черную цепь гор, высившихся справа и слева от города. Прекрасную долину Нууану я различить не мог, но знал, где она находится, и хорошо помнил, какой она была прежде. В те далекие дни мы, молодежь, отправлялись туда верхом и на песчаной отмели, где Камеамеа дал одно из своих первых сражений, искали человеческие кости, Камеамеа был необыкновенным королем; да и дикарем он был необыкновенным. В 1777 году, когда здесь впервые появился капитан Кук, Камеамеа был еще совсем ничтожным королишкой, но не прошло и четырех лет, как он задумал «расширить сферу своего влияния». Это — современное деликатное выражение, означающее: «ограбить своего соседа для его же пользы»; широкой ареной для подобных благодеяний является Африка. Камеамеа затеял войну и за десять лет стер с лица земли всех прочих королей и завладел всеми островами архипелага, - кажется, всего их девять или десять. Но на этом он не остановился. Камеамеа накупил кораблей, нагрузил их сандаловым деревом и другими местными товарами и послал в Южную Америку и Китай; а инструмент, домашнюю утварь и другие заморские товары, провезенные возвратившимися кораблями, он продал своим дикарям и тем самым открыл дорогу цивилизации. Вряд ли в истории дикарей можно найти что-либо подобное. Дикари охотно перенимают у белых новые способы убивать друг друга, но вовсе не в их привычкам жадно схватывать и без оглядки применять более высокие и благородные идеи, которые им предлагают. Знакомясь подробнее с историей Камеамеа, убеждаешься, что он никогда не упускал случая изучать идеи белых в проявлял благоразумие и осмотрительность, выбирая из выставленных напоказ образцов.
Его сын и приемник Лиолио, на мой взгляд, такой мудрой осмотрительностью не отличался. Лиолио можно, пожалуй, назвать реформатором, но король из него не получился. Не получился потому, что он хотел быть королем и реформатором одновременно. А это все равно, что бросать в огонь порох. Королю не пристало заниматься реформами. Самое лучшее, что он может сделать, — это сохранять существующие порядки; а если он на это не способен, пусть попытается изменить их к худшему. Я говорю не наобум; я продумал этот вопрос весьма основательно, и если бы мне выпал случай стать королем, уж я бы знал, как управиться с этим делом.
Когда Лиолио наследовал своему отцу, у него в руках оказались такие возможности проявления и охраны королевской власти, которыми другой, более мудрый король сумел бы воспользоваться разумно и с выгодой. Страна была под единым скипетром, и владел этим скипетром Лиолио. В стране была единая государственная церковь, и во главе ее стоял Лиолио. Была там и регулярная армия, и во главе ее стоял Лиолио. Армия из ста четырнадцати рядовых под командой двадцати семи генералов и одного фельдмаршала. Была там древняя и спесивая Наследственная Аристократия, и еще — табу. Табу, наделенное таинственной, мистической властью, — сила, какой нет в арсенале ни одного европейского монарха, — неоценимое орудие в деле управления государством. И хозяином табу был все тот же Лиолио, — хозяином самого хитроумного и самого действенного из всех средств, когда-либо изобретенных человеком, чтобы держать народ в повиновении.
Табу требовало, чтобы мужчины и женщины не жили под одной крышей. Оно не разрешало ни тем, ни другим есть у себя дома, - пусть едят где-нибудь в ином месте. Оно запрещало женщинам переступать порог хозяина дома — мужчины. Оно запрещало мужчинам и женщинам есть вместе; сперва едят мужчины, а женщины пусть прислуживают. Женщинам не возбранялось прислуживать самим себе и доедать остатки,- если что-нибудь оставалось. Точнее — если оставалась объедки, грубая и несъедобная пища, но отнюдь не тонкие, вкусные, изысканные кушанья, вроде свинины, птицы, бананов, кокосовых орехов, лучших сортов рыбы в тому подобного. Согласно табу, вся эта снедь предназначалась мужчинам; женщины же были обречены всю жизнь мечтать об этих лакомствах, гадая, какие они на вкус, и умирали, так и не отведав их.
Правила, как видите, очень простые и понятные. Их легко было запомнить — и небесполезно: ведь нарушение любого из них каралось смертью. И женщины без особого труда научились довольствоваться мясом акулы или собаки или кореньями таро, раз уж за другую пищу приходилось расплачиваться такой ценой.
