Кнут Гамсун - Фантазер
Въ это мгновеніе весь свѣтъ померкъ въ глазахъ Роландсена и онъ собрался итти.
"Ты уходишь?" спросила она.
"Да чего ты собственно отъ меня хочешь?"
Такъ вотъ какъ обстояло дѣло! Новый пасторъ наполовину возродилъ ее, и она вооружилась кротостью, но прежняя природа въ ней проснулась.
"Я одно скажу тебѣ", заявила она: "ты слишкомъ далеко заходишь".
"Хорошо", сказалъ Роландсенъ.
"Ты наносишь мнѣ кровную обиду".
"Тоже хорошо", опять сказалъ Роландсенъ.
"Я не выдержу этого, я покончу съ тобой".
Роландсенъ опять задумался. И, подумавъ, сказалъ:
"Я когда-то думалъ, что это ужъ навсегда. Съ другой стороны я не Богъ, я не могу этому помочь. Дѣлай, какъ хочешь".
"Ну, вотъ и прекрасно", сказала она горячо.
"Въ первый вечеръ тутъ въ лѣсу ты не была такъ равнодушна. Я цѣловалъ тебя и ничего не слыхалъ отъ тебя, кромѣ легкаго визга".
"Я вовсе не визжала", протестовала она.
"И я люблю тебя больше жизни и думалъ, что ты будешь моей собственностью, моей славной… Гм-гм! Такъ-то".
"Не огорчайся изъ-за меня, — сказала она съ горечью, — но съ тобою-то что будетъ?"
"Со мной? Какъ знать. Это не интересно".
"Только ты не думай, что у тебя что нибудь выйдетъ съ Ольгой. Она выйдетъ за Фридриха Мокка".
"Ахъ, вотъ какъ", подумалъ Роландсенъ: "весь міръ это знаетъ". Полный раздумья, двинулся онъ впередъ, и юмфру Лоосъ послѣдовала за нимъ. Они дошли до нижней дороги и пошли дальше.
"Тебѣ идутъ короткіе волосы", сказала она; "но какъ они скверно острижены, совсѣмъ неровно".
"Не можешь ли ты одолжить мнѣ триста талеровъ?", спросилъ онъ.
"Триста талеровъ?"
"На шесть мѣсяцевъ".
"Я все-таки не дала бы ихъ тебѣ. Вѣдь все кончено между нами".
Онъ кивнулъ головой и сказалъ: "ну, вотъ и прекрасно".
Однако, когда они дошли до забора приходской усадьбы, гдѣ Роландсену нужно было повернуть, она сказала: "Къ сожалѣнію, у меня нѣтъ трехсотъ талеровъ для тебя; будь здоровъ, до скораго свиданія". Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, она еще разъ обернулась и спросила:
"Нѣтъ ли у тебя еще бѣлья, которое нужно помѣтить".
"Откуда?", отвѣчалъ онъ, "я съ тѣхъ поръ не получилъ ничего новаго".
Она ушла. Роландсенъ чувствовалъ облегченіе и думалъ: "Если бы ужъ это былъ послѣдній разъ!"
На столбѣ забора былъ прибитъ плакатъ, и Роландсенъ прочиталъ его: это былъ плакатъ коммерсанта Мокка: четырехсотъ талеровъ за открытіе вора. Даже самъ воръ долженъ былъ получить это вознагражденіе, если явится.
"Четыреста талеровъ!", подумалъ Роландсенъ.
V
Нѣтъ, семья новаго пастора не была богата, она была дальше отъ богатства любой семьи. Бѣдная молодая женщина принесла съ собою только легкомысленныя аристократическія привычки и хотѣла имѣть такой большой штатъ прислуги. А вѣдь ей и самой-то нечего было дѣлать, такъ какъ въ домѣ не было дѣтей. Хозяйству же она никогда не обучалась, и ея маленькая дѣтская головка полна была разныхъ смѣшныхъ и нехозяйственныхъ выходокъ. Милый, прелестный крестъ семьи, вотъ что такое она была.
Господи Боже мой, съ какой кротостью затѣялъ добрый пасторъ эту смѣшную борьбу со своей женой, чтобы внести въ домъ немного порядка, немного осмотрительности. Четыре года тщетно бился онъ съ нею. Онъ подбиралъ съ полу нитки и бумажки, клалъ каждую вещь на свое мѣсто, закрывалъ за нею двери, смотрѣть за печами и слѣдилъ за вентиляторомъ. Когда жена выходила изъ дому, онъ обходилъ всѣ комнаты, чтобы посмотрѣть, въ какомъ видѣ она ихъ оставила; повсюду находилъ онъ ея шпильки; гребень былъ весь въ волосахъ, носовые платки валялись по угламъ, а стулья были завалены платьемъ. Пасторъ огорчался и приводилъ все въ порядокъ. Въ юности своей, когда онъ жилъ въ одной убогой комнаткѣ, у него больше было уютности, чѣмъ теперь.
Сначала его просьбы и упреки дѣйствовали на жену, она признавала, что онъ правъ, и обѣщала исправиться. Она тогда на слѣдующій же день съ ранняго утра принималась за уборку всего дома съ верху до низу; серьезное отношеніе мужа къ жизни трогало и потрясало это дитя: теперь и оно должно было вырости, и дитя доходило до крайности, но вскорѣ снова опускалась, и черезъ нѣсколько дней домъ приходилъ въ такое же состояніе, какъ и прежде. Она вовсе не замѣчала, что все снова принимало такой безпорядочный видъ и поражалась, когда мужъ опять начиналъ указывать ей на ея вѣчныя ошибки. "Я разбила эту чашку, она вѣдь недорогая", говорила она. — "Но вѣдь осколки лежатъ здѣсь уже со вчерашняго утра", отвѣчалъ онъ.
Однажды она пришла и заявила, что служанку Олину нужно разсчитать: служанка Олина ворчала на то, что госпожа пасторша уноситъ изъ кухни всевозможныя вещи и бросаетъ ихъ, гдѣ попало.
Затѣмъ пасторъ сталъ все больше и больше ожесточаться; онъ пересталъ упрекать ее ежедневно; съ сжатыми губами, стараясь меньше терять словъ, ходилъ онъ по комнатамъ и давалъ всевозможныя распоряженія. И жена не препятствовала этому: она привыкла къ тому, чтобы кто-нибудь стоялъ за нею и наводилъ порядокъ. Но зачастую пасторъ отъ души жалѣлъ ее. Добродушная и худенькая, въ плохонькихъ платьицахъ, ходила она взадъ и впередъ, никогда не вздыхая о своей бѣдности, хотя съ дѣтства привыкла къ хорошей жизни. Она могла сидѣть и шить и передѣлывать свои много разъ передѣланныя платья и быть довольной и щебетать пѣсенки, какъ молоденькая дѣвушка. Затѣмъ въ ней снова просыпалось дитя, и добрая жена оставляла свою работу, бросала все, какъ было, и уходила на волю. День и два столы и стулья могли оставаться заваленными скомканными полотнищами платьевъ. Куда она ходила? Отъ прежней жизни дома сохранила она любовь къ хожденію по лавкамъ; ей доставляло удовольствіе что-нибудь выбрать. Ей всегда необходимо было купить какой-нибудь платочекъ, остатокъ ленты, гребенку, цвѣточную воду, зубной порошекъ, или что-нибудь вродѣ спичечницъ или дудочекъ. "Купи лучше что-нибудь одно крупное", думалъ пасторъ, "хотя бы это было дорого, введи меня въ долги. Я попробую написать для народа коротенькую назидательную книжку, чтобы уплатить этотъ долгъ".
Цѣлые годы они проспорили. Бывали частыя столкновенія между ними, но супруги любили другъ друга, и, когда пасторъ не слишкомъ вмѣшивался во все, то все шло, какъ по маслу. Но у него была утомительная привычка зорко смотрѣть за всѣмъ, даже издали, даже изъ окна своего рабочаго кабинета; вчера онъ замѣтилъ, что дождь мочитъ двѣ подушки, выставленныя на дворъ. "Позвать что-ли?" — подумалъ онъ. Вдругъ онъ увидалъ, что жена, которая выходила, возвращается, спасаясь отъ дождя. "А вѣдь она не возьметъ подушекъ!", подумалъ пасторъ. И жена побѣжала наверхъ въ свою комнату, Пасторъ крикнулъ въ кухню, тамъ никого не было, и онъ слышалъ, что юмфру копошится въ молочной. Пасторъ отправился самъ и внесъ въ домъ подушки.
На этомъ дѣло могло бы и кончиться. Но пасторъ не въ состояніи былъ удержать своего языка, этакой былъ онъ ворчунъ. Вечеромъ жена хватилась подушекъ. Ихъ уже внесли. "Онѣ мокрыя", сказала она. "И были бы еще мокрѣе, если бы я не внесъ ихъ", сказалъ пасторъ. Тогда жена переменила тонъ, сказала: "Это ты ихъ внесъ? Напрасно: я бы приказала дѣвушкѣ". Пасторъ горько усмѣхнулся: "Тогда онѣ и теперь висѣли бы подъ дождемъ". Жена обидѣлась. "Изъ-за нѣсколькихъ капель дождя не стоило бы тебѣ такъ ворчать. Цѣлый день не знаешь, что дѣлать съ тобой, ты суешь свой носъ повсюду!" — "Мнѣ, конечно, еще можно было бы оставить это", продолжалъ онъ, "но посмотри: вотъ и сейчасъ бѣльевая лоханка на постели!" Жена отвѣчала: "Я ее сюда поставила, потому что не было другого мѣста". "Если бы у тебя былъ спеціальный столъ для стирки, то и онъ былъ бы заваленъ посторонними вещами", возразилъ онъ. Жена потеряла терпѣніе и сказала: "Господи, какъ ты не сносенъ, ты, должно быть, боленъ, право. Нѣтъ, я больше этого не вынесу!" Она отвернулась, сѣла и надулась.
Но она долго этого не выдержала. Черезъ минуту все, уже было забыто, ея доброе сердце все простило. Ужъ такая счастливая у нея была натура.
А пасторъ все больше сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ, гдѣ не такъ замѣтны были разные домашніе безпорядки. Онъ былъ выносливъ и крѣпокъ, настоящій рабочій конь. Онъ разспросилъ помощниковъ относительно частной жизни прихода, и все, что онъ узналъ, было весьма не утѣшительно. Затѣмъ онъ писалъ строгія или увѣщевательныя письма то тому, то другому изъ членовъ общины; и если это не помогало, отправлялся самъ навѣстить грѣшника. Его опасались, боялись. Онъ никого не щадилъ. Самостоятельно выслѣдилъ онъ, что у его собственнаго помощника, по имени Левіана, есть сестра, легкомысленная и слишкомъ любезная съ парнями-рыбаками дѣвушка. Онъ позвалъ ея брата и послалъ его къ ней съ письмомъ и съ такимъ наставленіемъ: "Отдай ей и скажи, что я зоркими глазами буду слѣдить за ней…"
Купецъ Моккъ пріѣхалъ и пастора позвали въ гостинную. Посѣщеніе было кратко, но многозначительно. Моккъ желалъ протянуть пастору руку помощи, если бы помощь понадобилась кому-либо къ приходѣ. Пасторъ благодарилъ и сердечно порадовался. Если онъ раньше не зналъ этого, то теперь онъ долженъ былъ получить увѣренность, что Моккъ изъ Росенгорда является покровителемъ каждаго человѣка. Какой богатый и важный этотъ Моккъ; онъ внушилъ почтеніе даже пасторшѣ — горожанкѣ;- ужъ навѣрно въ булавкѣ, которую онъ носитъ въ галстухѣ, настоящіе камни.
