Александ Казбеги - Элеонора
Все удивленно смотрели на него, не понимая, что с ним происходит.
Кречиашвили отнял руку от глаз. Лицо его было бледно смертельной бледностью, дрожащие губы что-то шептали. Стоящие с ним рядом разобрали бы слова: «Как я люблю ее, боже мой, как я люблю ее, боже мой, как я люблю!»
Он поднял голову и взглянул прямо в лицо Элеоноре. Ее ослепительная улыбка озарила его. Впервые ему почудилось, что и для него возможно счастье, так как улыбку девушки он принял за знак сочувствия. Он вытер пот со лба, выпрямился и вздохнул.
– Господа, лезгины подходят к дому! – сказал он. – С минуты на минуту они нападут на нас.
Веселое пиршество мгновенно прервалось, все вскочили из-за стола и устремились к дверям.
– Стойте! – раздался властный голос Элеоноры. Какая-то грозная сила звучала в нем.
Все остановились и замерли.
– Юноши! – начала Элеонора. – Каждый из вас поклоняется мне и клянется в любви. Я не знаю, кому верить… Аслан-Гирей оскорбил меня, и тот, кто поднесет мне его голову, будет достоин назваться моим супругом!.. Кто хочет завоевать сердце Элеоноры, кто готов пойти за нее в бой?… Отважьтесь!
Раздался выстрел – знак появления лезгин и начала битвы. Все выбежали во двор.
10
При первом же выстреле замкнулись ворота крепости Хелтубнели, и стрелки вышли на террасы башен. Все думали, что о своем выступлении лезгины возвестят поджогами нив и домов, ожидали, что пламя и дым взметнутся к небесам.
Поэтому крайне удивились, увидев, что это отнюдь не беспорядочный набег: стройно и уверенно движущееся войско спустилось в ближайшую ложбину и укрылось в засаде.
Спустя некоторое время от лезгинской дружины отделилось несколько человек, люди направились к крепости. На полпути они остановились, подняли белые башлыки и замахали ими в знак того, что хотят вести переговоры.
Из крепости вышел сам Хелтубнели в сопровождении нескольких человек и подошел к лезгинским послам. Все приветствовали друг друга не обычным приветствием, но лишь коротким взмахом руки.
– Хелтубнели! Не надо проливать крови, – начал один из послов, – Аслан-Гирей прислал сказать тебе: «Никогда в жизни, придя вражески, с оружием в руках, не начинал я мирных переговоров, а теперь любовь к дочери твоей заставляет меня изменить этому обычаю».
– Если не хотите борьбы, возвращайтесь к себе с миром! – ответил Хелтубнели.
– Хорошо, но только с одним условием.
– Если угодно, дружину отошлите обратно, а вы и Аслан-Гирей будьте моими гостями… Двери моего дома открыты для вас.
– Хелтубнели, ваше гостеприимство нам известно, но сегодня не следует говорить об этом.
– Тогда чего же вам надо?
– Аслан-Гирей повернет обратно только с одним условием.
– С каким?
– Если ваша дочь сама, по доброй воле, откажется быть его супругой.
– Моя дочь отказывается! – с облегчением воскликнул Хелтубнели – он рад был избежать пролития крови.
– Хорошо, но мы должны убедиться в этом сами! – ответил лезгин.
Хелтубнели вспыхнул.
– У меня мысль и речь – одно! – сказал он, с трудом сдерживая гнев.
– Еще одно слово!
– Говорите.
– Аслан-Гирей оставит твой дом с миром, но того, кто станет мужем Элеоноры, он будет преследовать без пощады.
– Это его дело! – сказал Хелтубнели и знаком пригласил послов следовать за ним. – Пожалуйте, взгляните собственными глазами и выслушайте собственными ушами.
Хозяин и послы направились в крепость, где, в присутствии всей знати, девушка должна была решить – быть или не быть войне.
11
Внутри крепости находилась площадь, на которой обычно собирались для принятия решений по важным общим делам. Так же и на этот раз все дворяне, пребывающие в крепости Хелтубнели, и послы от лезгин собрались на этой площади, где своенравная Элеонора должна была объявить им свою волю. Все взволнованно ждали ее.
Вдруг народ расступился, и появилась Элеонора. На ее побледневшем лице сияла улыбка, губы чуть заметно дрожали. Все замерли, затихли, как перед бурей. Хелтубнели выступил вперед и взял свою дочь за руку.
– Дочь моя! – сказал он ей. – Лезгин Аслан-Гирей явился просить твоей руки. Здесь находятся его послы н ждут твоего ответа… Скажи, любишь ли ты этого лезгина?
Все затаили дыхание.
– Да! – сама удивляясь звуку своего голоса, произнесла Элеонора.
Народ ахнул и зашумел.
– Элеонора! – воскликнул изумленный отец, – что ты сказала? Может быть, это слово случайно сорвалось с твоих губ?
– Нет! – ясно и твердо ответила девушка. – Я люблю Аслан-Гирея, люблю всей душой и не считаю нужным это скрывать… Но знайте, – как бы я его ни любила, я никогда не стану его женой, не сделаю его своим господином.
– Вы слышали, господа? – обернулся к послам обрадованный отец.
– Постой, отец! – остановила его Элеонора, – я не кончила говорить.
– Что ты хочешь еще сказать? – с испугом спросил отец
– Я не пойду замуж ни за Аслан-Гирея, ни за кого другого, если он не докажет мне своей храбростью, что люби; меня… Мне поклоняются многие, помимо Аслан-Гирея, многие ищут моей любви, и среди них, – тут девушка с победоносной улыбкой обвела собравшихся своим завораживающим взглядом, – многие нравятся мне, очень нравятся… Я не хочу оскорблять никого. Кто жаждет моей любви, пусть сразится в единоборстве с Аслан-Гиреем, и тот, кто победит, станет моим господином и повелителем…
– Что ты сказала? – кинулся к ней отец.
– Не мешай мне, отец!.. Нет в мире силы, которая могла бы поколебать мое решение. Вы согласны с моим условием, послы?
– Да, прекрасная!.. Ради тебя Аслан-Гирей сразится с целым миром.
Элеонора обратилась к юношам:
– Кто хочет стать моим супругом, кто дерзнет испытать свою судьбу? Пусть выступит вперед!..
Из толпы вышли двенадцать юношей, таких статных, что даже врагов ослепила бы их мужественная красота. Кречиашвили стоял в толпе. Он вздрогнул, глаза его засверкали, он шагнул было вслед за юношами, но споткнулся и остался на месте.
Послы поклонились и удалились сообщить Аслан-Гирею об ожидающей его судьбе.
12
Светало. Небесная синева просветлела, и первые солнечные лучи затрепетали на ней. Взмахнула крыльями ласточка, взвилась в воздух, ликующим щебетом приветствуя зарю. Ей откликнулись другие певчие птицы, славословя восходящее солнце. Природа встрепенулась, проснулась вся тварь живая. Все сияло счастьем. Все пело: «Мир прекрасен, ликуйте, живые!» Зазвенели струны жизни и тронули сердце Аслан-Гирея.
Вдруг в лезгинском лагере заиграли на ствири, – далеко разнеслась печальная весть. Аслан-Гирей вспомнил, что счастье еще далеко от него, и надо преодолеть еще долгий, трудный путь, пока коснется губами губ своей возлюбленной, пока наступит для него час блаженства.
Еще раз затрепетали в воздухе звуки ствири, и снова вздрогнул Аслан-Гирей. Привычные звуки, не однажды утешавшие его опечаленное сердце, рассеивавшие его тоску, на этот раз прозвучали для него похоронным звоном, – они словно разлучали его с прекрасным миром.
Им овладело непонятное, доселе неведомое ему чувство жалости к самому себе. Он опустился на колени и воздел руки к небу. Скупые слезы упали из его глаз, – только две капли, две слезы! Но, боже мой, какие это были слезы! Человек, никогда раньше ни о чем не просивший, человек с испепеленным сердцем, молил, поддавшись минутной слабости:
– О аллах! Дай мне единственный миг счастья, один лишь единственный! – шептал он.
Из крепости донесся звук воинственного рога. Аслан-Гирей вскочил на ноги.
Он выпрямился, потянулся и, охваченный жаждой борьбы, резким движением засучил рукава.
Поступь его была похожа на гордую поступь льва, но ненасытность тигра сверкала в его глазах.
– Пришел час, – посмотрим, кому достанется Элеонора! Он направился к своему войску.
Ворота крепости открылись, и оттуда стройно выступила дружина Хелтубнели. Впереди шли двенадцать богатырей, подобных соколам, вооруженные с головы до ног. У иных едва пробивался пушок над верхней губой, у иных в сверкающих глазах трепетала радость, – все они отважно ждали своей очереди в бою. Это были самоотверженные служители Элеоноры, те, которые поклялись или завоевать любовь девушки или погибнуть. Выступила дружина лезгина. Оба войска стали поодаль друг от друга. Между ними образовалось подобие арены, и вскоре с двух сторон вылетели на эту арену два сокола, двое юношей с львиной осанкой. Они обежали вокруг арены, измерили друг друга грозным взглядом. Понеслись навстречу друг другу, столкнулись и отпрянули, как бы отброшенные встречным огнем своих глаз, сошлись и, занеся кинжалы, замерли в тигровом прыжке.
Элеонора смотрела с башни на это зрелище. Ее глаза горели, на губах блуждала улыбка. В каком-то исступлении ждала она исхода борьбы. В это мгновение она была похожа на тигрицу, ликующую в предвкушении крови.
Вот сверкнули кинжалами, двинулись, пошли, – кто знает, чью жизнь оборвет смертоносное острие! Лезгин вскинул левую руку, схватил грузина за руку, державшую кинжал, и стремительным движением вонзил в сердце юноши свой кинжал по рукоять.
