Хорас Маккой - Лучше бы я остался дома
– Перестань вести себя как патентованный южанин. Замечай только то, что тебя касается…
– Это меня касается, – сказал я и попытался встать. Она вскочила и толкнула меня обратно в кресло. А сама встала надо мной, нагнувшись к моему лицу.
– Послушай меня, ты, проклятый дурак! – сказала она дрожащим от ярости голосом и ухватилась за подлокотники кресла, чтобы удержать меня в нем. – Если это не мешает той женщине, не помешает и тебе. Попробуй только устроить тут сцену, и можешь убираться куда подальше. Ты хочешь попасть в кино или нет?
– Ну, хочу.
– Тогда оставь людей в покое. Здесь сегодня весь Голливуд. Устрой скандал, и с тобой будет кончено раньше, чем ты узнаешь, как выглядит съемочный павильон изнутри. Тебе придется проглотить уйму вещей и похуже – и вообще, если хочешь знать, эти дешевые обжимания, которые ты видишь, – просто цветочки на фоне всей их связи. Эти двое спят друг с другом уже несколько месяцев. Это Хельга Карразерс.
– Прости, мне очень жаль, – вздохнул я.
– Разумеется! Ты еще не знаешь, что в этом городе никто не замечает того, что делает другой, – кто бы он ни был?
Это меня удивило. Ведь точно так же я думал совсем недавно, точно так же думал я о Фэй Кейп-хирт, когда она плавала нагая в бассейне. «Мона права», – признал я в душе. И тут я понял, что истинной причиной того, почему мне казалось таким прекрасным, что никто не обращает внимания на нагую девушку в бассейне, было то, что смотреть, как она там плавает без всего, мне самому было приятно. А бот другое зрелище, этот негр и Хельга Карразерс, уже не казалось таким прекрасным, потому что действовало на нервы и было мне неприятно. Потому я и хотел что-то сделать, как-то вмешаться.
– Мне придется проглотить это и наплевать, – сказал я. – Так ведут себя все реформаторы – не замечают того, что им приятно, и воюют против того, что им не по вкусу. Таким мне быть не стоит.
– Успокойся, – сказала Мона.
– Я спокоен, – заверил я. – Плевать мне на то, что с ней этот черномазый делает. По мне, пусть трахает ее хоть на Голливудском бульваре или на Вайн-стрит.
Она выпрямилась и опустила руки.
– Это уже лучше. Я все-таки вобью тебе в голову, что нужно быть терпимым. Даже если придется тебя убить.
Я снова огляделся вокруг. Какая-то пара как раз выходила из дверей, у которых сидела Хельга Карразерс, и тут она и ее черный хахаль сразу перестали целоваться и сделали вид, что ведут чисто светскую беседу. Я вспомнил ее фотографии на обложках журналов о кино и репортажи о ее личной жизни.
«О Господи, – подумал я, – если бы знали…»
Певец с глубоким и сильным голосом умолк, раздались скромные аплодисменты. Потом кто-то прокричал:
– Пойдем дальше, уважаемые, пойдем дальше… – и в салоне с энтузиазмом загудели.
– Мы можем пойти поесть, – сказала Мона.
– Так нас пригласили и на ужин? – спросил я.
– А почему, ты думаешь, каждый должен был выложить по десять долларов за вход? Все, что ты съешь и выпьешь, – даром.
– Но мы же не платили?
– Смитерс заплатила за нас. Это благотворительный вечер.
– Благотворительный? А в чью пользу?
– В пользу ребят из Скотсборо. Знаешь, кто это – ребята из Скотсборо?
– Нет.
– Так напомни мне как-нибудь, я тебе расскажу, – сказала она, направляя меня в столовую.
6
О приеме, который миссис Смитерс устроила в пользу ребят из Скотсборо, сообщили две утренние газеты, но в перечне гостей ни про Мону, ни про меня даже не вспоминали. Это меня так расстроило, что я чуть не заплакал. Всю ночь я думал, что скажут у нас дома, когда получат вырезку из газеты, где мое имя будет стоять рядом с именами великих звезд, как они будут думать, что я уже начал выбиваться в люди. Но в письме о приеме я все равно написал.
Мона еще спала наверху, так что я наспех приготовил ей гренки и кофе и отправился в студию «Эксцельсиор» в надежде застать мистера Балте-ра – того человека, который, собственно, надоумил меня ехать в Голливуд. Дежурный позвонил к нему в кабинет и сказал мне, что Балтера еще нет.
– Можно подождать? – спросил я.
– Конечно, – кивнул дежурный.
Мистера Балтера я периодически пытался застать уже месяца два или три, надеясь узнать, как вышли мои пробы. Правда, у меня давно уже появилось предчувствие, что они, наверно, получились не слишком, иначе мне бы давно позвонили со студии. Но я думал, что Балтер мог меня хотя бы принять и объяснить, почему пробы не получились. Я полагал, что имею на это право. Я не просил его брать меня в Голливуд, он сам предложил мне приехать. Было это полгода назад, когда я играл роль Джо в «Ведали, что творят» в Малом театре у нас дома. Однажды вечером Балтер оказался среди зрителей, после спектакля наш режиссер привел его за кулисы и представил мне как человека, который ищет новые таланты для Голливуда. Балтер сказал, что, по его мнению, я играл блестяще, и спросил, не хотел бы я сниматься в кино. Если да, то студия «Эксцельсиор» оплатит мне дорогу и все расходы, когда я приеду на пробы. Вот почему я приехал. Прошло около месяца, пока отсняли мои пробы, и с той поры никто мной не интересовался. Я пытался достать Балтера по телефону, но его секретарша никогда меня с ним не соединяла, только записывала мою фамилию и номер телефона и говорила, что мне перезвонят. Ну и, разумеется, он не звонил. Мне бы нужно было сообразить, что дело безнадежное, но я знал, что, если буду настойчиво ходить в студию и ждать его, рано или поздно я его встречу, а если мне удастся встретить его, ему чертовски трудно будет обещать перезвонить позднее.
Я снова пошел к дежурному и спросил, видел ли он, как Балтер входил в здание. Отодвинув телефон в сторону, он хмуро глянул на меня и буркнул:
– Сынок, я только что звонил ему четвертый раз за час. Если хочешь, буду звонить хоть целый день – за то мне и платят. Но мне совершенно ясно, что он не хочет тебя видеть.
– Гм, мне это тоже ясно, – кивнул я.
– Слушай, я здесь сижу не для того, чтобы учить тебя жить, но мне не по себе, когда я вижу, как такой славный парень бьется лбом о стену. Ты ходишь сюда уже больше трех месяцев – и все без толку. Почему бы тебе не забыть обо всем этом и не вернуться в Миссисипи?
– В Джорджию, – поправил я его.
Тут появилась какая-то женщина с маленькой девочкой лет четырех или пяти и перебила нас:
– Я Сисби. У меня назначена встреча с мистером Мидвиджем.
Набрав номер и получив подтверждение, дежурный выписал пропуск.
«Как бы мне хотелось такой же», – подумал я.
– Пройдете в те двери, через холл, последний кабинет направо, – сказал он и нажал кнопку электрического замка. Проходя, миссис Сисби нагнулась и пригладила девочке волосики.
– Все с ума посходили из-за Ширли Темпл, – вздохнул дежурный. – Эта женщина вбила в голову, что ее крошка может затмить Ширли Темпл.
– А почему бы и нет? – сказал я. – Как вы можете утверждать, что это не так, пока не дадите ей шанс?
Взглянув на меня, он улыбнулся.
– Железная логика, сынок. Это как те короли бейсбола, что умеют отбить любой мяч, даже безнадежный. И раз кто-то это умеет, все остальные будут до бесконечности пытаться сделать то же самое.
– Не попробуете позвонить мистеру Балтеру еще раз? – спросил я.
Когда я вернулся домой, то услышал, что у нас звонит телефон. Он звонил не переставая, и я пустился бегом, потому что вообразил, что это звонят из агентства по подбору актеров или, может быть, даже Балтер.
Звонила какая-то женщина по фамилии Хол-лингсуорт, которая работала в одном из журналов для любителей кино. Сказала, что она хочет взять у Моны интервью. Я попросил ее подождать у телефона.
– Мона! – позвал я. – Мона, Мона!… Никто не ответил.
– Ее сейчас нет, но она скоро вернется. Могли бы вы позвонить позднее?
– Вам не помешает, если я приеду и подожду ее?
– А почему это может помешать?
– Где вы живете?
Я дал ей адрес и повесил трубку. Я даже не удивился, почему какая-то женщина, корреспондент журнала, хочет взять интервью у Моны, скорее, ломал себе голову, где Мона и почему она ушла, так что дома у телефона никого не осталось. Первое, чему я научился в Голливуде, – опытный статист никогда, ни на минуту не оставит телефон без присмотра. А теперь как раз было то время, когда звонили из агентств, и, если трубку никто не брал, они просто звонили другому. Тертые статисты, давно снимавшиеся в массовках, ставили на телефон длинный шнур и не расставались с аппаратом даже в туалете. Об этом рассказывали массу всяких анекдотов.
Тут мне послышался какой-то шум у входа. Я обернулся – передо мной стояла миссис Смитерс.
– Доброе утро, – сказала она. – Можно войти?
– Конечно, – растерянно ответил я. – Входите, пожалуйста.
Войдя, она оглядела комнату.
– Вот вы где живете…
– Да. Не хотите сесть?
– Спасибо, я только на минутку. Я послала Сэмми уладить кое-какие мелочи, потом он заедет за мной. Где же… ну, как ее…
