Брайан Глэнвилл - Вратари — не такие как все
Мы ехали и ехали, выехали за пределы Лондона и двигались дальше до деревенской местности, которая была очень красива — разные поля и все такое. Живя в городе, мы не очень-то часто видели такой пейзаж, разве что когда по праздникам выбирались к морю или если мой старик брал меня на какой-нибудь матч, на который мы ехали на экскурсионном поезде — тогда можно было смотреть в окно. Думаю, в тот день я получил бы еще большее удовольствие, если бы не мысль о том, чем все это закончится и как я сыграю.
Я попытался вычислить, кто был вторым вратарем. Конечно, не этот маленький рыжий парнишка, он был слишком невысок. К тому же, когда я спросил, на каком месте он играет, он ответил: «Правого крайнего», так, как будто стыдился этого.
Когда мы добрались до места, то оказалось, что футбольное поле расположено посреди настоящих полей. Не так, как в Скрабсе, где вся территория окружена железнодорожными вагонами и домами и похожа на большую тюрьму, а прямо на настоящем поле, как на ферме. Нас разделили на две команды — «красных» и «синих»; я попал к «синим», а это как раз цвет «Боро», они играют в синем с белыми полосками, и я счел, что это было неплохим началом.
На первой же минуте я пропустил гол: ничего себе начало! Это не было моей ошибкой, не думаю, чтобы кто-нибудь вообще смог бы поймать такой мяч, но чувство было отвратительное, когда я впервые коснулся мяча, вынимая его из сетки. И вдвойне было противно оттого, что, как я говорил, я ненавижу это делать.
Это был рикошет. «Красные», сразу же устремились вперед, их левый крайний прошел нашего правого защитника — очень, очень медлительного — и прострелил. Их центрфорвард подставил ногу примерно в пятнадцати ярдах от ворот, и я бы без проблем поймал этот мяч, если бы кто-то из наших не попался на его пути и не переправил в другой угол. Я уже совершенно потерял равновесие и ничего не мог сделать. Тот парень сказал: «Извини, приятель», и я пожал плечами; единственное, о чем я мечтал — чтобы Рэг Джеймс, который судил игру, видел, как все получилось, и не стал винить в голе меня. Если бы я мог знать тогда, сколько еще натерплюсь от этих рикошетов, уже будучи профессионалом, то, наверное, вообще все бросил бы. Сколько раз ты спокойно ждешь мяча, чтобы поймать его, как вдруг какой-то клоун из твоей команды задевает его и отправляет в ворота, а на следующий день ты читаешь в газетах, что неправильно определил траекторию полета мяча. Иногда хоть телевидение помогает установить истину, если они записывают игру, и тогда ты смеешься последним, а тот парень, который написал всю эту чушь, оказывается в дураках.
Но до этого было еще далеко, очень далеко. По правде, в тот момент я не очень-то надеялся, что вообще стану профессионалом в каком-нибудь клубе, тем более в «Боро».
Второй плохой новостью было то, что наша команда оказалась намного сильнее, чем их, несмотря на этот гол; наверное, тренеры мало знали об игроках и просто расставили их по местам, надеясь на лучшее. Так что я остался в одиночестве, наедине со своими мыслями, а тот парень на другом конце поля трудился вовсю, прыгая, падая и отбивая мячи, потому что наше нападение просто задавило их.
Мне показалось, что он сыграл неплохо, хотя ему сильно везло. Он был смелым, выходил и бросался под любые удары, иногда головой вперед, как лунатик. Пару раз наши форварды выходили с ним один на один, и он выбегал им навстречу и отбивал мяч ногами. Но при этом он был опрометчив, иногда покидал ворота без нужды и, по-моему, слишком часто отбивал мяч, когда его следовало поймать. Это было как раз то, о чем мне часто говорил Майк: «Лови его, если можешь, Ронни; отбивай, только когда на тебя слишком сильно наседают». На мою долю достались лишь несколько навесов под конец тайма, и я, кажется, неплохо с ними справился, но это, увы, было все.
Я надеялся, что во время перерыва они хоть немного изменят составы, но нет, все осталось, как было. У него опять масса работы, а я скучал. Первый тайм закончился — 1:1, а во втором мы сунули им еще два или три гола. И лишь под самый конец, из-за того, что наша команда стала играть уж слишком самоуверенно, двое из них прорвались к моим воротам, и перед ними оставался только наш центрхав. Они, перепасовываясь, прошли и его, но я разгадал их замысел, быстро выбежал из ворот, нырнул прямо в ноги тому, кто был с мячом, и забрал мяч. Не Бог весть что, но я надеялся, что этого хватит хотя бы для того, чтобы получить еще один шанс.
В автобусе по дороге назад одни смеялись, другие сидели тихо; те, кто веселился, были в основном из нашей команды, которая выиграла. Рэг Джеймс сказал: «Ладно, ребята, мы дадим вам знать — некоторым из вас», и этого было вполне достаточно, чтобы испортить настроение. На сей раз рядом со мной сидел не тот рыжий малыш, который играл правым крайним в их команде, а наш правый хав, тихий веснушчатый малый родом из Сент-Олбана.
— Ну-ну, — сказал он. — Вот, кажется, и все.
— Не знаю, — ответил я, — по-моему, ты сыграл неплохо.
— Так ведь делать-то было нечего, а? Тебе действительно не повезло с этим голом. — Можете себе представить, как меня «обрадовали» его слова.
Когда я добрался до дома, там все сгорали от нетерпения и набросились с вопросами: как все это было, как я сыграл, какой счет? Но, увидев мое лицо, сразу умолкли, и мне не пришлось ничего объяснять. Мама, которая всегда была оптимистом, когда дело касалось меня, сказала:
— Не расстраивайся, ты же пропустил всего один, они просто обязаны позвать тебя еще раз.
— Если они этого не сделают, — добавил мой старик, — зна-чит, они ни черта не смыслят. И кроме того, Рон, есть еще «Челси».
— Да, есть еще «Челси», — кивнул я, хотя для меня в тот момент это было равносильно тому, что есть еще и луна на небе,
Я даже не пошел на нашу площадку, потому что не выдержал бы всего этого — Майка с его расспросами. Я вообще там не появлялся дня два или три. Перестал и бегать за почтой, хотя мой старик сделал все здорово и даже договорился, что я могу ходить туда, где сортируют письма. Но я сказал, нет, не стоит. Где-то в душе я, наверное, поставил на всем этом крест, чтобы как-то защитить самого себя.
Когда я наконец появился на игровой площадке, Майк спросил:
— Ну, как съездил?
— Нормально, — ответил я.
— Ты ведь чем-то расстроен, Ронни, правда? — он поглядел на меня своим особенным взглядом. — Что случилось? Они не попросили тебя прийти еще раз?
— Они никого не попросили прийти еще раз. Просто сказали, что, возможно, дадут знать.
— Не нравится мне это, — сказал Майк. — По-моему, когда имеешь дело с детьми, им надо сразу все говорить. Нельзя допускать, чтобы они терзались в неведении.
— Ну, они сделали по-своему. — Надо сказать, что я был достаточно мрачен и не очень хотел разговаривать.
— Но как ты играл-то? — спросил Майк. — Ты же должен знать, как играл. Плохо?
— Не-е, — ответил я, — не очень. У меня не было шанса не пропустить в самом начале — это был отскок.
— Надеюсь, ты не стал орать на защитников, — улыбнулся он, — как иногда делаешь в Скрабсе.
— Нет, я ничего не сказал.
А через три дня пришло письмо. Не посещу ли я стадион «Боро Юнайтед» в следующий вторник вечером для тренировки? Когда я прочитал это, то комната перед моими глазами пошла ходуном. Я не мог во все это поверить. Вообще-то я потом был в отключке целый день: меня о чем-нибудь спрашивали на уроках, а я не слышал, так что им приходилось орать на меня, а один из учителей спросил, не болен ли я. Когда я рассказал ребятам и показал им письмо, они обалдели и сказали, что это просто сказочно, а Роджер Гиббс, наш левый хав, один из самых яростных болельщиков «Челси», засмеялся: «Что же, я приду посмотреть, как ты напускаешь на «Бридже». Рон».
И вот в следующий вторник я в «Боро», На тренировке нас было человек двадцать, но я узнал только троих или четверых из тех, кто играл со мной в том матче, и другого вратаря среди них не было. Мы тренировались в большом зале, принадлежащем клубу, под руководством Рэга Джеймса; немного побегали, поделали разные упражнения и все такое, позанимались с мячом, потом сыграли пять на пять, а после всего этого другой тренер, Вилли Пратт, взял отдельно вратарей. Нас оказалось трое: кроме меня, один высокий рыжий парень откуда-то из окрестностей Хэкни, а другой, пониже ростом, блондин из Финчли. Оба были постарше меня на пару лет. Мы посмотрели друг на друга, как бы оценивая, насколько каждый из нас мог быть хорош, а потом Вилли заставил нас падать на маты и делать упражнения на реакцию — бросал нам с близкого расстояния мячи в разных направлениях так, что приходилось все время прыгать в разные стороны. Я любил такие занятия. На поле мы так и не вышли — они, наверное, никогда его не использовали в таких тренировках, — но в, самом конце Рэг Джеймс подошел ко мне и спросил:
— Хочешь посмотреть на поле, сынок?
— Да, — сказал я, и мы вышли на улицу.
