Николай Степанченко - МЕДСЕСТРА
Вот и ночные походы по коридорам в морг мы воспринимали как развлечение. Особенно старался сделать эти походы увлекательными Колотов. «Ну шо, дадим бомжулькам просраться?» — спрашивал он, с трещоточным звуком проводя по батарее стальной палкой, выломанной из старой ремкровати. Я без особой охоты поддакивал.
Провоз трупа из отделения в морг, это не так просто, как может показаться. Сильно сакрализованный процесс смерти и всего, что с ней связано, не дает вам возможности возить тело, как кусок мяса. Во-первых, нельзя оставлять покойника ни на минуту без присмотра. Никто мне, кстати, так и не ответил на вопрос, почему. Может быть, боятся, что неприсмотренный он встанет и уйдет? Или опасаются, что его похитят извращенцы? Во-вторых, нельзя его возить в часы, когда по коридору развозят пищу по корпусам. Ну и не следует их перепутывать. Такое тоже бывало пару раз. У него ведь имя не спросишь уже. Следует также их накрывать гладкой простыней. Раз, помню, накрыли лицо человеку вафельным полотенцем, полежал он часа два и получилось лицо у человека в клеточку. И все. И никуда. На живот и на бок не следует их класть также — негр получается, проверяли.
Усопших держали в предбаннике — глухом аппендиксе, сразу возле входа в отделение. Когда их собиралось больше двух, предбанник разгружали. С кровати на каталку с надписью Exitus Letalis тело перегружается так: один становится ногами на кровать в изголовье, второй у ног, каталку прижимают вплотную к кровати животами еще двое. Двойка, стоящая на кровати, на раз-два-три за углы простыни поднимает тело и качает его в сторону каталки, а бригада у каталки тянет качнувшийся груз на себя. Когда все слажено и все участники процесса понимают, что и кому нужно делать, эта операция занимает меньше 30 секунд. Проблема, правда, в простынях. Простыни очень часто обрабатывают под давлением и воздействием высокой температуры — стерилизуют. Рвутся, короче говоря, простыни. Раз-два-три-хрусь! В общем, падали больные бывало с размаху на пол. А если то же самое делать без каталочной бригады, а просто вдвоем, то и промахнуться мимо каталки можно. Ай-яй-яй.
Ну вот, перекинули кадавра. Движемся в сторону грузового лифта. Проезжаем такое же отделение, как у нас, только расположенное зеркально, оно законсервировано. Там все работает, и время от времени в один из блоков клали суперблатного больного. Отдельно клали, чтобы другие больные не ревновали к дефицитной технике, медикаментам и обилию внимания. Там же, в одном из блоков, мы по очереди спали ночью по четыре часа. Там, в одном из самых глухих больничных углов, лишь барокамера работала днем, а ночью над входом в палату гипербарической оксигенации помигивала лампочка сигнализации. Сразу за барокамерой лифт. Тишина. Лифт стоит без лифтера — не нужен лифтер, три раза в день каталку в подвал отвезти. В лифте спускаемся на один этаж вниз. Двери мне хочется открыть погромче — распугать смердящий мрак. Красиво сделанный ремонт заканчивается вверху, это этаж технический — под ногами пыль и кирпичная крошка.
Если тот же путь пройти поверху, то и не заметишь расстояние это мизерное — метров двести от силы. Если же тащиться с трупом по коридору, уходящему во мрак, ощущения совсем другие. Слева труба с кипятком — жарко в левый бок, справа выводы вентиляционные — холод жуткий. Будто движешься по меркурианскому терминатору. Лампочка работает одна из десяти. Где-то тут поворот к генератору, унесшему жизни полутора десятков человек. Тут же и «бомжики» ночуют под трубами.
«Й-Я-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!! — бежит Колотов и стучит арматуриной по стенам, трубам, по чему придется.
— Тсс… — вдруг говорит мне он и засовывает голову куда-то в технический лаз. — Вот, блядь, нелюди — понасырали. — ругается он. — Я вас, мрази, достану!!!..у..у..у» — перекатилось. Еще одна пробежка.
Докатывемся до ворот морга. Морг огромен. Он обслуживает сразу несколько лечебных учреждений. Нашу больницу, детскую на Алишера Навои, больницу на Петра Запорожца и психоневрологический диспансер еще. Из всех этих больниц едут ночью в этот морг труповозки. Всех неизвестных и неопознанных со всего Левого берега везут также сюда. В морге три надземных этажа и два подземных. Мы звоним в звонок минус первого этажа. Ждать обычно минут пять. Закуриваем. Дежурный приемщик-санитар может и выпимший спать, кстати. Звоним еще раз, подольше.
Шаги, лязг, свет — закатывайте. Начинается самое неприятное. Тело перегрузить должны мы, а каталку забрать. Перегружаем вдвоем. Запах, это… Специфический. Умер неизвестный. Реанимация получила его без сознания и без документов. Так, не приходя в сознание, он и умер. На бирке написано: ООРА, EL: 23:35, 1.11.92, Неизвестный. Значит на длительное хранение в морозильник. Пока не будет востребован — примерно на 3 месяца. Потом братская могила на Берковцах, крест.
Видели, в американских фильмах у каждого трупа свой ящичек такой никелированный есть, типа домик? Наши трупы лежат в комнате 10 на 10 метров в пять-шесть слоев.
Вспоминаются кадры хроники. Освенцим, бульдозер катит человеческий жмых. Так вот, бульдозер уехал, жмых остался. Температура -20. Ступни торчат, груди, синеют наколки, глаз блестит стеклянный, полуоткрытый — мохнатые ресницы — совсем молодое лицо девушки.
«Давайте на выход, пацаны, — свистит перегаром сквозь гнилой зуб санитар. — Дела у меня еще», — даже не хочу представлять, какие могут быть «дела» у этого выродка в полвторого ночи в этом жутком месте. На обратном пути запах стал вроде сильнее чувствоваться, и это при том, что мы не из розария идем.
***
Через трое суток, опять на нашем дежурстве, нашли в подвале, в нише, откуда смрадом тянуло, дядьку мертвого. Нашли, как водится, тогда, когда запах уже на этажах слышен стал. Поймали меня с Колотовым в коридоре, где мы, не чуя беды курили.
«Вот, Виталий Геннадьевич, берите хлопцев, они свободны вроде сейчас», — на нас показывала своим толстым бордовым пальцем Старшая. Рядом стоял больничный «нач. по АХЧ». За их спинами тоскливо переминался с ноги на ногу толстенький доктор Телюк. Съехать не получалось, кажется. Мы были зажаты в угол.
«Счас новые ИВЛ пойдем разгружать», — прошипел Колотов. Нет не аппараты искусственной вентиляции легких пошли мы разгружать. В подвале дикая вонь лишала способности думать. Доктор был нужен, чтобы констатировать смерть. А мы, чтобы труп из узкой ниши вытащить и сто метров до подземных ворот морга отволочь.
Менты туда не полезли, наверху у Старшей пристроились чай пить. «Нач. по АХЧ», конечно, тоже. Полезли мы втроем. Взяли каталку, резиновые рукавицы, нашатырь и вату с розовым экстрактом — нос затыкать.
Доехали до ниши — из нее уже и лужа бурая на пол натекла. «Кто полезет за ногу его вытаскивать?» — гнусаво спрашивает Телюк. И смотрит на нас. Переглянулись мы с Колотовым. «Ну, Колотов, давай спички тянуть…» Посмотрел на меня Андрей и, отвернувшись, в нишу полез… В общем, вытащили мы его. С трудом. Раздулся он за пятеро суток под батареей, еле пролез. Все отдали, что съели. Все там на полу оставили. Прошел примерно месяц. Выписали нам премию. Получаем зарплату, и я свою премию Колотову отдаю. «Ты чего? — таращится он. — Ну, ты ж полез вместо меня, ну, типа, первый вызвался… — Ты это, оставь деньги. — Косая усмешка ползет по лицу Колотова. — Мы ж это… — Вижу, неудобно ему чего-то, голову опустил. — Колотов, ты чего?
— Ну, мы ж… — смотрит — напарники. Да?»
МЕДИЦИНА ЛЕГЕНДАРНАЯ
Вокруг медработников и медицины в целом ходит великое множество баек, легенд и преданий. Медицина, закрытая от посторонних взоров область человеческой деятельности, имеет дело с чудесами исцеления и таинством смерти. То есть, находится в поле непознанного. Современный человек вопросы необъяснимого так и не научился рассматривать беспристрастно. Потому, подобно своему предку — кроманьонцу, слагает страшные сказки о служителях культа — медработниках — и небесном огне, сошедшем с небес в грудь страждущего. Так, абсолютно все слышали о том, что студенты-медики кушают свои бутерброды в морге, разложив тормозки на телах усопших. Тех, кто рассказывал мне подобное, я всегда спрашивал, зачем они это делают? Внятного ответа, конечно, нету. Однако подразумевалось, что медработники — это люди другой породы и таким образом они закаляются. Уверяю вас, есть много других методов закалить свой дух, гораздо более ужасных. Вы даже не представляете, что делают педагоги в мединститутах и медучилищах, чтоб наладить у студентов рабочие отношения с бренной человеческой плотью. Я решил исправить перекос в мифотворчестве и в этой повести расскажу несколько историй не о врачах с «санитарами», а о пациентах. Хотя все, что я расскажу, — чистейшая правда.
Вначале я перескажу вам несколько коротеньких смешных баек, которые не претендуют на то чтобы быть полноценными легендами, а ближе к концу главы вы сможете прочитать самую настоящую, «Большую Врачебную Легенду».
