Даниэль Дефо - Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский)
Между тѣмъ, по просьбѣ моей бѣдной гувернантки, меня навѣстилъ пасторъ. Онъ серьезно увѣщевалъ меня покаяться во всѣхъ моихъ грѣхахъ и не шутить больше съ своей душой; онъ не обнадеживалъ меня избавленіемъ отъ смерти, такъ какъ ему хорошо извѣстно, говорилъ онъ, что я не могу ожидать этого; но совѣтовалъ искренно и всѣмъ сердцемъ обратиться къ Богу и вымолить у него прощеніе во имя Іисуса Христа. Онъ подтверждалъ свои увѣщеванія подходящими текстами Священнаго Писанія, которые побуждаютъ раскаяться самыхъ великихъ грѣшниковъ и отвращаютъ ихъ отъ дурного пути. Когда онъ кончилъ, онъ сталъ вмѣстѣ со мною на колѣни и началъ молиться.
Это было въ первый разъ, что я почувствовала въ своей душѣ признаки истиннаго раскаянія, я начинала съ ужасомъ разбирать свою прошлую жизнь и, имѣя передъ собой иную перспективу, что, я думаю, случается съ каждымъ въ подобныя минуты, я стала смотрѣть на все другимъ взглядомъ, чѣмъ прежде, и печали жизый представились мнѣ въ иномъ видѣ, чѣмъ прежде; въ моихъ мысляхъ явилось что то высшее, что заставляло меня не придавать никакого значенія тому, что я считала важнымъ и что теперь не имѣло никакой цѣны въ моихъ глазахъ. Слово «вѣчность» предстало предо мною со всѣми его непостижимыми дополненіями и во мнѣ родилось такое обширное познаніе міра. какого я до сихъ поръ не могла представить.
Добрый пасторъ былъ глубоко тронутъ, видя, какое вліяніе оказываютъ на меня его увѣщанія; онъ благословлялъ Бога, допустившаго его навѣстить меня, и рѣшилъ не оставлять меня до самой послѣдней минуты,
Прошло не менѣе двѣнадцати дней послѣ того, какъ мы получили приговоръ, и никто изъ насъ еще не былъ отправленъ на казнь; потомъ былъ присланъ приказъ объ исполненіи казни, въ которомъ между другими стояло и мое имя. Это нанесло страшный ударъ моимъ новымъ намѣреніямъ, сердце мое замерло и я два раза падала въ обморокъ, но не говорила ни слова. Добрый пасторъ былъ глубоко опечаленъ этимъ и дѣлалъ все, чтобы успокоить меня, приводя тѣ же аргументы и съ тѣмъ же трогательнымъ краснорѣчіемъ, которымъ дѣйствовалъ прежде. Онъ пробылъ у меня такъ долго вечеромъ, что тюремные сторожа хотѣли дозволить ему остаться въ тюрьмѣ, если только онъ пожелаетъ быть запертымъ со мной, на что онъ не согласился.
Я очень удивилась, когда не увидѣла его на другой день, который былъ кануномъ казни; я была страшно обезкуражена и удручена; дѣйствительно, я почти всегда была въ обморокѣ, если не слушала его утѣшеній, которыми я такъ часто и такъ успѣшно пользовалась съ самаго перваго его посѣщенія. Съ величайшимъ нетерпѣніемъ и подъ гнетомъ самыхъ ужасныхъ мыслей, какія можно только представить, я ожидала его до четырехъ часовъ, когда онъ вошелъ въ мою камеру. Надо замѣтить, что благодаря деньгамъ, безъ которыхъ здѣсь нельзя ступить шага, мнѣ сдѣлали снисхожденіе и не заперли въ яму вмѣстѣ съ другими осужденными на казнь, а дали отдѣльную маленькую комнату.
Въ моей груди сердце затрепетало отъ радости, когда я, еще не видя его, услышала у двери его голосъ, но пусть судятъ, какое волненіе охватило мою душу, когда онъ послѣ короткихъ извиненій въ томъ, что не пришелъ, объявилъ мнѣ, что онъ употребилъ это время для моей пользы и получилъ благопріятное увѣдомленіе отъ прокурора, который пересмотрѣлъ мое дѣло; словомъ, онъ принесъ извѣстіе объ отсрочкѣ моей казни. Онъ со всевозможными предосторожностями сообщилъ мнѣ то, что было вдвойнѣ жестоко скрывать отъ меня; ибо, какъ прежде перевернуло меня горе, такъ теперь перевернула меня радость: я упала въ обморокъ болѣе опасный, чѣмъ прежде, было не легко привести меня въ чувство.
На другой день въ тюрьмѣ произошла по истинѣ печальная сцена. Первое, чѣмъ привѣтствовало меня утро, былъ погребальный звонъ большого колокола въ церкви Гроба Господня. Лишь только онъ раздался, какъ изъ ямы осужденныхъ послышались мрачные стоны и крики пяти несчастныхъ, которые томились тамъ и которыхъ должны были казнить въ этотъ день за разныя преступленія, въ томъ числѣ двухъ на убійство.
Къ ихъ стонамъ примѣшивался смѣшанный гулъ тюрьмы, гдѣ заключенные грубо выказывали свое сочувствіе несчастнымъ, идущимъ на смерть; ихъ горе выражалось различно: одни плакали, другіе посылали имъ жестокое ура съ пожеланіемъ счастливаго пути, третьи проклинали и осуждали тѣхъ, кто посылалъ ихъ на эшафотъ; многіе жалѣли осужденныхъ и весьма немногіе молились за нихъ.
Здѣсь почти не было мѣста такому душевному состоянію, чтобы я могла сосредоточить свои мысли и благословлять милосердное Провидѣніе, которое вырвало меня изъ когтей вѣчной смерти; но я молчала, какъ нѣмая, я была поглощена однимъ этимъ чувствомъ и была неспособна выразить то, что волновало мою душу; въ такихъ случаяхъ страсти слишкомъ сильно возбуждаютъ человѣка, чтобы онъ могъ управлять ихъ движеніемъ.
Все время, пока несчастные осужденные готовились къ смерти и священникъ Ньюгетской тюрьмы находился при нихъ, увѣщевая покориться приговору, все это время меня трясла такая сильная дрожь, какъ будто мое положеніе было тоже, что и вчера; я была такъ взволнована этимъ внезапнымъ припадкомъ, что тряслась, какъ въ лихорадкѣ, я не могла ни смотрѣть, ни говорить и ходила, какъ помѣшанная. Едва ихъ посадили въ колесницу и повезли, — у меня недостало присутствія духа видѣть это, — едва ихъ повезли, говорю я, какъ ко мнѣ подступили слезы, я невольно начала рыдать и рыдала долго, не имѣя силъ остановить слезы.
Такой приступъ продолжался со мной около двухъ часовъ, я полагаю до тѣхъ поръ, пока всѣ несчастные не оставили этотъ міръ; затѣмъ меня охватила тихая и строгая радость покаянія. То было истинно восторженное чувство благодарности за спасенную жизнь, и этимъ чувствомъ я жила почти весь день.
XXV
Мнѣ замѣняютъ казнь ссылкой. — Свиданіе съ Ланкаширскимъ мужемъ
Спустя двѣ недѣли у меня явились основанія опасаться, что въ слѣдующую сессію меня включатъ въ приказъ объ исполненіи смертной казни; съ большими трудностями послѣ самой униженной просьбы мнѣ замѣнили казнь ссылкой; я пользовалась слишкомъ дурной извѣстностью и на меня смотрѣли, какъ на женщину, совершившую не въ первый разъ преступленіе, хотя въ данномъ случаѣ ко мнѣ относились не особенно справедливо, потому что передъ закономъ я не была рецидивисткой, такъ какъ судилась только въ первый разъ, чѣмъ и воспользовался прокуроръ предложивъ суду вновь пересмотрѣть мое дѣло.
Теперь я была увѣрена, что мнѣ оставили жизнь, хотя и сохранили ее при тяжкихъ условіяхъ; я была осуждена на изгнаніе, что было само по себѣ ужасно, хотя все же лучше смерти. Я не возражала ни противъ приговора, ни противъ выбора мѣста ссылки; когда передъ глазами стоитъ смерть и особенно такая, какая меня ожидала, мы готовы на все, лишь бы избѣжать ее.
Теперь возвращусь къ моей гувернанткѣ, которая опасно заболѣла и которая, видя приближеніе смерти отъ болѣзни, какъ я видѣла ее по приговору, покаялась; все это время она не была у меня, но когда поправилась и стала выходить, она тотчасъ пришла.
Я описала ей все, что произошло со мной за это время; я разсказала, какъ волновали меня приливы и отливы страха и надежды, какимъ образомъ и при какихъ условіяхъ я избѣжала своей роковой участи; бывшій тутъ же пасторъ выразилъ опасеніе, что я снова начну порочную жизнь, когда мнѣ придется попасть въ ужасное общество людей, обыкновенно отправляемыхъ въ ссылку. Дѣйствительно, я сама съ грустью думала объ этомъ, мнѣ было хорошо извѣстно, какихъ страшныхъ каторжниковъ высаживаютъ на берега Виргиніи, потому я и сказала своей гувернанткѣ, что опасенія пастора имѣютъ свои основанія.
— Да, да! — отвѣчала она, — но я надѣюсь, что тебя не соблазнятъ такіе ужасные примѣры.
Но лишь только вышелъ пасторъ, она сказала, что не слѣдуетъ падать духомъ, потому что, можетъ быть, найдется возможность устроить меня совершенно иначе, о чемъ подробнѣе поговоритъ со мною потомъ.
Я внимательно посмотрѣла на нее и замѣтила, что она имѣла болѣе бодрый и веселый видъ, чѣмъ обыкновенно; немедленно у меня возникли тысячи предположеній относительно моего освобожденія, но я не могла себѣ представитъ ни одного, которое можно было бы осуществить; однако я слишкомъ заинтересовалась этимъ, чтобы позволить ей уйти, не объяснившись въ чемъ дѣло. Она отказывалась, но такъ какъ я сильно настаивала, то она намекнула мнѣ на свои планы въ нѣсколькихъ словахъ:
— Есть у тебя деньги, или нѣтъ? Знала ли ты когда-нибудь женщину, которая отправлялась бы въ ссылку, имѣя въ карманѣ 100 фунтовъ, дитя мое?
