Ричард Олдингтон - Семеро против Ривза
— Потому что я так сказал, — отрезал мистер Ривз.
— Это еще не причина.
— Я хочу убраться отсюда и от этих, будь они трижды прокляты, визитеров, которые преследуют и изводят меня…
— Но позволь, — запротестовала миссис Ривз. — Марсель и я приглашены сегодня вместе с миссис Роберт к леди Мэннингтри на чай.
— Придется вам отказаться.
— Как можно отказаться от встречи с такими людьми, Джон! А завтра мы приглашены к консулу.
Если бы даже миссис Ривз имела в виду консула древнеримской империи, извлеченного из гробницы с единственной целью содействовать этой даме в ее светских успехах, то и тогда, вероятно, она не смогла бы произнести сей титул с большим благоговением.
— Плевать я хотел на консула, — грубо сказал мистер Ривз. — Ступай уложи чемоданы и скажи Марсель, чтоб она тоже собиралась, а я пойду займусь всем остальным.
Миссис Ривз в полном расстройстве всплеснула руками.
— Ты совершенно невозможен, Джон, — жалобно воскликнула она и добавила ревниво: — Почему такой внезапный отъезд? Может быть, опять эта женщина?…
— Боже милостивый! Нет! — раздраженно воскликнул мистер Ривз. — Не будь идиоткой.
— Тогда почему должны мы уезжать? Именно сейчас, когда только что свели знакомство с такими выдающимися людьми.
— Хм, — промычал мистер Ривз. — Выдающимися, чтоб мне сдохнуть! Эта распрекрасная шайка твоих высокопоставленных друзей пыталась меня подпоить и выудить пару тысчонок из моего кармана. И они не отстанут ни на минуту, пока не добьются своего или не доведут меня до умопомешательства.
— Я не понимаю, о чем это ты? — надменно произнесла миссис Ривз.
— И никогда не поймешь, — нелюбезно сказал мистер Ривз, — но это ничего не меняет. А теперь перестань спорить, ступай и вели Марсель собираться в дорогу.
Но миссис Ривз все же продолжала еще некоторое время спорить, и мистер Ривз и в самом деле едва не лишился рассудка, напрасно пытаясь растолковать ей положение вещей. Он видел, как уютные, спасительные вагоны, пыхтя, отходят от венецианского вокзала… без него. Он видел себя жертвой дальнейших бесконечных преследований. Терпение его лопнуло, он выбранился, оскорбив нежные чувства миссис Ривз, и она разрыдалась, а он должен был утешать ее и приносить извинения. Все это было поистине кошмарно, особенно в такую жару. Мистер Ривз весь взмок, как кочегар у пароходной топки.
Наконец миссис Ривз, жалобно всхлипывая, заявила, что, конечно, если он решительно настаивает на отъезде, то долг повелевает ей повиноваться, но куда же они поедут?
Мистеру Ривзу это было решительно все равно: куда угодно, куда угодно! Лишь бы подальше от Роберта, Филбоя и Пайдерини, при одном воспоминании о которых мистер Ривз закипал неистовой, но бессильной злобой.
Единственное место, куда еще можно было бы поехать, заявила миссис Ривз, — это Канн, но и там сезон начнется не раньше как недели через две.
Мистер Ривз тотчас ухватился за это предложение. Впрочем, назови миссис Ривз не Канн, а Тимбукту или Тибет, он в его теперешнем настроении и за это, вероятно, ухватился бы. Мистер Ривз стремглав бросился в агентство Кука за деньгами и билетами, написал письма всему трио, оповещая о внезапно возникшей необходимости покинуть Венецию и о том, что он с прискорбием вынужден отказаться от какого бы то ни было участия в «Обозрении»; а затем распорядился, чтобы дары синьора Пайдерини — «граппа» и бусы — были возвращены сему бескорыстному даятелю. После чего под покровом темноты, окутанные, словно плащом, густым облаком жалобных стонов и вздохов миссис Ривз, они покинули Венецию и сели в миланский экспресс, направлявшийся к французской границе…
Путешествие было долгим, утомительным и далеко не веселым. Марсель поначалу была еще, как всегда, рассеянно-оживлена при мысли о морских купаниях на курорте, где лучше понимают законы цивилизованного флирта, но уныние родителей заразило и ее. Миссис Ривз держалась с видом терпеливой страдалицы и плохо скрытым негодованием жертвы чудовищного произвола, — казалось, ее везли не в поезде, а в расшатанной двуколке на гильотину, чтобы отрубить ей голову по несправедливому приговору фанатиков Революционного трибунала; она вся кипела при мысли о нанесенной ей обиде и почти всю дорогу молчала, а если и произносила что-либо, то лишь тоном слащавого укора. Снова, в который раз, по милости своего бесчеловечного супруга, из-за его пустого каприза и неумения ладить с людьми, а быть может, и чего-то еще похуже, ее тащат неведомо куда, причем именно в тот момент, когда перед ней открывались такие горизонты, такая возможность блеснуть в свете! И вот теперь она уже никогда не увидит садов леди Мэннингтри, не попадет в общество странствующих знаменитостей, званых на чай к консулу! И как только мог Джон так напиться, что пообещал две тысячи фунтов, которых не в состоянии дать!… Да и почему, собственно, не может он раздобыть эти две тысячи фунтов? Надо полагать, что мужчина, навеки связавший свою судьбу с женщиной чувствительной и утонченной, взял на себя при этом известные обязательства и должен быть готов к подобного рода жертвам.
А мистер Ривз был недоволен собой. Конечно, удрав тайком из Венеции, он избавился от кучи забот, но спасаться бегством было ему не по нутру. Что-то в этом было унизительное, что-то почти непорядочное даже. Нельзя напиваться до потери рассудка с первыми встречными-поперечными; да и вообще нельзя так напиваться в его возрасте. Надо будет за собой последить. И, конечно, глупо было пытаться провести за нос тройку таких прожженных мошенников. И вообще с деньгами шутить не следует. Эти трое, конечно, обозлятся, и будут правы. Мистер Ривз от души надеялся, что ему больше не придется встретиться ни с одним из них. А вдруг они последуют за ним в Канн? Страшно подумать! Энси, конечно, уж не преминет разболтать обо всем этом направо и налево…
Хороший, крепкий сон в наиудобнейшей постели несколько примирил мистера Ривза и с миром, и с самим собой. Завтрак был подан в номер и сервирован на балконе под ярким полосатым тентом. В пижаме и шелковом халате мистер Ривз сел за стол со своей супругой. Кофе и сливки были хороши, бриоши и рожки — свежей нельзя, сливочное масло — тоже, и даже джем был недурен. Мистер Ривз легонько вздохнул по привычке, вспомнив свои завтраки в Англии, однако с аппетитом съел все, что было на столе, и поглядел на открывавшийся его взору Канн.
Прямо под самым балконом перед входом в отель раскинулся небольшой садик: пальмы, клумбы, гравий. За ним — гладкая черная лента шоссе, где стояли или двигались роскошные, исполненные чувства собственного достоинства очень дорогие с виду автомобили. По ту сторону шоссе тянулся бульвар; снова пальмы, цветники и некоторое количество праздношатающихся. И наконец позади всего — безграничное, ослепительно-синее море с двумя крошечными островками, а над морем — бесподобно синее, пронизанное солнцем небо. Повернувшись немного вправо, мистер Ривз увидел гавань — яхты, яхты, целый лес мачт, — а совсем далеко, на горизонте, — величественный серо-голубой массив горы Эстерель.
— Ну-с, значит это Ривьера, — сказал мистер Ривз. — Не так уж плохо, а, мамочка?
— Очень красиво, — рассеянно ответила миссис Ривз, погруженная в составление списка необходимых покупок. Женщина, которой нанесена столь тяжкая обида, может рассчитывать на маленькое вознаграждение.
Не заметив зловещих приготовлений своей супруги, мистер Ривз закурил трубку, откинулся на спинку кресла и устремил взор на сверкающее море и небо. Великолепная погода! Летники уж, верно, начинают зацветать в Мэрвуде. Надо бы написать Брауну, справиться, как у него там дела. Мистер Ривз не мог как следует припомнить, полагается лупинусам и флоксам уже расцвести или они только набирают бутоны. А его сортовые штокрозы? Жаль, если он не увидит их в цвету.
Мысленно налюбовавшись собственным садом, мистер Ривз обратил свой взор на пейзаж, расстилавшийся непосредственно перед ним, и подумал, что на сей раз это что-то действительно стоящее. А разве не для того трудился он всю жизнь, чтобы теперь иметь возможность прожить столько, сколько ему захочется, в первоклассном отеле, где останавливаются самые важные шишки, и завтракать себе, не торопясь, зная, что ему не нужно стремглав лететь в контору… Кстати, надо бы распорядиться, чтобы ему раздобыли «Телеграф»… Да, вот это и взаправду жизнь! Что сказал бы старина Джо Саймонс, загляни он сюда сейчас? Вот было бы здорово, если бы он мог приехать к ним недельки на две — надо ему написать. Впрочем, мистер Ривз не без легкого уныния понимал, что писать бесполезно. Даже дружба пасует перед охотой. У Джо охота была на первом плане, и неизменно, как только открывался охотничий сезон, он весь свой отдых проводил в стрельбе по куропаткам. Мистер Ривз вздохнул. Жаль. Эх, если бы старина Джо мог вдруг завернуть сюда вечерком…
