Жан-Поль Сартр - Дороги свободы. I.Возраст зрелости
– Я развлекаюсь, – пьяным голосом сказала Ивиш.
Матье посмотрел на нее: она была в состоянии радостного возбуждения, которое из-за любого пустяка могло обернуться яростью.
– Плевала я на экзамены, – сказала Ивиш, – если провалюсь, буду только рада. Сегодня вечером я хороню свою холостяцкую жизнь.
Она улыбнулась и восторженно сказала:
– Сверкает, как маленький бриллиант!
– Что сверкает, как маленький бриллиант?
– Это мгновенье. Оно круглое, оно подвешено в пустоте, как маленький бриллиант, я никогда не умру.
Она взяла нож Бориса за рукоятку, прижала лезвие к краю стола и забавлялась, сгибая его.
– Что с ней? – вдруг спросила она.
– С кем?
– С женщиной в черном рядом со мной. Она не перестает осуждать меня, с тех пор как пришла сюда.
Матье повернул голову: женщина в черном искоса смотрела на Ивиш.
– Ну что? – спросила Ивиш. – Разве не так?
– Думаю, что да.
Он увидел злую приплюснутую мордочку Ивиш, злопамятные и туманные глаза и подумал: «Лучше помолчу». Женщина в черном хорошо поняла, что они говорили о ней: она приняла величественный вид, ее муж проснулся и посмотрел на Ивиш, широко раскрыв глаза. «Как это неприятно», – подумал Матье. Он почувствовал себя утомленным и трусливым, он все бы отдал, только б не возникло скандала.
– Эта женщина меня презирает, потому что она благопристойная, – пробормотала Ивиш, обращаясь к ножу. – Я не благопристойна, я развлекаюсь, напиваюсь, я провалю экзамены. Ненавижу благопристойность! – вдруг выкрикнула она.
– Замолчите, Ивиш, прошу вас.
Ивиш смерила его ледяным взглядом.
– Кажется, вы останавливаете меня? – сказала она. – Правильно, вы тоже благопристойный. Потерпите: когда я проведу десять лет в Лаоне с матерью и отцом, то буду благопристойней вас.
Она развалилась на стуле, упрямо прижимая лезвие ножа к столу и тупо пытаясь согнуть его. Наступило тяжелое молчание, потом женщина в черном повернулась к мужу.
– Не понимаю, как можно вести себя так, как эта девушка.
– М-да! – хмыкнул тот, опасливо покосившись на широкие плечи Матье.
– Это не совсем ее вина, – продолжала женщина, – виноваты те, кто ее привел сюда.
«Начинается, – подумал Матье, – вот и скандал». Ивиш, безусловно, все это слышала, но ничего не сказала, внезапно она присмирела. Слишком присмирела: она как будто что-то замышляла; когда она подняла голову, вид у нее был одержимо-бесшабашный.
– Что такое? – встревожился Матье.
– Ничего. Я... я совершу еще одну неблагопристойность, чтобы несколько развлечь мадам. Хочу посмотреть, как она переносит вид крови.
Соседка Ивиш издала легкий вскрик и заморгала. Матье поспешно посмотрел на руки Ивиш. Она держала нож в правой руке и старательно резала ладонь левой. Кожа раскрошись от большого пальца до основания мизинца, начала сочиться кровь.
– Ивиш! – закричал Матье. – Что вы делаете?!
Ивиш неопределенно усмехнулась.
– Думаете, она отведет глаза? – спросила она.
Матье протянул руку, и Ивиш без сопротивления отдала ему нож. Матье был в отчаянии, он смотрел на худые пальцы Ивиш, уже окровавленные, и думал о том, как ей больно.
– Вы с ума сошли! – сказал он. – Я отведу вас в туалет, там вас перевяжут.
– Меня перевяжут! – Ивиш зло рассмеялась. – Вы соображаете, что говорите?
Матье встал.
– Пошли, Ивиш. Прошу вас, пошли скорее.
– Очень приятное ощущение, – не вставая, сказала Ивиш. – Мне казалось, что моя рука была куском масла.
Она подняла левую руку к носу и критически рассматривала ее. Кровь текла повсюду и была похожа на муравьиные вереницы.
– Это моя кровь, – сказала Ивиш. – Мне нравится смотреть на свою кровь.
– Хватит! – возмутился Матье.
Он схватил Ивиш за плечи, но она резко высвободилась, большая капля крови упала на скатерть. Ивиш смотрела на Матье сверкающими от ненависти глазами.
– И вы смеете меня опять трогать? – спросила она и с оскорбительным смехом добавила: – Я должна была предвидеть, что для вас это слишком. Вас шокирует, что можно забавляться, пуская себе кровь.
Матье почувствовал, что бледнеет от бешенства. Он сел, положил на стол левую руку и нежно сказал:
– Чрезмерным? Нет, Ивиш, по-моему, это прелестно. Видимо, это такая игра для благородных девиц?
Он резким ударом вонзил нож в ладонь и почти ничего не почувствовал. Когда он отпустил нож, тот остался в его плоти, совершенно прямой, с рукояткой вверху.
– Ай! Ай! – с отвращением вскричала Ивиш. – Выньте его! Выньте!
– Видите, – сквозь зубы сказал Матье, – это доступно всем.
Он почувствовал себя расслабленным и отяжелевшим и немного боялся потерять сознание. Он испытывал упрямое и язвительное удовлетворение. Нет, он нанес себе удар ножом не только для того, чтобы бросить вызов Ивиш, это был также вызов Жаку, Брюне, Даниелю, всей его жизни: «Я кретин, – подумал он, – Брюне прав, говоря, что я старый младенец». Но он, помимо воли, испытывал удовлетворение. Ивиш смотрела на руку Матье, как будто прибитую к столу, кровь растекалась вокруг лезвия. Потом она посмотрела на Матье и изменилась в лице. Она мягко сказала:
– Почему вы это сделали?
– А вы? – напряженно спросил Матье. Слева от них поднялся маленький угрожающий переполох: общественное мнение. Но Матье наплевать на него хотел, он смотрел на Ивиш.
– Я... я так сожалею, – сказала Ивиш.
Переполох нарастал, дама в черном завизжала:
– Они пьяные! Они себя покалечат! Нужно им помешать! Я не могу смотреть на это!
Повернулось несколько голов, подбежал официант.
– Мадам что-нибудь желает?
Женщина в черном прижала ко рту платочек и, не говоря ни слова, показала на Матье и Ивиш. Матье быстро выдернул нож из раны, это было очень больно.
– Мы поранились ножом.
Официант видывал и не такое.
– Если господа соизволят пройти в туалетную комнату, – невозмутимо сказал он, – то служительница сделает все необходимое.
На этот раз Ивиш послушно встала. Они пересекли зал, следуя за официантом, каждый с поднятой рукой, это было так комично, что Матье расхохотался. Ивиш беспокойно посмотрела на него, потом засмеялась тоже. Она так сильно смеялась, что рука ее задрожала. Две капли крови упали на паркет.
– Я развлекаюсь, – сказала Ивиш.
– Боже мой! – вскричала служительница в туалетной комнате. – Бедная барышня, что вы с собой сделали? Бедный месье!
– Мы играли с ножом, – сказала Ивиш.
– И вот! – возмущенно воскликнула женщина. – Вот и доигрались! Это наш нож?
– Нет.
– А! Я так и думала... Какая глубокая рана, – сказала она, осматривая руку Ивиш. – Не беспокойтесь, я все сделаю.
Она открыла шкаф, и половина ее тела исчезла в нем. Матье и Ивиш улыбнулись друг другу. Ивиш, казалось, протрезвела.
– Не думала, что вы на такое решитесь, – сказала она Матье.
– Видите, не все потеряно.
– Теперь мне больно.
– Мне тоже.
Он был счастлив. Он прочел надписи «Для дам» и «Для месье» золотыми буквами на двух дверях, покрытых жирной серой эмалевой краской, он посмотрел на пол в белых плитках, вдохнул анисовый запах дезинфекции, и сердце его наполнилось радостью.
– Должно быть, не так уж неприятно быть служительницей в туалетной комнате, – с чувством сказал он.
– Конечно! – расцвела Ивиш.
Она смотрела на него с диковатой нежностью; немного поколебавшись, она вдруг приложила ладонь своей левой руки к раненой ладони Матье. Раздался мягкий хлопок.
– Это смешение крови, – пояснила она. Матье молча сжал ее руку и почувствовал резкую боль, ему показалось, что на его ладони раскрылся зев.
– Вы мне делаете больно, – сказала Ивиш.
– Знаю.
Женщина вылезла из шкафа, немного побагровевшая. Она открыла ящичек из белой жести.
– Здесь все, что нужно, – сказала она.
Матье увидел бутылочку с йодом, иголки, ножницы, бинты.
– Вы хорошо оснащены, – сказал Матье.
Она важно кивнула.
– Бывают дни, когда не до шуток. Позавчера какая-то женщина швырнула бокал в голову одному из наших постоянных клиентов. У него текла кровь, у этого месье, я испугалась за его глаза: я вынула у него из брови большой осколок стекла.
– Черт! – вскрикнул Матье.
Женщина суетилась вокруг Ивиш.
– Потерпите, милочка, будет немного жечь, это настойка йода. Вот и все.
– Вы... вы меня не сочтете нескромной? – вполголоса спросила Ивиш.
– Да нет, говорите.
– Я хотела бы знать, о чем вы думали, когда я танцевала с Лолой?
– Вот сейчас?
– Да, когда Борис пригласил блондинку. Вы остались один.
– Наверно, о себе, – сказал Матье.
– Я смотрела на вас, вы были... почти красивы. Если бы вы могли навсегда сохранить такое лицо!
– Но нельзя же все время думать о себе.
