Василий Аксенов - Ожог
– Вика, – обратился один из нас или все мы к барменше, – сегодня ночью нас расстреляют, а потому наливай, смешивай, тряси, включай музыку, соси нам концы, не стесняйся! Вот получи, Вероника, под расчет наши заветные средневековые медальоны, и раз уж пошла такая пьянка, то режь, Вероника, последний огурец!
– Вас ищут, мальчики, – тихо сказала наша подружка, – вон идут по вашу душу.
И впрямь, по центральной аллее парка, раздвигая полузадушенную страхом публику, к веранде «Южного салюта» двигалась троица – председатель Комитета Защиты Мира, писатель Тихонов, вице-президент Спиро Агню и тренер сборного хоккея, полковник Тарасов; вместе эти трое, такие разные, напоминали моего любимого гардеробщика.
– Гутен морген! – сказал Агню и приподнял касторовую шляпу. – А мы по вашу душу, хлопцы! – лукаво погрозил нам пальцем.
– Мы прямо из горкома. Все улажено, можно возвращаться.
– Однако нам и здесь хорошо, – возразили мы. – Некуда возвращаться.
– Возвращаться надо по месту жительства, и как можно скорее, – хмуро сказал Тихонов. – Стыдно! – Он стукнул об землю копией посоха Толстого. – У вас, Пантелей, намечалась поездка по горячим точкам планеты, а вы тут позоритесь в белых тапочках! А вы, Тандерджет, не держите на высоте звание американского военнослужащего. Я уже не говорю о Неярком. Личные интересы поставил товарищ выше общественных! Где это видано?
– Вы ошибаетесь, господа, – растерянно забормотали мы. – Не за тех принимаете, мы только что из заключения, страдаем активным сифилисом, отдыхаем, закусываем…
– Смирно! – оглушительно рявкнул тут Тарасов. – Завтра я вас, поцы моржовые, поставлю голяком под шайбы – покрутитесь! А пока что начнем с инъекций!
Я дико бежал сквозь заросли самшита, лавра, бука и бузины, я все бежал и бежал, как дикая лошадь, как дикое стадо, и стал уже привыкать к этому дикому бегу и к кровавым полосам на коже, к свирепым южным колючкам, как вдруг я снова увидел ужас, когда сквозь куст шиповника выскочил на маленькую лужайку, где тихо сидела под фонарем старуха с котом. О, не было в мире ничего страшнее старухи и кота, сидящих на жуткой скамейке под немыслимым фонарем!
Затем над телом Мессершмитова, сбежавшего из трудовой антиалкогольной команды, взялся мудрить набежавший медперсонал в погонах и стальных касках.
Сон без сознания
В ту ночь мы прибыли под ручку с «Запорожцем»
на вернисаж в готическом районе Москвы-старушки
в мраморный кабак
Редактор в перуанском рединготе
спортивной талией нервируя столицу
распоряжался расстановкой стульев
и не забыл о кресле для себя
И вот вошел с улыбкою лукавой
товарищ Зерчанинов шеф сенсаций
прошу внимания сказал он хлебосольно
для вас готов хорошенький кунст-штюк
Алонзанфан в предгории Памира
на глубине в пять сотен скотских инчей
живет шаман раввин епископ лама
заслуженный монгольский овцевод
С утра до ночи он толкует
Маркса выпиливает лобзиком рельефы
и медитацией точнее суходрочкой
он заполняет скромный свой досуг
Пройти всего пять тысяч километров
по горным кручам по лавинным склонам
сквозь темный край опасный как Китай
и вы достигнете
Тут с хохотом по желтым коридорам
промчался табунок стенографисток
юбчонки задраны растрепаны прически
размазана помада по щекам
Дает чувак, пищали проферсетки
вот это старичок какая скрипка
какой смычок отменная струна
Для членов редколлегии налево
седьмая комната четвертая бригада
шестой барак девятая аллея
восьмая секция для белых
зона «Д»
Директор лавочки позорно ухмыляясь
и вытирая руки полотенцем
кивал налево вот сюда ребята
я сам оттуда сроду наслаждений
подобных не испытывал
духовных
конечно наслажденье не из плотских
лишь радость для ума и для души
Пока мы двигались навстречу из расселин
валил народ с пайками с дефицитом
с сертификатами парными на плечах
За окнами мерещилась поляна
где прыгали стада сертификатов
паслись в оазисе активно поглощая
валютный животворный хлорофил
Вокруг за стеклами бледнели наши лица
дурел стомиллионный потребитель
аквариум потел от вожделенья
но ветер злости стекла просветлял
Сметем национальные границы
интернациональный покупатель права
и ничем не хуже
простой бурят мохнатого еврея
а много лучше смею доложить
Меж тем сертификаты нерестились
таких блядей народ еще не видел
которые сулили столько новых
подкожных удовольствий для ума
Мы шли вперед могучий «Запорожец»
прокладывал дорогу буферами
свистел своим воздушным охлажденьем
усами «дворников» сердито шевеля
Остановитесь верещали птицы
Остановитесь пели нам сирены
К чему вам философия ребята
скрипел хвостом трехглавый nec Кербер
Ведь есть любовь так пела нам Калипсо
Есть паруса так пели аргонавты
Есть родина так пел нам Евтушенко
Мартини есть так пел Хемингуэй
Нет кореша нам истина дороже
к тому же дверь заветная так близко
пройти по Пикадилли пару тактов
на Невский завернуть по Триумфалке
проплыть стеной и перепрыгнуть Шпрее
потом, к Никитской сквозь Рокфеллер-сентр
потом
Оракул принимает?
Да, конечно! Как доложить?
По творческим вопросам.
Ваш взнос каков?
Не много и не мало
сорокалетний хмырь с малолитражкой
в потертом пиджачишке «либерти»
Прошу, в эту дверь, но учтите, время аудиенции
строго
регламентировано, поэтому если у вас возникнет
желание покарать…
– Простите, мисс?
– Вот именно. Если захотите покарать учителя, то приступайте к делу без проволочек.
Я ожидал увидеть олимпийца
с мордашкой Сартра в бороде Толстого
в сократовском хитоне в листьях лавра
с совою на плече и с травоядной
змеею мудрости на греческом плече.
Передо мной сидел фашист убогий
эсэсовец Катук-Ежов-Линь Бяо
в обвисшей униформе
с псевдоженским
унылым очертанием лица.
Вся истина в расправе над злодейством?
В попытке пытки
в наказанье болью
в частичном умерщвлении мерзавца
растлителя садиста палача?
– Пожалуйста, приступайте, – кивнул он. Вон там на стенке щипчики, зажимы, иглы…
Что я должен делать? – прохрипел ошарашенный визитер.
– Карать меня. Причинять мне неслыханную, нечеловеческую боль. Наказывать меня за все преступления перед человечеством и Богом, то есть пытать меня.
Он постарался скрыть безволосыми веками появившийся в глубине зрачков огонек, снял со стены массивные клещи и протянул визитеру.
– А если я тебя, чудовище, просто убью? – завопил визитер.
– Это не наказание, – усмехнулся он. – Вы лучше зажмите мне этими клещами мошонку. Как я взвою! Вам сразу станет легче на душе.
Вдруг из печки, из-за тлеющих угольков, долетел скрипучий, то ли женский, то ли детский, голосок:
