Бернард Маламуд - Помощник
Он решил отправиться к Чарли Собелову, своему бывшему компаньону. Много лет назад Чарли, который был хоть и косоглаз, но дальновиден, пришел к Моррису с тысячей долларов в кармане, взятых в долг, и предложил, чтобы Моррис стал его компаньоном — и вложил в дело четыре тысячи долларов; Чарли хотел вместе с Моррисом купить бакалейную лавку, которую он где-то приглядел. Моррис недолюбливал Чарли за нервозность и за его косоглазие (никогда нельзя было сказать, в какую сторону Чарли смотрит), но энтузиазм Чарли его заразил, и они купили лавку. Дела сразу же пошли хорошо, и Моррис был доволен. Но Чарли, который ходил на вечерние бухгалтерские курсы, предложил полностью взять на себя ведение конторских книг, и Моррис, несмотря на предупреждения Иды, согласился — потому что, как он сказал, книги все равно всегда у него перед глазами, и он может в любую минуту их проверить. Но у Чарли, видать, был нюх на простаков. Моррис за все время ни разу не удосужился заглянуть в книги, и через два года после покупки лавки оказалось, что они прогорели.
Сначала, когда на него обрушился этот удар, Моррис никак не мог понять, что произошло. Но Чарли с цифрами в руках доказал, что им не избежать банкротства. Слишком велики были расходы (они платили самим себе чересчур шикарное жалованье, и Чарли признал, что в этом — его вина), а доходы были ничтожны, и цены все росли. Моррис понял, что его компаньон у него за спиной занялся мошенническими сделками, спекулировал, комбинировал — в общем, пустился во все тяжкие. Они продали лавку за смехотворную цену, Моррис отказался наотрез когда-нибудь иметь дело с Чарли, а тот довольно скоро наскреб денег, снова выкупил лавку, переоборудовал ее и постепенно превратил в процветающий супермаркет. Моррис много лет не видел Чарли, но в последние годы бывший Моррисов компаньон, возвращаясь весной из Майами, где он проводил зиму, почему-то стал навещать Морриса, охотно распивал с ним чаи в задней комнате лавки, постукивая пальцем по столу и ностальгически вспоминая о добрых старых временах, когда они были молоды. С годами Моррис перестал ненавидеть Чарли, но Ида его до сих пор терпеть не могла. И вот именно к Чарли Собелову отчаявшийся бакалейщик решил теперь обратиться за помощью — попросить у него работу, что ли…
Когда Ида спустилась вниз и увидела, что Моррис грустно стоит у двери в пальто и шляпе, она удивленно спросила:
— Моррис, куда ты идешь?
— Я иду за своей смертью, — ответил бакалейщик.
Видя, что он дошел до последней степени отчаяния, Ида разрыдалась и стала ломать руки:
— Куда ты идешь, скажи?
— Я иду просить работу, — сказал Моррис, открывая дверь.
— Вернись! — сердито закричала Ида. — Кто даст тебе работу?
Но Моррис заранее знал все, что она скажет, и, недослушав, выскочил на улицу.
Проходя мимо лавки Карпа, он бросил на нее беглый взгляд и увидел сквозь стекло, что перед стойкой, за которой стоит Луис, толпятся покупатели, человек пять или шесть — все, небось, забулдыги! — и Луис делает бойкий бизнес. А он за четыре часа продал только две кварты молока. Мысленно Моррис пожелал, чтобы эта проклятая винная лавка дотла сгорела — хотя тут же устыдился своей мысли.
На перекрестке он остановился, соображая, в какую сторону повернуть. Он уж и забыл, в каком большом городе живет, — в городе, где столько разных улиц, по которым можно пойти. Решив, как ему лучше добираться, Моррис безрадостно пустился в путь. Было ветрено, но солнечно и не холодно, погода явно начинала меняться к лучшему, в воздухе пахло весной; но Моррис теперь был совершенно равнодушен к природе. Что давала она еврею? Он шел, подгоняемый мартовским ветром, и чувствовал себя беспомощным, невесомым — жертвой всего того, что было у него за, спиной: ветра, забот, долгов, Карпа, налетчиков, разорения.
Он не шел, его толкала судьба. У него не было никаких желаний, лишь одно стремление принести себя в жертву.
Чего ради я всю жизнь надрывался? — спрашивал он себя. — Где моя молодость, на что она ушла?
Прошли годы, не принеся ему ни барыша, ни человеческого сочувствия. И кто виноват? Чего не сотворила ему судьба, то он сам себе натворил. Нужно было делать правильный выбор, а он делал неправильный. Но даже делая правильный выбор, он вел себя неверно. Понять, почему это так, мог лишь человек образованный, а у него образования не было.
Он знал только, что хотел все сделать, как лучше, но за все эти годы так и не понял, что для этого нужно. Удача — это дар свыше. У Карпа был этот дар, и у некоторых его бывших друзей тоже — у зажиточных людей, которые уже обзавелись внуками, а Моррису даже в этом было отказано, и его дочери, сотворенной по его образу и подобию, грозит судьба остаться в старых девах, да она сама чуть ли не к этому и стремится. Жизнь — сплошная скудость, и мир становится все хуже и хуже. Сложно жить в Америке. Один человек ничего не стоит. Слишком много кругом магазинов, кризисов, волнений. Куда бежать от этого?
Вагон метро был переполнен, и он вынужден был стоять, пока сидевшая перед ним беременная женщина не встала со своего места, сделав ему знак, что он может сесть. Моррису было неловко садиться, но никто больше не двинулся, так что он все-таки сел. Посидев немного, он почувствовал, что ему хорошо и приятно, и он готов был ехать так долго-долго и никогда не попасть на свою станцию. Но он все-таки попал. На Миртл-авеню он негромко вздохнул и вышел из поезда.
Дойдя до собеловского супермаркета, Моррис, хоть уже был о нем наслышан, поразился его величине. Помещение, где когда-то была их бакалейня, Чарли увеличил втрое: он купил соседний дом и прорубил стену, а потом пристроил еще помещение, заняв часть двора. Получился огромный супермаркет со множеством полок и секций, ломившихся от товаров. В супермаркете толпилось столько народу, что Моррису, когда он заглянул в окна, сперва показалось, что это — универсальный магазин. Он подумал, что часть всего этого великолепия могла бы принадлежать ему, если бы он не разбазарил того, чем когда-то владел, и эта мысль причинила Моррису боль. Нет, он не завидовал Чарли Собелову, который нажил все это мошенническим образом, но мысль о том, что мог бы он сделать для Элен, будь у него хоть немного денег, погрузила Морриса в еще большее отчаяние.
Он разглядел, что балабос стоит в отделе фруктов и с удовлетворением обозревает свое хозяйство. На Чарли был изящный синий костюм, а под пиджаком, поверх жилета — шелковый передник, и в таком наряде он шествовал по своим владениям, надзирая за продавцами. Глядя сквозь стекло, Моррис увидел себя как бы со стороны — увидел, как он отворяет дверь и подходит к Чарли.
Он хочет заговорить, но не может, и молчание продолжается до тех пор, пока Чарли не заявляет, что он — человек занятой, так что пусть Моррис будет так добр и скажет, зачем он пришел.
— Чарли, — бормочет бакалейщик, — не найдется ли у тебя для меня какой-нибудь работы? Может, кассира, или ещечто-нибудь? Мои дела совсем плохи, и лавка, наверно, пойдет с торгов.
Чарли, все еще не решаясь взглянуть Моррису в глаза, улыбается.
— У меня пять кассиров на ставке, — говорит он, — но, пожалуй, я возьму тебя на полставки. Повесь пиджак в стенной шкаф внизу, и я покажу тебе, что нужно делать.
Моррис представил себе, как он снимает пиджак и надевает белую куртку, где на груди, прямо над сердцем, пришит ярлык с красной надписью: «Собелов — самообслуживание». А затем он стоит по несколько часов в день за кассой, упаковывает покупки, складывает, вычитает и вертит ручку массивного хромированного аппарата. А перед концом рабочего дня босс подходит к Моррису и проверяет, сколько у него в кассе денег.
— Моррис, у тебя доллар недостачи, — говорит Чарли, посмеиваясь, — но неважно, мы закроем на это глаза.
— Нет! — слышит Моррис собственный голос. — У меня доллар недостачи, так вот тебе доллар.
Он вынимает из кармана горстку четвертаков, отсчитывает четыре монеты и вручает своему бывшему компаньону. Затем заявляет, что с этим покончено, вешает свою накрахмаленную куртку в шкафчик и с достоинством направляется к двери…
Моррис постоял у окна и побрел прочь.
Моррис держался с краю молчаливого клубка людей, катившегося по Шестой авеню, останавливаясь у дверей агентств по найму и бесстрастно читая списки рабочих мест, написанные мелом на черных досках. Нередко приглашались на работу повара, пекари, официанты, носильщики, разнорабочие. Время от времени от кучки людей, глазевших на объявление, отделялся кто-нибудь, чтобы незаметно юркнуть в двери агентства. Моррис дошел до Сорок четвертой улицы, где в окне одного из агентств увидел объявление о том, что в кафетерии требуется буфетчик. Моррис поднялся на второй этаж по узкой лестнице и вошел в прокуренную комнату. Бакалейщик неуверенно остановился со смущенным видом; после того, как он постоял некоторое время, грузный владелец агентства поднял голову от бумаг и увидел Морриса.
