Валентин Рыбин - Разбег
— Ну, что вы, Татьяна Мирановна! За что я должен на вас обижаться? — Юра прикрыл дверь и сел на подоконник.
— Тогда почему не заходите в управление? Вернее, заходя в управление, ни разу не заглянули в лабораторию?
— Да как-то… — Юра не нашелся что сказать.
— Об альпинизме почему-то забыли! — Таня засмеялась приятно, с едва уловимой иронией.
— Ну, какой альпинизм, Татьяна Мирановна? — в тон ей ответил Юра. — Вам больше нравятся розы, и я решил заняться разведением роз!
— Юрий Ратхович, я польщена, но, по-моему, ваша шутка неуместна. Я отказалась от роз Рамазана в тот самый день, когда вы были в больнице.
— Да?! — Юра сделал вид, что ничего не знает. — А почему отказались?
Таня некоторое время молчала. Юра представил ее, сидящей за столом и многозначительно переглядывающейся с подружками-лаборантками. Но вот — ответ, с некоторой обидой в голосе:
– Не задавайте глупых вопросов.
Теперь уже, молчал Юра. Подумав немного, спросил:
— Вам пишут из Грозного?
— Да, конечно. Я часто получаю письма от отца и мамы.
— Я имею в виду письма вашего близкого друга.
— У меня нет близких друзей, — отозвалась с недоумением Таня. — Есть товарищи по техникуму, но они все разъехались — кто куда.
— Ну, Татьяна Мирановна, — простодушно пожурил ее Юра. — Рамазан мне жаловался, что сердце ваше целиком занято другим, а послушать вас — получается, что и друга у вас нет.
Таня замолчала, затем очень неловко произнесла:
— Не надо об этом.
И его вдруг осенило: «А вдруг этот другой — я?»
— Ну, хорошо, не буду больше, — сказал Юра. — Простите, Татьяна Мирановна.
— Таня, — поправила она его. — Вы же называли меня так.
— Да! Но и вы — тоже!
— И я тоже! — Таня засмеялась и торопливо сказала: — Юра, приезжайте, я буду ждать вас. Кстати, вы написали письмо отцу о снаряжении?
— Да, конечно! Он обещал помочь.
— Ну, до встречи… — Она положила трубку.
Теперь они разговаривали по телефону почти ежедневно. Лишь изредка, когда Юра оставался на ночь на той или другой буровой, день проходил у него без телефонного свидания.
Накануне праздника Таня, как всегда вечером, позвонив ему, сообщила:
— Юра, прилетел какой-то летчик. Привез тебе посылку — огромный ящик, поставили в лаборатории. Сам летчик, Пальванов, кажется, ждет тебя в гостинице. Утром он улетает.
— Пальванов, говоришь? Знаю такого. Это Сердар. А что за ящик?
— Понятия не имею. Я не стала расспрашивать — неудобно.
— Таня, я постараюсь сейчас же приехать!
Часа через два он был в Небит-Даге. Машина проползла по темной улице от станции в сторону гор. В домах светились окна и возле кибиток из жерл тамдыров вырывался огонь, но этого света не хватало, чтобы видеть в ночи город с его домами, постройками и будками. Возле здания «Туркменнефти» на столбе горела электролампочка. Вахтер, увидев подъехавшую легковушку, проворно встал со скамьи. Юра спросил, есть ли кто-нибудь в лаборатории. Старик сказал, что все давно ушли, и Юра велел шоферу ехать в гостиницу. Здесь он справился у дежурной о летчике Пальванове. Женщина провела его в конец коридора и постучала в дверь номера. Открыл Сердар. Он был в футболке и шароварах.
— Не ждал, — сказал он, пропуская гостя в комнату. — Вернее, ждал с вечера, а потом решил, что уже поздно, и ты не придешь.
— Да вот добрался кое-как, — оглядывая комнату, сказал Юра. — Таня позвонила мне после того, как ушел поезд. Пришлось ехать на машине, а дороги тут у нас — черт голову сломит. Тридцать километров, а тащились целых два часа. Завидую тебе, Сердар, — твоим быстрым крыльям. Не рытвин для тебя, ни ухабов.
— Сразу видно, что ты никогда не поднимался в воздух. — Сердар покровительственно улыбнулся. — Что касается быстрых крыльев — ты прав: сегодня я в Ашхабаде, завтра в Чарджуе, послезавтра — в Ташаузе. Но что касается рытвин и ухабов, то ты дал маху. Там, в небесах, знаешь какие ямы! Иногда попадешь в такую болтанку, что и свету белому не рад.
Они сели друг против друга за столом. Сердар откупорил бутылку боржоми, налил в стаканы.
— Моих давно видел? — спросил Юра.
— Отца с неделю назад, Тамару Яновну позавчера. Передала тебе твой серый костюм, там в ящике у вас, в «Туркменнефти». Отвези, говорит, а то уже осень, а он все в рубашке щеголяет. И пусть, говорит, передаст все, что надо постирать.
— О-о! — взмолился Юра. — Узнаю маму! Она меня уже десять лет преследует своей стиркой. В Туле учился, все время в письмах донимала — спрашивала: кто же тебе, Юрочка, стирает. В Москву переехал — опять те же вопросы. А здесь она решила воспользоваться твоим аэропланом. Сердар, скажи ей, что у меня есть кому стирать — пусть не беспокоится!
— Что, действительно, есть кому? — Сердар подморгнул. — Может тоже тайком, как Акмурад в Ташкенте?
— Да брось ты! — обиделся Юра. — Если б женился — пригласил бы, наверное, на свадьбу.
— Не скажи, Юра. Род ваш, каюмовский, своевольный. Дядька твой, Аман, до сих пор — только и слышишь — клянет своего сына Акмурада, понять не может, в кого он такой уродился. А Галия-ханум перечит ему. В тебя, говорит, уродился, больше не в кого. Ты-то, говорит, меня, как ястреб ласточку, схватил на лету и утащил в пески… Так что, Юра, если с тобой случится что-то подобное — я не удивлюсь и буду приветствовать. Брак по любви без калыма и всяких сделок — этаже прекрасно! Клянусь, Юра, меня бы пытками никто не заставил жениться на нелюбимой. С Зиной у нас, сам знаешь, дружба с самого детства.
— Как она живет? — полюбопытствовал Юра.
— Неплохо живет — можешь судить по мне. Переживает, конечно: все-таки небо — это не земля. На земле споткнешься, нос разобьешь, в небе — кости поломаешь. Недавно, в связи с событиями в Польше, уезжал в боевой полк. Два месяца проходил боевую подготовку. Что-то неладное творится в мире. Европа почти вся в руках фашистов.
— Неужели и на нас поднимут руку?
— По-моему, да, — подтвердил Сердар и добавил, подумав: — И не только — по-моему. Все давно понимают, что война неизбежна, и торопятся, чтобы не застала она врасплох. Маневры проводятся, военные игры, не говорю уже о соревнованиях Осоавиахима. Года три назад только и заботились о значкистах ГТО, а сегодня все оборонные кружки действуют. У меня нет ни одного дня отдыха. То в рейс, то еду на аэродром к твоему отцу, на выброску парашютистов. Он-то и нагрузил меня ящиком.
— Слушай, Сердар, я давно у него прошу, чтобы прислал снаряжение для альпинистов, а он мне шлет какие-то непонятные ящики.
— Ну так я и привез в ящике альпинистский инвентарь — шесть комплектов. Одних веревок — десяток слонов можно опутать.
— Что ты говоришь! — удивился Юра. — Вот Таня обрадуется!
— Что у вас тут и девушки — альпинистки?
— Собственно, она одна. Ты видел ее в лаборатории. Таня запомнила твою фамилию, и сказала, где тебя найти.
— Какая же из трех? Одну я запомнил — Русланову. Рослая такая, симпатичная. Она?
— Она. — Юра смутился, и Сердар с озорством хлопнул его по плечу.
Разговоров было много — поговорили обо всем. Спать легли поздно. Утром Сердар поднялся первым и, умывшись, разбудил Юру.
— Юрка, я спешу. Говори — что передать отцу и матери?
Юра вскочил с кровати.
— Я провожу тебя!
— Не надо. Меня уже давно ждет автобус, ехать на аэродром. Говори — не тяни.
— Ну, что передать? Жив-здоров… План перевыполняем — в следующем году дадим стране восемьсот тысяч тонн нефти. Достраивается жилой дом — скоро получу квартиру в Небит-Даге и приглашу их на новоселье. Ты тоже приезжай, Сердар.
— Спасибо за приглашение, я пошел.
Сердар встряхнул Юре руку и вышел. Юра дождался девяти и отправился в «Туркменнефть».
IX
Весной в Ашхабад приехал Акмурад. Приехал по своим военным делам, в составе инспекторской комиссии округа, и в первый же день заглянул домой, к родителям. Галия-ханум встретила сына слезами радости.
— Акмурад, какое у тебя жестокое сердце! Разве можно так обращаться с матерью? Надеюсь, ты привез к нам нашу невестку?
— Мама, почему я должен ее привезти?! — удивился Акмурад, идя с ней в комнату.
— Как это так — «почему»? — еще больше сына удивилась Галия-ханум. — Разве она тебе не законная жена?
— Законная, законная. — Акмурад снял фуражку и положил на валик дивана. Сел, оглядывая комнату. Галия-ханум села рядом, руку положила ему на плечо.
— Может, считаешь этот дом для тебя не законный?
— Законный. — Акмурад снял руку матери с плеча и поцеловал. Галия вновь заплакала от счастья.
— Если жена — законная и дом законный, то почему же ты не перевезешь ее сюда?
— Мама, на этот счет несколько причин. — Акмурад стал утирать платком слезы матери. — Во-первых, место постоянной службы у меня — Ташкент. Во-вторых, место постоянного жительства моей жены — тоже Ташкент. В-третьих, у нее старенький отец, и за ним некому ухаживать. В-четвертых, у Назимы грудной ребенок.
