Оскар Лутс - Осень
— Я совершенно согласен — в путь!
— А ты все молчишь, молчишь, — тихонько укоряет его Леста, — будто на похоронах! Погоди, я пожалуюсь Тоотсу, небось, мы воскресим тебя к жизни.
И вот уже капитан Паавель начинает командовать. Кажется, будто от выпитого коньяка он в конце концов протрезвел.
— Кийр! — рявкает он. — Куда это ты запропастился, мошенник? Ага, вот ты где! Опять хотел улизнуть, а? Разве ты не говорил, что пойдешь в Паунвере?
— Да-да, сейчас! Я только переоденусь, тогда и пойдем.
— Вот и прекрасно. Наша рота станет и больше, и внушительнее.
Однако они направляются в сторону Паунвере не единой ротой, а словно бы сами собой разделяются на две группы. В первой — предприниматель Киппель и капитан Паавель, во второй — школьные друзья Леста и Тали. Кийр болтается между упомянутыми двумя группами, присоединяясь то к той, то к этой. Однако, стоит ему появиться возле какой-нибудь из них, разговор там сразу же обрывается и заводится новый, к прежнему ни малейшего отношения не имеющий. Кийр волей-неволей напоминает во время этого путешествия пятое колесо в телеге.
— Ну, Арно, — спрашивает друга Леста, когда пихлакаский хозяин пристраивается к первой группе путников, — как тебе нравится Кийр?
— Он сейчас почти такой же, каким был в школе. Да и все мы сейчас те же, только держим свои личностные проявления под более жестким контролем. У Кийра же самоконтроль, по-видимому, слабоват.
— Точно такое же мнение о нем и у меня. Не выкинул ли он и сегодня штуку? Интересно, обратил ли ты внимание? Сказали, что его нет дома, что ушел в Паунвере, не так ли? А он был дома. Поди знай, как он Паавелю в руки попал. Кийр, правда, говорил за столом то и се, пытался следы запутать, но ведь и мы тоже не вчера родились. Да, и что из этого следует? Он спрятался, он не хотел нас принять.
— Ну-у!? Ты действительно так считаешь?
— Дорогой мой, я не только считаю так, я совершенно в этом уверен. Его жена, эта кроткая и робкая женщина, врала, будто его нет дома, по принуждению. Ты заметил, как она при появлении мужа совершенно смешалась и убежала в другую комнату?
— Гм… — Тали усмехается. — Сразу видно, что имеешь дело с писателем: он все замечает, все слышит.
Внезапно Кийр отстает от капитана и торговца и поджидает школьных приятелей, он даже делает два-три шага навстречу им и улыбается дружелюбно… нет… все же недружелюбно. У него где-то там, внутри, нечто вроде ледышки, которая дышит холодом.
— Ну, дорогие школьные друзья, — спрашивает Кийр. о чем таком хорошеньком вы беседуете?
— Да так, разговариваем с Тали о том, до чего славно жить летом в деревне! Словно на руках у Бога, тут должны бы улетучиваться все дурные помыслы и все мелочные уловки, у кого они есть.
— Да, сущая правда, — поспешно подтверждает Георг Аадниель. — Вы вот наслаждаетесь природой, а у тех двоих там, впереди, только одна торговля на уме! Природа и их глазах не стоит и трех копеек. Никак не пойму, что они за люди? Добро бы еще были какие-никакие, но дельцы! У Киппеля, этого мешочника, рвань — спереди, рвань — сзади да носогрейка в зубах — вот и все его обзаведение, все имущество.
— Но у него весьма приличные бахилы, — высказывает свое мнение Леста.
— Ха, может, и так! Но ссужать ему деньги под одни 6ахилы — это по меньшей мере рискованно. Я бы никак не стал этого делать.
— Кто же ссужает?
— Ты и Тали, насколько я понял из их разговора.
— Ах вот что. Ну и как, продашь ты свой Пихлака Паавелю?
— Гм, а на какие шиши он купит? Деньги, которые он получил от меня за этот самый Пихлака, уже давно профуканы, он голый, как пуговица.
— Но к осени положение может измениться.
— С чего это оно изменится? Спустить денежки может каждый, а вот заработать снова — на это способен далеко не всякий.
В то же время между Киппелем и отставным капитаном происходит разговор совершенно иного рода.
— Знаете ли, господин Паавель, почему Кийр сейчас от нас отделился?
— Точно не знаю, но… у него там школьные друзья и…
— Друзья друзьями, однако главная причина в другом. Скоро мы пойдем по лесной пильбастеской дороге, мимо деревни Пильбасте, а у него, голубчика, с этим местом связаны довольно кислые воспоминания. Он боится, что я напомню ему об этом.
— Понимаю, вы о том фарсе, который он разыграл с пильбастеским поселенцем? Эпилогом же, по слухам, должен быть суд, о чем нам не далее, как сегодня, поведал Март, прежний пихлакаский батрак. Кийр может еще и за решетку угодить.
— Это так, но здесь еще и до этой истории происходили довольно странные вещи. Точнехонько в тот день, когда мы впервые попали в Пихлака. Вы как раз возвращались из Паунвере, с мельницы.
— Помню, конечно, как не помнить.
— Да, что было, то было, но оставим это, лучше поговорим о чем-нибудь более серьезном, хотя бы о том, с чего это вы так вдруг пришли к мысли купить хутор? Мы ведь собирались объединиться и открыть торговлю. Собственно говоря, мы уже и образовали товарищество, не правда ли?
— Совершеннейшая правда, господин Киппель, но как было не позондировать почву, когда я увидел, что Кийр хозяйство Пихлака заваливает? С другой стороны, если посмотреть на дело вполне серьезно, возникает вопрос: какой же из меня торговец и делец? Вот если бы мы завели корчму, но для более деликатной торговли модными вещами и галантереей… Ну представьте себе, господин Киппель, что за прилавком стоит чурбан вроде меня… мужчина, правда, здоровенный что твой бык, но по сути своей — простак простаком. Зайдут изысканные дамы и господа… Я уже одним своим видом отпугну их.
— Ах, господин капитан, вы просто ищете оправдание чтобы от меня избавиться! Да-да! Ведь я все вижу и понимаю. Но до чего же верно вы в тот раз изволили заметить по поводу своего характера — это было назавтра после того дня, как вы ездили на мельницу…
— И что же именно я заметил?
— Сказали, что у вас каждые пять минут шесть раз меняется настроение. Теперь я вижу, что это и вправду так испытываю это на своей собственной шкуре.
— Господин Киппель! — восклицает капитан с загоревшимся взором. — Не думаете же вы, будто я хочу вас подвести? Ради всего святого! Делайте свои займы у господ Лесты и Тали, а также у Тоотса — я стану лишь поддерживать вас по мере своих сил; я готов ставить свою подпись… сделаю все возможное и не захочу взять ни цента в свою пользу. Если мое достаточно дерзкое намерение пройдет, то есть, если оно осуществится тогда я тоже смогу вам помочь. Только, Боже упаси! не останавливайтесь на полпути из-за меня! Если же мой план сорвется, то весьма возможно, я с какой-нибудь суммой денег все-таки прибьюсь к вам, словно пес у которого нет хозяина. Понимаете ли вы меня, господин Киппель?
— Понимаю, — Киппель протягивает капитану руку. — И одновременно осознаю, что слова мои на ваш счет были несправедливы. Простите!
— Вот и прекрасно! — капитан принимает предложенную ему сигару. — Присядем ненадолго на край канавы, передохнем.
— Именно это я и собирался сейчас предложить. Киппель издал сдержанный смешок. — Посидим, подождем остальных господ. Кстати, вот оно — Пильбасте. Здесь будет приятно вместе с дядюшкой Кийром освежить некоторые старые воспоминания. Он вечно подкусывал меня из-за моего заплечного мешка, дай-ка и я подкушу немного его самого. Нет, я вовсе не затаил против Кийра злобу или еще чего в этом духе; пусть это будут просто… маленькие уколы ради времяпрепровождения.
— Просим присаживаться! — зовет Паавель приближающихся спутников, при этом он расстегивает пуговицы на своем френче и смахивает со лба пот. — Тут отель-ресторан «Пильбасте». Узнаете ли вы еще это дорогое для вас местечко, господин Кийр?
— Небось, узнает, — подхватывает Киппель. — Он побывал тут когда-то в роли доброго покупателя.
— Доброго покупателя? — Пихлакаский хозяин останавливается на краю канавы, и лицо его принимает такое выражение, будто он выпил чернил. — Что вы хотите этим сказать, господин Киппель?
— Разве же вы не помните, как нас тут, в одном из домов, приняли? Фамилию хозяина я запамятовал, но имя бойкой хозяйки — Линда. Лихая бабенка! Интересно, где она теперь, после смерти мужа?
— Не стройте иллюзий, господин Киппель, она снова замужем.
— Конечно, это не моего ума дело, но объясните же, наконец, какого рожна вам недоставало, что вы этого несчастного человека догола раздели? Правда, он был по отношению к нам несколько невежлив, но как вы с ним обошлись — это все же чересчур.
— Все было вовсе не так, как раструбил по всей округе Тыниссон. Тыниссон — пустомеля.
— Ничего подобного! — рявкает Паавель. — Тыниссон самый золотой человек из всех, кого я когда-либо встречал: доблестный муж, как в повседневной жизни, так и на войне.
— Чертово брюхо жирное! От обжорства у него даже мозги заплыли салом, сам не знает, что говорит и что есть на самом деле.
— Гм! — капитан мотает головой. — Слова, которые вы говорите о моем фронтовом друге — тяжелые слова. Вообще, послушав вас, можно подумать, будто вы никогда не имели дела с порядочными людьми. Отчего это происходит? Здорова ли ваша печень? Может, у вас камни в желчном пузыре? Или же у вас обнаружился bandvurm, то бишь солитер? Допустим, что налицо все три недуга — в случае очень полезно время от времени принять добрую рюмку алкоголя. Что вы на этот счет думаете, господин профессор Киппель?
