Луи-Фердинанд Селин - Ригодон
– Сколько у вас там детей?
– Не могу вам точно сказать… мы потеряли часть по дороге… думаю, потеряли двоих… троих в Ганновере… и еще, мне кажется, на канале… должно быть, примерно, семнадцать…
Мы могли беседовать спокойно, самые шумные из крикунов находились по ту сторону вместе с Лили, обыскивали заросли… убежден, без помощников она поймала бы Бебера намного быстрее… таково же было мнение и этого шведа… словом, он записывает: семнадцать детей… но где же они?… Лили их выловит… они скоро здесь появятся…
– Все они шведы?
Он хочет, чтобы я подтвердил:
– Конечно!
– Какого возраста?
– От пяти до восьми лет… увидите…
– Родители мертвы?
– Вероятно…
Я вижу, этот скандинав понятлив… он отдает себе отчет, что сказанное мною может оказаться не совсем правдивым… и что эти малыш и, вероятно, вовсе и не шведы, но в данный момент важно одно, чтобы его поезд нас принял, а иначе… плохи наши дела… я бы сказал, совсем кобздец…
– Вы знаете, этот поезд объявлен «исключительно специальным»… он предназначен только для репатриации шведских детей и матерей… вы понимаете?
О, я-то хорошо его понимаю! Нужно молчать, и я молчу… как раз возвращается Лили, целая и невредимая… она больше не ползает под вагонами… она перелезает через мешки… с ней наши детки-кретины… они были в зарослях вместе с Бебером, нахохотались вволю… такими я еще их не видел…
– There! There they are! Вот! Вот они!
Шведский офицер пересчитывает их… оказывается, детей не семнадцать… а восемнадцать!.. Поистине, я никогда их не считал… он собирается их вписать… у него регистрационная книга…
– У них нет имен?… Девочки?… Мальчики?…
– We have never know!.. Мы никогда этого не знали!..
Сущая правда! Главное, что он позволяет им подняться… он открывает вагонную дверь… ох, как плотно закрыта!.. На ключ… а потом еще огромный висячий замок… клац!.. Кругом снова заволновались… малыши не лезут, не могут, мы их подсаживаем… выходят сестры, принимают их у нас, одного за другим, их уводят, очень ласковые… они с ними разговаривают, пытаются вразумить… те пускают слюни и смеются… мы видим их… это последний раз, когда мы их видим… а мы с Лили должны тотчас же отправиться в хвост поезда, прямо на кухню… наш офицер Красного Креста ведет нас… один… второй вагон… крупная дама встречает нас очень любезно… расцветает в улыбке… она здесь работает… предлагает нам… здесь много всего… вот сэндвичи!.. Рыба!.. Кровяная колбаса!.. И ломтики мяса!.. Три больших стола… уставлены холодными и горячими блюдами… салаты и сласти… ох, сколько всего! И вареное мясо во всех видах, с тапиокой… с макаронами… маисом, кашей!.. Феерия жратвы!.. Наверняка, это безумное изобилие прибыло не из Германии… они все это привезли с собой… они, должно быть, не очень-то страдают, во всяком случае, не от голода… толстая повариха знаками приглашает нас угощаться, смело приступать к еде!.. Не стесняться… и – хоп! Широченная улыбка!.. Она не говорит ни по-французски, ни по-английски… но так дьявольски приветлива, что просто стыдно стоять перед всем этим изобилием как громом пораженными, тупо пялиться… ах, к счастью, Бебер спасает нас, он высунул из сумки голову и роскошные усы… ему очень хочется чего-нибудь… и немедленно! К счастью… все в порядке, полное взаимопонимание, успех! Она любит кошек, она протягивает на ладони солидную порцию отбивной… он не колеблется ни секунды… мнгам, мнгам! Аппетит у него отменный! У меня аппетита нет… пока еще… я смотрю… Лили тоже смотрит… усталость, вот что!.. Мы слишком устали, чтобы вот так сразу наброситься на еду… о, все войдет в свою колею!.. Но сначала отдышаться… наша любезная повариха согласна, она понимает… прежде всего, надо отдохнуть!.. Сколько угодно!.. Отдых!.. Отдых!.. У нее там три стула… а мы стоим на ногах!.. Она заставляет нас усесться… я спрашиваю у Лили:
– У тебя ничего не болит?… Нигде?… Ты не хочешь спать?… Ты не голодна?…
– Нет, Луи!.. Нет!.. Ничего!.. А ты как?
– О, со мной все в порядке!
Вот теперь можно сказать, что все улажено… убожество эпохи!.. Расин, Эсхил, даже Софокл, вы выдерживали три и даже четыре акта трагедии, не чувствуя усталости… древние века были эпохой величайших наслаждений, грандиозного обжорства, невероятной пышности, веками рогоносцев и кровосмешения, ну, я говорю не только об этом, еще и веками таких изумительных убийц, что даже боги бледнели, глядя на них… теперь я вас спрашиваю: а если целый континент стереть с лица земли?… И это все займет две… три минуты! Не более! Как найти время для наслаждения?… Но здесь, на этой изобильной кухне, среди непозволительной роскоши, нам было некуда спешить… и все же, что там происходит снаружи?… Этот «Красный Крест» погрузил нас и всех наших малышей… теперь я знаю, их восемнадцать… и все они шведы, все как один! Милосердный человек, этот «Красный Крест»… не думаю, что он стал жертвой моего обмана он все понял… я видел худшее, попадал в ситуации намного опаснее… без врачей и без медикаментов я бы не выпутался… недаром же в самые критические минуты Эпилепсии, Очищения, Бойни, Полоумия врачам – будь они черные, желтые, белые – здорово достается… они слишком много знают, они стойко держатся, они знают всю подноготную, им ничего не прощается.
Но вернемся к этой кухне, я не вполне осознавал, стоим ли мы еще или уже двинулись… а стрелки?… Я не мог выглянуть, тогда мне надо было бы подняться, «Красный Крест» посадил нас спиной к окнам, в глубине кухни… чтобы мы не высовывались… и все-таки, снаружи – сильный шум… уверен, эта орда бесновалась… подходящий момент, когда решаются на крайний шаг! Два хлопка… петарда?… Паф! Паф! Не буду смотреть… два выстрела из револьвера!.. Несомненно!.. И в то же мгновение мы трогаемся! Наконец! Да!.. Совсем медленно, но ччух!.. ччух!.. Пошло!.. Кто стрелял?… Я так никогда не узнаю, никогда никого не расспрашивал, главное, что мы в поезде и он тронулся… он идет… осторожно, я бы сказал… гляди-ка, сестра!.. Она не смотрит в нашу сторону, берет поднос, ставит тарелки… сэндвичи и салаты… она ни с кем не разговаривает… женщина довольно молодая, не то что уродлива, нет, но без улыбки… она входит в свой вагон, без сомнения… появляется другая, тоже с подносом… они одеты почти так же, как наши сестры, на голове у них нечто вроде чепчика или капора… и приходят шесть милосердных сестер, все молчаливые, последняя берет только кашу… миски, миски, миски… я думаю, так условлено, договорено, чтобы они не замечали нас… ладно! Главное – чтобы нас не поперли!.. Это было не слишком вероятно, когда поезд в пути… однако… однако… никогда ничего не знаешь наверняка, я предупредил Лили, что сейчас не самый подходящий момент для сна… мы, конечно, могли бы подремать прямо здесь, на наших стульях, мы имеем право, после недель бессонницы… в общем, начиная с Бютта, даже, я сказал бы, с 39-го… сирены выли не только на крышах, они выли у нас в головах, внешне это было незаметно, но этот вой держит вас в состоянии непрерывного бодрствования… здесь, конечно, перед нами была другая проблема – не спать, когда так хочется… впрочем, не правда ли, это тот момент, когда надо оставаться настороже, не доверять тому, что произошло… поезд шел, и даже довольно быстро, я старался не глядеть в окно, сидеть там, где нас посадили, в углу, в глубине вагона. Лили тоже, Бебер в сумке… он нажрался как свинья… кухарка подала нам знак, мы можем есть все, что нам хочется… и сколько же там было всего! Я уже говорил… и не какая-нибудь стряпня на скорую руку, все самое свежее… великолепное… Гаргантюа непременно бы налопался… а мы?… Я спрашиваю у Лили… она не голодна, совсем, я тоже… ехать… ехать… это все, чего мне бы хотелось, и чтобы нас не вышвырнули из вагона… постоянно приходили одна… две сиделки наполняли тарелки, подносы, миски… конечно, они видели нас, хоть мы и сидели в тени неподвижно, но они не смотрели на нас, отводили глаза, вот и все… сверяюсь с компасом, мы все время движемся на север… трудно уследить! Мне знакома эта линия… полагаю, что часа через два будет Копенгаген… а потом мыс Эст! Определенно!.. Не хочу ошибиться!.. И неизменно этот «Красный Крест», наш спаситель, возвращается, чтобы взглянуть на нас… несомненно, у него доброе сердце, он мог бы нам отказать, нам и нашим сопливцам… несомненно, он понял… к счастью, по натуре я исключительно осторожен, я прошел школу абсолютной скромности, этого не скажешь по моим книгам, и тем не менее, мне хочется стать совсем неприметным… я вижу человека, допустим, единственный раз, назначаю ему свидание через тридцать лет, нахожу его фатально изменившимся, совсем иным, одутловатым, подгнившим, мне очень трудно с ним беседовать… но моя скромность не знает границ…
Я отвлекаюсь!.. Итак, мы затаились в нашем углу… не правда ли?… На двух стульях… вагон-ресторан катится… катится… ах, вот наш «Красный Крест»! Он идет к нам… подает мне знак не подниматься… проходит между столами… спрашивает нас:
