Александр Сеничев - Александр и Любовь
«Почему я испугалась Блока: цепь мысли - Блок прекраснее всех, кого знаю, могу ни в чем не отказать ему - я же девушка, он не женится - трагедия мамы, поэтому была упущена неоднократно возможность близости с Блоком. Конечно, я не спала ночей, мучаясь и чувствуя себя счасливицей. Казалось, что в будущем непременная близость с Блоком».
Потом она вспоминает, как видела Блока на поэзо-концерте Северянина. Александр Александрович был с матерью и всё возмущался «почему это зал восхищается такими в сущности скверными стихами». Чем заметно мешал соседям, но те молчали - из уважения.
А последняя их встреча случилась на Невском.
Танечка шла, любовалась Петербургом, и вдруг на углу Литейного - «чудеснейшие молодые синие цветущие глаза в старчески суровом мешке синяков засияли навстречу». Блок ехал навстречу ей на извозчике, заметил, коснулся рукой шляпы и улыбнулся. Конец истории.
Резюме. А не считал ли наш уважаемый ловелас каждое такое сверкание синими очами своей очередной любовной победой? Согласитесь: что бы вы на это ни ответили, вы будете правы ровно наполовину. И не возникает ли впечатления, что столетней выдержки миф о трехстах женщинах «петербургского Дон-Жуана» - нет, не рассыпается, конечно, но претерпевает серьезную трансформацию? Как-то слишком уж умозрительно образ самца-победителя, замещается образом этакого коллекционера, суммирующего своих пассий заради. ну, отчетности заради, что ли! Надо же было Александру Александровичу крыть чем-то аналогичного свойства список Александра Сергеевича? В котором, правда, «трофеев» сильно поменьше, зато - наверняка.
У Кончаловского есть чудный фильм «Любовники Марии» с очаровательной Настасьей Кински. Фабула (Андрон Сергеевич ее из платоновской «Реки Потудани» утащил) проста: молодой красивый здоровый парень возвращается из Вьетнамского плена и женится на заждавшейся его молодой же, еще более красивой и тоже совершенно здоровой невесте. Но что-то не получается у него - ни в первую их ночь, ни во вторую, ни потом. И даже не что-то - ничего у него не получается. А любит парень девушку до умопомрачений. И однажды - в полнейшем отчаянии врывается к пожилой соседке и валит ее на пол. Та - в восторге, а наш молодожен тут же уезжает вон из городка и. И неважно, чего там дальше. А только в финале он возвращается к жене, у которой уже ребенок от первой и единственной ее случайной (нарочной) связи. И они любят друг друга со слезами на глазах. И титры. Про то, в общем, история, что любить изо всех сил тоже бывает непредсказуемо опасно.
Из дневника Блока. Датировано 7 ноября 1911: «... получил первый том Толстого. Маленькая Люба получила свое удовольствие.».
Отвратительная на наш взгляд запись. Такая же жалкая и жуткая, как и вся их так называемая любовь. Блок не сжег этого дневника. Любовь Дмитриевна также решила возможным передать его потомкам. Не это ли одно - уже достаточное оправдание всей данной главы? Тем более что, напрягши память, мы сообразим: Люба «получила свое удовольствие» в день девятилетия их первого поцелуя. В, так сказать, подарок.
1912-13: Териоки - Житомир.
Итак, всю зиму Блок старательно отмахивается от докучливой Скворцовой. В январе Чулков пишет жене, что Блок мрачен и пьет горькую. От себя добавим: не принимает посетителей, отказывается от встречи с приехавшим из Москвы Белым.
Затянувшееся тяжелое физическое недомогание и творческий кризис поэта подтверждаются и его дневником той поры: «Разговоры, болтовня. С Любой играем в дураки и Акульки. Тоска смертная, к ночи, скверный сон. . Слабость, тоска».
Акульки прекращаются весной, когда при самом деятельнейшем участии Л. Д. образуется театральное предприятие под названием «Товарищество актеров, художников, писателей и музыкантов». Режиссером приглашен, естественно, Мейерхольд. Ангажирован театр-казино в финском курортном местечке Териоки (ныне -Зеленогорск). Поблизости снята большая дача, где и поселилась вместе со всей богемной компанией Любовь Дмитриевна.
Блок отнесся к новому начинанию настороженно, но смиренно. Во всяком случае, отъезду жены не препятствовал. Проводил маму в Шахматово. Слонялся с Пястом по Старому Петергофу, снова катался с Женей Ивановым на велосипеде. Съездил и в Териоки. Посидел на той самой даче, которая «пахнет, как старый помещичий дом». Поудивлялся тому, как столько людей умудряются жить вместе. Вместе едят, вместе пьют чай, вместе гуляют по парку - фантастика! Блоку не дискомфортно - к нему тут относятся «хорошо и почтительно». Подъехал и Пяст, и они даже поприсутствовали на репетиции, где Люба танцевала испанку в «Двух болтунах» Сервантеса. Блок решил, что танцует она свободно и легко, хотя и «по-ученически». Но куда больше нового театра Блоку понравились дети Мейерхольда и его такс. Инспекция, в общем, прошла удачно, и поэт вернулся в Петербург.
Присутствовал он и на открытии - «ничего не понравилось». Идти на воспоследовавшее коллективное чаепитие отказался, немного прошлись с Любой вдоль красивого туманного моря, и Блок уехал. Утром, правда, побежал за газетами - искать рецензии. И сейчас же отписал: «а тебя два раза хвалили».
Любовь Дмитриевна была задействована в репертуаре довольно активно. И играла много и с удовольствием. И Блок, между прочим, совершенно искренне хотел разглядеть в супруге актрису. Она, например, весьма понравилась ему в «Виновны - не виновны». Правда, значительную часть его симпатий следует отнести на счет драматурга - горячо обожаемого Стринберга (пьесу, собственно, и поставили-то по совету Блока). «В моей жене есть задатки здоровой работы, - записывает он, после спектакля, - Несколько неприятных черт в голосе, неумение держаться на сцене, натруженность, иногда хватание за искусство, судорожность, когда искусство требует, чтобы к нему подходили плавно и смело, бесстрашно обжигались его огнем.».
Ну просто профессор школы-студии МХАТ! Точно это не она, а он по молодости уроки у Читау брал. Но уже следом: «Всё это может пройти. Несколько черт пленительных. Хотел бы я видеть ее в большой роли». Александр Александрович! Девять лет назад вы уже предложили ей одну роль - роль вашей жены. Эта роль не кажется вам достаточно серьезной? Вы полагаете, она играет ее не вполне талантливо? Не слишком плавно и смело? Или вы согласны с нами: в этой пьесе Любови Дмитриевне странным образом попросту нечего играть?.. Не поэтому ли вы теперь в Териоки ни ногой, хоть, вроде, и зовут?..
19 июня: «Ночь белеет, сейчас иду на вокзал встречать Любу».
Она мотается - туда, сюда. Он - встречает, провожает.
19 июля Блок обрадовал мать: они переезжают по адресу Офицерская, 57 - это в самом конце улицы и теперь уже совсем близко к ней.
1 августа в одном из писем (а теперь жизнь Блоков снова сплошная переписка; всё то же воркование, хотя и какое-то невеселое) хорохорящийся поэт сообщает жене зачем-то: «. первое посещение квартиры было самое дикое: отец Скворцовой, старый шестидесятник, привозил от нее предложение . жениться!».
9 августа он уезжает в Шахматово. Вскоре туда подкатывает и Люба, но уже через три дня они возвращаются: он в Питер, она в Териоки. До сентября.
Саша ежедневно ходит к маме обедать. В письмах к Мане Ивановой (Александра Андреевна очень сдружилась с сестрой «рыжего Жени») жалуется: «Люба все где-то не дома, целые дни ее нет. Сашенька мрачен, говорит тяжелые вещи». А Люба действительно днюет и ночует теперь то у Мейерхольдов, то в театре, то в кинематографе, то «на футболе», то в открывшейся недавно и моментально прославившейся «Бродячей собаке» - преразвратнейшем, между нами, с точки зрения Блока, месте!.. Его реакция: «Пускай уходит, надо же и ей жить. Мне теперь это ничего, потому что я об этом думал». 26 сентября у него в дневнике: «Люба опять проводит вечера с Кузьминым-Караваевым. Бесконечная и унизительная тоска».
4 октября: «Вчера ночью и утром - стыд за себя, за лень, за мое невежество в том числе. Еще не поздно изучать языки». Конечно, не поздно, господин, извините, страус! На санках и велосипеде ездить вы выучились, плаваете уже, теперь вот за языки возьмитесь.
ЭТО - НЕ ПОЗДНО. Что ПОЗДНО - вы лучше нас знаете. Неделю спустя - Александра Андреевна: «Мой деточка приходил сегодня, играл с Топкой. Он очень похудел. Уехал тот господин. Но люба все равно не бывает дома».
Тот господин - упомянутый Константин Кузьмин-Караваев - молодой актер и режиссер, выступавший под псевдонимом К.Тверской. В воспоминаниях Веригиной он проходит под кодовым именем «К.». Ну, как молодой - на девять лет младше Любови Дмитриевны. Занятная деталь: Блок предпочитает дам постарше, Люба - мужчин поюней. Так вот: этот «К» только что окончил университет и теперь вынужден отправиться на несколько месяцев в провинцию для отбывания воинской повинности. Что для не в шутку влюбившейся Любови Дмитриевны, конечно же, удар под дых. В те дни Блок запишет в дневнике: «Не ходит в свой подвал, не видит своих подозрительных для меня товарищей, - уже бледнеет, опускается, долго залеживается в постельке по утрам. Ей скучно. Ночью - острое чувство к моей милой, маленькой бедняжке. Ей скучно и трудно жить. Скучно со мной тоже. Я занят собой и своим, не умею «дать» ей ничего». Он прекрасно всё видит и столь же прекрасно всё понимает. И всё это не идет у него из головы. И вскоре за чаем он решительно предлагает жене избавиться от «туманности и неопределенности».
