Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том шестой. Романы и повести
— Эта история мне понравилась, — сказала Луиза, когда старик умолк. — Хотя рассказ взят из обыденной жизни, он все же не кажется мне обыкновенным. Ибо, сверившись с собственным опытом и понаблюдав за другими, мы невольно убеждаемся, как редко мы отказываем себе в том или ином: желании по собственному побуждению, чаще всего нас принуждают к тому внешние обстоятельства.
— Я хотел бы, — сказал Карл, — чтобы нам вовсе не приходилось в чем-то себе отказывать за полным незнанием чего-либо, чем мы не могли бы обладать. Но, к сожалению, мир так тесен: все засажено и засеяно, все деревья увешаны плодами, так что нам остается только прогуливаться под ними, довольствуясь их тенью и не помышляя о лучших наслаждениях.
— Позвольте же нам, — обратилась Луиза к старику, — дослушать вашу историю.
Старик. Сказать по правде, она уже окончена.
Луиза. Как развивались события, мы слыхали, но нам хотелось бы выслушать и заключение.
Старик. Вы правильно отличаете смысл рассказа от его развязки, но раз уж вас интересует судьба моего друга, я коротко расскажу и то, что произошло с ним в дальнейшем.
Избавившись от гнетущего бремени совершенного им проступка, Фердинанд не без некоторого самодовольства стал помышлять о предстоящем ему счастье и с нетерпением ожидать возвращения Оттилии, чтобы с ней объясниться и точно сдержать данное ей слово. Она приехала вместе с родителями; он поспешил с нею увидеться и нашел ее более красивой и веселой, чем когда-либо. Как хотелось ему поговорить с нею наедине и поведать ей свои замыслы! И желанный час наступил: со всем восторгом и нежностью влюбленного он рассказал ей о своих надеждах, о радостях близкого счастья и о желании разделить его с нею. Но как же он был удивлен, как расстроен, когда она отнеслась к его словам легкомысленно, можно сказать, даже насмешливо. Она довольно язвительно подшучивала над той пустошью, которую он себе выискал, и над смехотворной ролью, которую предстоит им разыгрывать под соломенной кровлей в качестве пастуха и пастушки, и так далее, и тому подобное.
Оскорбленный и рассерженный ее поведением, он замкнулся в себе, и пыл его сердца на мгновение явно поубавился. Она была к нему несправедлива, и он тут же начал замечать в ней недостатки, которые раньше ему не открывались. Да и не требовалось особенной зоркости, чтобы заметить, что так называемый кузен, с нею вместе приехавший, успел привлечь к себе ее внимание и приобрести значительную долю ее расположения.
Несмотря на нестерпимую боль, какую испытывал Фердинанд, он все же взял себя в руки, и ему показалось, что, однажды пересилив себя, он сможет сделать это и во второй раз. Он часто видался с Оттилией и заставлял себя зорко наблюдать за ней; он старался быть ласковым, даже нежным с нею, и так же вела себя и она, но ее прелести потеряли былую власть над ним, и очень скоро он почувствовал, что у нее мало что шло от сердца: она могла быть холодна и нежна, очаровательна и отталкивающа, обходительна и капризна, как ей заблагорассудится. Душа Фердинанда все более освобождалась от ее чар, и вот он решился порвать и последние нити, которые его к ней еще привязывали.
Эта операция оказалась, однако, более мучительной, чем он предполагал. В один прекрасный день он застал ее одну и набрался духу напомнить ей о данном ею слове и вызвать в ее памяти те мгновенья, когда они оба, охваченные нежным чувством, уговорились касательно их будущей жизни. Она была с ним ласкова, можно сказать, даже неясна; смягчился и он и вновь пожелал на краткий миг, чтобы все сложилось иначе, чем он вообразил. Но он тут же взял себя в руки и спокойно, с любовью поведал ей план переустройства всей своей жизни. Она, казалось, радостно с ним согласилась и только слегка сожалела, что брак их по этой причине придется надолго отложить. Она дала ему понять, что не имеет ни малейшей охоты покинуть город, и выразила надежду, что, проработав несколько лет в тех отдаленных местах, он сможет занять выдающееся положение среди своих теперешних сограждан. Она недвусмысленно намекнула, чего ждет от него в будущем: он-де должен превзойти своего отца и добиться еще большего почета и богатства.
Слишком ясно почувствовал Фердинанд, что от подобного союза счастья ждать не приходится, и все же нелегко дался ему отказ от этой обольстительной девушки. Быть может, он еще долго пребывал бы в нерешительности, если б не этот кузен, выказывавший в обращении с Оттилией чрезмерную интимность. Фердинанд написал ей письмо, в котором еще раз ее заверял, что она его осчастливит, если последует за ним к месту его назначения, но что он не считает разумным для них обоих тешить себя надеждой на далекое будущее и связать себя словом на неопределенное время.
Он все еще желал благоприятного ответа на свое письмо, однако ответ был не таким, какой могло бы одобрить его сердце, но тем более таковой одобрял его разум. Оттилия в весьма изящных выражениях возвращала ему его слово, не вполне отпуская от себя его сердце; в таком же роде говорила записка и об ее чувствах; по смыслу она оставалась с ним еще связанной, но по слову уже свободной.
Зачем мне вдаваться в подробности? Фердинанд поспешил уехать в любезные ему тихие края; все устроилось, как он задумал; он был прилежен и аккуратен, тем более что добрая простая девушка осчастливила его, став его женой, а старый дядюшка делал все, чтобы обеспечить в его доме прочный достаток и уют.
Я познакомился с Фердинандом гораздо позже, когда он был уже окружен многочисленной дружной семьей. Он сам рассказал мне свою историю, и как бывает с людьми, с которыми в юности случилось что-то значительное, так и в нем эта история запечатлелась столь глубоко, что оказала большое влияние на всю его жизнь. Даже будучи зрелым мужем и отцом семейства, он нередко отказывал себе в том, что могло бы доставить ему удовольствие, лишь для того, чтобы не разучиться применять столь высокую добродетель, да и все воспитание его детей до известной степени было основано на том, чтобы они в любую минуту умели в чем-то себе отказать.
Так он — чего я в душе не мог одобрить — запретил за столом одному из мальчиков отведать любимое блюдо. Но мальчик, к моему удивлению, сохранил веселое настроение, словно бы ничего не случилось.
Бывало, что и старшие дети по собственному почину отказывались от редких плодов или другого отменного лакомства, зато отец в остальном позволял им, можно сказать, что угодно, и в его доме, чередуясь, царили послушание и непослушание. Казалось, все прочее было ему безразлично: он предоставлял своим детям почти ничем не обузданного свободу, но иногда, примерно раз в неделю, ему приходило в голову, что все должно делаться минута в минуту; тотчас же с самого утра сверялись часы, каждый получал свой урок на лень, дела и развлечения подчинялись строгому расписанию, никто не смел опоздать ни на секунду. Я бы мог часами рассказывать о его беседах со мной касательно его системы воспитания. Он подшучивал надо мною, католическим священником, и над моими обетами и утверждал, что, собственно, каждый человек должен вменить в долг себе обет воздержания, а другим — обет послушания, но не для того, чтобы неизменно соблюдать его, а чтобы руководствоваться км в надлежащее время.
Баронесса с некоторыми оговорками признала, что в общем-то друг священника был прав. Ведь и в государстве дела вершатся исполнительной властью и от законодательной власти, сколь ни была бы она разумна, государству не будет пользы, если власть исполнительная окажется недостаточно сильной.
Луиза вдруг бросилась к окну, услыхав, как во двор въехал Фридрих. Она поспешила ему навстречу и тут же вместе с ним вернулась в комнату. Вид у Фридриха был бодрый и веселый, хоть он и насмотрелся страшных картин людских горестей и непоправимых опустошений. Вместе того чтобы подробнее рассказать о пожаре, не пощадившем дома их тетушки, он возвестил не без гордости, что его предположение подтвердилось: тетушкино бюро сгорело в тот самый час, когда в здешнем образовалась эта страшная трещина.
— В миг, когда огонь уже подбирался к той самой комнате, — рассказывал он, — управляющему еще удалось спасти часы, стоявшие на бюро. При переноске в их механизме что-то сдвинулось, и часовые стрелки точно остановились на половине двенадцатого. Так что по времени, по крайней мере, эти два события полностью совпали.
Баронесса улыбнулась; учитель заявил, что, если две вещи совпадают, это еще ничего не говорит об их взаимосвязи. Луизе, напротив, понравилась мысль о существующей связи этих явлений, тем более что она получила утешительные вести о ее женихе, что дало лишний повод для свободной игры воображения.
— Не можете ли вы, — обратился Карл к старику, — рассказать нам какую-нибудь сказку? Сила воображения — вещь, конечно, прекрасная, но я не люблю, когда фантазия привносится в реальную жизнь; воздушные создания сказки милы нам, как существа совсем особого рода, но когда их сопрягают с действительностью, это нередко порождает чудовищ, вступающих в противоречие с разумом и здравым смыслом. Мне думается, воображение не должно цепляться за предметы в не должно их нам навязывать, ему следует, создавая произведения искусства, играть, подобно музыке, на нас же самих, приводить в движение наши сокровенные чувства, да так, чтобы мы позабыли, что существует что-то вне нас, вызывающее все наши волнения.
